Ёж

    Раз я шёл по берегу нашего ручья и под кустом заметил ежа; он тоже заметил меня, свернулся и затукал: тук-тук-тук. Очень похоже было, как если бы вдали шёл автомобиль. Я прикоснулся к нему кончиком сапога; он страшно фыркнул и поддал своими иголками в сапог.
    – А, ты так со мной! – сказал я. И кончиком сапога спихнул его в ручей. Мгновенно ёж развернулся в воде и поплыл к берегу, как маленькая свинья, только вместо щетины на спине были иголки. Я взял палочку, скатил ею ежа в свою шляпу и понёс домой.
    Мышей у меня было много, я слышал – ёжик их ловит, и решил: пусть он живёт у меня и ловит мышей…
    Так, положил я этот колючий комок посреди пола и сел писать, а сам уголком глаза всё смотрю на ежа. Недолго он лежал неподвижно: как только я затих у стола, ёжик развернулся, огляделся, туда попробовал идти, сюда и выбрал наконец место под кроватью и там совершенно затих.
    Когда стемнело, я зажёг лампу, и – здравствуйте! – ёжик выбежал из-под кровати. Он, конечно, подумал на лампу, что это луна взошла в лесу: при луне ежи любят бегать по лесным полянкам. И так он пустился бегать по комнате, представляя, что это лесная полянка. Я взял трубку, закурил и пустил возле луны облачко. Стало совсем как в лесу: и луна, и облака, а ноги мои были как стволы деревьев и, наверное, очень нравилось ежу, он так и шнырял между ними, понюхивая и почёсывая иголками задник у моих сапог. Прочитав газету, я уронил её на пол, перешёл в кровать и уснул. Сплю я всегда очень чутко. Слышу – какой-то шелест у меня в комнате, чиркнул спичкой, зажёг свечу и только заметил, как ёж мелькнул под кровать. А газета лежала уже не возле стола, а посредине комнаты. Так я оставил и гореть свечу и сам не сплю, раздумывая: «Зачем это ёжику газета понадобилась?» Скоро мой жилец выбежал из-под кровати и прямо к газете, завертелся возле неё, шумел, шумел и наконец ухитрился: надел себе как-то на колючки уголок газеты и потащил её, огромную, в угол. Тут я и понял его: газета ему была как в лесу сухая листва, он тащил её себе для гнезда, и оказалась, правда: в скором времени ёж весь обернулся газетой и сделал себе из неё настоящее гнездо. Кончив это важное дело, он вышел из своего жилища и остановился против кровати, разглядывая свечку-луну. Я подпустил облака и спрашиваю:
     – Что тебе ещё надо?
    Ёжик не испугался.
    – Пить хочешь?
    Я встал. Ёжик не бежит. Взял я тарелку, поставил на пол, принёс ведро с водой, и то налью воды на тарелку, то опять вылью в ведро, и так шумлю, будто это ручеёк поплёскивает.
    – Ну, иди, иди, – говорю, – видишь, я для тебя и луну устроил, и облака пустил, и вот тебе вода.
    Смотрю: будто двинулся вперёд. А я тоже немного подвинул к нему своё озеро. Он двинется – и я двину, да так и сошлись.
    Он и залакал.
    А я так легонько по колючкам провёл, будто погладил, и всё приговариваю:
    – Хороший ты малый, хороший!
    Напился ёж, я говорю:
    – Давай спать.
    Лёг я и задул свечу.
    Вот не знаю, сколько я спал, слышу; опять у меня в комнате работа. Зажигаю свечу – и что же вы думаете? Ёжик бежит по комнате, а на колючках у него яблоко. Прибежал в гнездо, сложил его там и за другим бежит в уголок, а в углу стоял мешок с яблоками и завалился. Вот ёж подбежал, свернулся около яблок, дёрнулся и опять бежит, на колючках другое яблоко тащит в гнездо.
    Так вот и устроился у меня ёжик. А сейчас я, как чай пить, непременно его к себе на стол и то молока ему налью на блюдечко – выпьет, то булочки дам – съест.