Человек с испорченными часами
Усевшись поудобней в кресло, он посмотрел на меня и, удовлетворенный, сказал:
- Вот вы какой.
- Да, - скромно улыбнулся я.
- Давно пишете?
- Четыре года.
- Ого! А я тоже думаю: дай-ка что-нибудь напишу!
- Написали? - полюбопытствовал я.
- Написал. Принес. Хочу у вас напечатать.
- Раньше писали?
- Нет. Другим голова была занята. А нынче с делами управился, жену в имение отослал, - ну, знаете ли, скучно. Э, думаю, попробую-ка что-нибудь написать! Вот написал и притащил. Хе-хе! Почитайте новоявленного Байрона. - Хорошо-с. Одну минуту... кончу корректуру, и тогда к вашим услугам. Это был длинноносый немолодой человек, в черном сюртуке и с бриллиантом на худом узловатом пальце. Он осмотрел свои ноги и, улыбнувшись, сказал: - А приятно, когда везет. - Кому? - Да вот, например, вам. Пишете, зарабатываете деньги, вас читают. - Трудно писать, - рассеянно сказал я. - Ну, как вам сказать. Я, например, сел, и у меня как-то это сразу вышло. Я отодвинул неоконченную корректуру и сказал: - Где ваша рукопись? - Вот она. Условия: пятнадцать копеек строка. А за следующие вещи - по соглашению. За дебют можно подешевле. - Ладно. Ответ через две недели. Я бросил косой взгляд на начало лежавшей передо мной рукописи и сказал: - Кстати, нельзя писать: "Солнце сияло на закате небосклона". - Ну, ничего, - добродушно усмехнулся он. - Исправите. Это первые шаги. Ну, я пойду. Не буду отнимать у себя и у вас драгоценное время. Он вынул часы, взглянул на них и сказал с досадой: - Вот анафемические! Опять стали. - Испортились? - спросил я. - Да, давал чинить - ничего не выходит. - Да уж эти часовые мастера! Позвольте, я посмотрю их. Может быть, что-нибудь можно с ними сделать. Он удивленно посмотрел на меня. - А вы и часы можете починить? - Отчего же... Пустяки. Я взял протянутые им часы, открыл заднюю крышку и стал внимательно разглядывать комбинацию колесиков и пружин. - Ну-с... попробуем. Я взял перочинный ножик и ковырнул механизм. Два колесика отскочили и упали на письменный стол. - Ага! - удовлетворенно сказал я. - Ишь ты, подлые. Нащупав пальцем тонкую, как паутина, спираль, я подцепил ее ногтем и, размотав, вытащил. Заодно вынул и два каких-то молоточка, соединенных дужкой. - Ну, что? - спросил писатель, с недоумением следя за моей работой. - Да, что ж! - пожал плечами, выковыривая из футляра последние остатки механизма. - Часы как часы. Тут столько всякого напутано, что сам черт не поймет! Он вскочил, бросил растерянный взгляд на выпотрошенные часы и вскричал: - Да, вы-то сами... понимаете ли что-нибудь в часах? - Как вам сказать... Скорее не понимаю, чем понимаю. - И вы никогда не занимались часовым делом? - Откровенно говоря, нет. Вот только сейчас... немножко. Он заревел, собирая в опустевшие часы все свои колесики, пружинки и молоточки: - Так какого же вы дьявола, ни черта не смысля, беретесь не за свое дело? Заревел и я: - А вы-то тоже! Какого дьявола взялись за литературу, ни черта в ней не смысля? Что ж, по-вашему, починять часы труднее, чем написать хорошее литературное произведение? Потом мы оба сразу остыли. Он засмеялся и сказал: - Ну, черт с ними! Если эта моя вещица не подойдет, принесу другую. - Ладно! - согласился я. - Если еще будут у вас часики, притащите и их. Может быть, мы оба в конце концов научимся.