Отзывы о рассказе бунина косцы

Писатель в эмиграции обращается к прошлому и создает его в преображенном виде. О том, как велика тяга писателя к соотечественникам, как глубока его любовь к России, свидетельствует его рассказ «Косцы» , где речь идет о рязанских крестьянах, их вдохновенном труде, берущем за душу пении во время сенокоса на орловской земле. В рассказе «Косцы» главная прелесть для него не только в крестьянах и их дивном пении: «Прелесть была в том, что все мы были дети своей родины и были все вместе и всем нам было хорошо, спокойно и любовно без ясного понимания своих чувств, ибо их и не надо, не должно понимать, когда они есть. И еще в том была (уже не сознаваемая нами тогда) прелесть, что эта родина, этот наш общий дом была – Россия, и что только ее душа могла петь так, как пели косцы в этом откликающемся на каждый их вздох березовом лесу» . Необходимо особо отметить, что все произведения Бунина эмигрантского периода за очень редким исключением построены на русском материале. Писатель вспоминал на чужбине Родину, ее поля и деревни, крестьян и дворян, ее природу. Бунин прекрасно знал русского мужика и русского дворянина, у него был богатый запас наблюдений и воспоминаний о России. Он не мог писать о чуждом ему Западе и никогда не обрел второй родины во Франции. Бунин остается верен классическим традициям русской литературы и продолжает их в своем творчестве, пытаясь решить вечные вопросы о смысле жизни, о любви, о будущем всего мира. Как и прежде, он сдвигает жизнь и смерть, радость и ужас надежду и отчаяние. Но никогда ранее не выступало с такой обостренностью в его произведениях ощущение бренности и обречённости всего сущего – красоты, счастья, славы, могущества. Созерцая ток времени, гибель далёких цивилизаций, исчезновение царств («Город Царя Царей» , 1924), Бунин словно испытывает болезненное успокоение, временное утоление своего горя. Но философские и исторические экскурсы и параллели не спасали. Бунин не мог оставить мыслей о России. В эмиграции не только не прервалась внутренняя связь Бунина с Россией, но и ещё более обострилась любовь к родной земле и страшное чувство потери дома. Россия навсегда останется не только «материалом» , но и сердцем бунинского творчества. Только теперь Россия полностью отойдёт в мир воспоминаний, будет воссоздаваться памятью. Как бы далеко от неё он ни жил, Россия была неотторжима от него. Однако это была отодвинутая Россия, не та, что раньше начиналась за окном, выходящим в сад; она была и словно не была, всё в ней встало под вопрос и испытание. В ответ на боль и сомнение в образе России стало яснее проступать то русское, что не могло исчезнуть и должно было идти из прошлого дальше. Иногда, под влиянием особо тяжёлого чувства разрыва с родиной, Бунин приходил к настоящему сгущению времени, которое обращалось в тучу, откуда шли озаряющие мысли, хотя горизонт оставался беспросветен. Но сгущение времени далеко не всегда приводило во мрак. Напротив, Бунин стал видеть, ища надежды и опоры в отодвинутой им России, больше непрерывного и растущего, чем, может быть, раньше, когда оно казалось ему само собой разумеющимся и не нуждалось в утверждении. Теперь, как бы освобождённые разлукой от застенчивости, у него вырвались слова, которых он раньше не произносил, держал про себя, – и вылились они ровно, свободно и прозрачно. Трудно представить себе, например, что-нибудь более просветлённое, чем его «Косцы» (1921 г.) . Это рассказ тоже с взглядом издалека и на что-то само по себе будто малозначительное: идут в берёзовом лесу пришлые на Орловщину рязанские косцы, косят и поют. Но опять-таки Бунину удалось разглядеть в одном моменте безмерное и далёкое, со всей Россией связанное; небольшое пространство заполнилось, и получился не рассказ, а светлое озеро, в котором отражается великий град. Мыслью о трагической судьбе России подсвечено с большей или меньшей силой все бунинское творчество эмигрантской поры.