Стакан

    Тут недавно один знаменитый человек - маляр Иван Антонович Блохин -
    скончался
     от болезни. А вдова его, средних лет дамочка, Марья Васильевна Блохина, на сороковой
     день, небольшой пикничок устроила.
     И меня пригласила.
     -- Приходите;-- говорит,-- помянуть дорогого покойника чем бог послал. Курей и жареных утей у нас, говорит, не будет, а паштетов тоже не предвидится. Но чаю хлебайте сколько угодно, вволю и даже можете с собой домой брать.
     Я говорю:
     -- В чае хотя интерес не большой, но прийти можно. Иван Антонович Блохин
     довольно, говорю, добродушно ко мне относился и даже бесплатно потолок побелил.
     -- Ну,-- говорит,-- приходите тем более.
     В четверг я и пошел.
     А народу приперлось множество. Родственники всякие. Деверь тоже, Петр
     Антонович Блохин.
     Ядовитый такой мужчина со стоячими кверху усиками. Против арбуза сел. И только
     у него, знаете, и интересу, что арбуз отрезает перочинным ножом и кушает.
     А я выкушал один стакашек чаю, и неохота мне больше. Душа, знаете, не принимает.
     Да и вообще чаишко неважный, надо сказать,-- шваброй малость отзывает. И взял я стакашек и отложил к черту в сторону.
     Да маленько неаккуратно отложил. Сахарница тут стояла. Об эту сахарницу я
     прибор и кокнул, об ручку. А стакашек, будь он проклят, возьми и трещину дай.
     Я думал, не заметят. Заметили, дьяволы.
     Вдова отвечает:
     -- Никак, батюшка, стакан тюкнули?
     Я говорю:
     -- Пустяки, Марья Васильевна Блохина. Еще продержится.
     А деверь нажрался арбуза и отвечает:
     -- То есть как это пустяки? Хорошие пустяки. Вдова их в гости приглашает,
     а они у вдовы предметы тюкают.
     А Марья Васильевна осматривает стакан и все больше расстраивается.
     -- Это,-- говорит,-- чистое разорение в хозяйстве -- стаканы бить. Это,
     говорит, один -- стакан тюкнет, другой -- крантик у самовара начисто оторвет,
     третий -- салфетку в карман сунет. Это что ж и будет такое?
     А деверь, паразит, отвечает:
     -- Об чем, говорит, речь. Таким, говорит, гостям прямо морды надо арбузом
     разбивать.
     Ничего я на это не ответил. Только побледнел ужасно и говорю:
     -- Мне, говорю, товарищ деверь, довольно обидно про морду слушать.
     Я, говорю, товарищ деверь, родной матери не позволю морду мне арбузом
     разбивать.
     И вообще, говорю, чай у вас шваброй пахнет. Тоже, говорю, приглашение. Вам,
     говорю, чертям, три стакана и одну кружку разбить -- и то мало.
     Тут шум, конечно, поднялся, грохот. Деверь наибольше других колбасится.
     Съеденный арбуз ему, что ли, в голову бросился.
     И вдова тоже трясется мелко от ярости.
     -- У меня,-- говорит,-- привычки такой нету -- швабры в чай ложить.
     Может, это вы дома ложите, а после на людей тень наводите. Маляр, говорит, Иван Антонович в гробе, наверное, повертывается от этих тяжелых слов... Я, говорит, щучий сын, не оставлю вас так после всего этого.
     Ничего я на это не ответил, только говорю:
     -- Тьфу на всех, и на деверя, - говорю, - тьфу.
     И поскорее вышел.
     Через две недели после этого факта повестку в суд получаю по делу Блохиной.
     Являюсь и удивляюсь. Нарсудья дело рассматривает и говорит:
     -- Нынче, говорит, все суды такими делами закрючены, а тут еще не
     угодно ли. Платите, говорит, этой гражданке двугривенный и очищайте
     воздух в камере.
     Я говорю:
     -- Я платить не отказываюсь, а только пущай мне этот треснувший стакан
     отдадут из принципа.
     Вдова говорит:
     -- Подавись этим стаканом. Бери его.
     На другой день, знаете, ихний дворник Семен приносит стакан. И еще нарочно
     в трех местах треснувший.
     Ничего я на это не сказал, только говорю:
     -- Передай, говорю, своим сволочам, что я их по судам затаскаю.
     Потому, действительно, когда характер мой задет,-- я могу до трибунала дойти.