Брак по расчету

    -- Раньше, граждане, было куда как проще,-- сказал Григорий Иванович.--
    А которые женихи -- тем все было как на ладони. Вот, скажем, невеста, вот ее мама, а вот-- приданое. А если приданое, то опять- таки какое это приданое: деньгами или, может быть домик на фундаменте.
     Ежели деньгами -- благородный родитель oбъявляет сумму. А ежели домик на фундаменте, то опять- таки иная речь -- какой это домик? Может, деревянный, а может, он и каменный. Все видно, все понятно, и нету никакой фальши.
     Ну, а теперь? Нуте-ка, сунься теперь, который жених -- не разбери-бери! Потому что у теперешнего родителя привычки такой нет -- давать деньгами. А которые женихи на имущество ориентируются -- еще того хуже.
     Скажем, недвижимое имущество -- висит шуба на вешалке. Ну, висит и висит. Месяц висит и два висит. Каждый день, например, ее можно видеть и руками щупать, а как до дела, то шубу эту, не угодно ли, комнатный жилец повесил и вовсе она не невестина. Или перина. Глядишь -- перина, а ляжешь на нее -- она пером набита.
     Вот вам и имущество! С таким имуществом крови больше испортишь.
     Ах, чего только не делается на свете -- не разбери-бери!
     Я старый революционер с десятого года, во всех партиях перебывал, и то у меня голова кругом и не разбираюсь.
     Только и есть одно -- которые невесты служат. У тех без обмана: ставка, разряд, категория... Но и тут обмишуриться можно.
     Мне вот понравилась одна. Перемигнулись. Познакомились. Тары да бары, где, говорю, служите, сколько получаете? Дескать, разряд ваш и ставка?
     -- Служу,-- говорит,-- на складе. Ставка такая-то.
     -- Ну,-- говорю,-- мерси и отлично. Вы, говорю, мне нравитесь. И разряд ваш симпатичный, и ставка ничего себе. Будем знакомы.
     Стали мы с ней кинематографы посещать. Плачу я. Посещали неделю или две -- ультиматум ей ставлю: вводите, говорю, в дом.
     Ввела в дом. Ну, конечно, в доме старушка мамочка. Папашка -- этакий старый революционер. Дочь -- невеста, и при ней я -- жених вроде бы.
     Дальше -- больше. Хожу к ним в гости и приглядываюсь. С мамашей на философские темы разговариваю: дескать, как им живется, не туго ли? Не придется ли, оборони создатель, помогать?
     -- Нет,-- отвечает,-- насчет помощи нам не надо. А что до приданого, не совру,-- приданого нету. Хотя бельишко и полдюжины ложек можно отсыпать.
     -- Ах,-- говорю,-- старушка, божий цветочек! Полдюжины или вся дюжина --
     там видно будет. Стоит ли об этом говорить раньше времени. Мне, говорю, ваша дочка
     и так нравится -- все-таки разряд пятнадцатый, льготы, талоны... Это мне вроде бы
     приданое.
     Ну, старушка, божий цветочек,-- в слезы. И папочка, старый революционер,
     прослезился.
     -- Что ж,-- говорит,-- женись, милый, если так.
     Ну, обручение. Разговоры. Вздохи.
     А старушка, божий цветочек, насчет церкви намекает. Не плохо бы, дескать, в церкви окрутиться. А я говорю:
     -- Окрутимся и так. Я, говорю, старый революционер. Не дожидаясь чистки,
     ушел из партии. Не могу идти против своей совести. Не настаивайте.
     Поплакала старушка. И папаша, старый революционер, прослезился. Однако соглашаются.
     Женились мы.
     По утрам молодая, красивая супруга отбывает на службу, а в четыре -- назад возвращается, А в руках у ей сверток.
     Ну, конечно, снова нежные речи -- дескать, вставай, Гриша, пролежни пролежишь.
     И опять слезы счастья и медовый месяц.
     И вот длится эта дискуссия два месяца по новому стилю.
     Но только однажды приходит молодая, красивая супруга без свертка и вроде --
     рыдает.
     -- О чем,-- говорю,-- рыдаете, не потеряли ли свертка, оборони создатель?
     -- Да нет,-- говорит,-- что значит сверток? Уволили меня по сокращению.
     -- Да что вы,-- говорю,-- помилуйте!
     -- Да,-- говорит.
     -- Позвольте,-- говорю,-- я от вас приданого не требую, но, говорю, я
     на службу ориентировался.
     А молодая супруга неутешна.
     -- Да,-- говорит,-- уволили, как замужнюю.
     -- Помилуйте,-- говорю,-- да я сам на вашу службу пойду, объяснюсь.
     Это немыслимо.
     И вот надел я поскорее штаны и вышел.
     Прихожу. Заведующий -- этакий старый революционер с бородкой.
     Я ему, подлецу, объясняю всю подноготную, а он уперся и говорит: ничего
     не знаю. Я ему про приданое, а он говорит -- в семейные дела не касаюсь.
     Я говорю:
     -- Я тоже старый революционер, с пятого года. А он из помещения просит
     честью. Попрощался с ним и -- домой. Прихожу. Супруга сидит и не плачет.
     -- Что ж,-- говорю,-- плакать перестали! Я, говорю, на вас женился, а вы сокращаетесь?
     Беру ее за руку, и идем к мамаше.
     -- Спасибо,-- говорю,-- за одолжение. Думаете, дюжину ложек дали, и баста?
     Ну, старушка, божий цветочек,-- в слезы. И папаша, старый революционер, прослезился.
     -- Все,-- говорит,-- от бога. Может, говорит, и так проживете.
     Хотел я папашке за это по роже съездить, да воздержался. Еще, думаю, в суд, стерва, подаст.
     Плюнул я другу в жилетку и вышел...
     А теперь я развелся и ищу невесту...