Дипломная работа: Чаадаев — Герцен — Достоевский
Диалогведетсянаширокомплацдармеоценкицелыхэпохискусствавихотношениикчеловеку. Так, Чаадаевотвергает «поклонение»античномуискусству, видявгреческойскульптуре, впоэзииГомера «апофеозматерии», «земли», «гибельныйгероизмстрастей», «грязныйидеалкрасоты» — словом, возведение «низшейсферыдуховногобытия» «науровеньвысшихпомысловчеловека» (Ч I, 420—421, 430—431). Герцен, обращаяськобразуОдиссея, интерпретируетсюжетегоблужданийвпротивоположномсмысловомиэмоциональномключе — какмужественный, проходящийчерезлишения, потеричеловеческийпоискистинысамойжизни, ведущийк «спасению» — восознанномдеяниина «земле» (III, 67).
Акакразнонаправленнапоэтическаятрактовкаоппонентамибиблейскихобразовисюжетов! ЧаадаевсоздаетмонументальныепортретыМоисеяиДавида, художественнообъемные, убедительныевсвоейчеловеческоймногогранностиипротиворечивости, авместестемподсвечиваетихромантическимореолом, подобающиморудиям «высшегозакона». Герценуже, кпримеру, излюбленныймотивжертвоприношенияАвраамапозволяетассоциативнопередатьиную, земнуюромантику — беззаветногоростасамогочеловеческогодуха, экзистенциальнуюглубинупереживанияличностьюдраматическогопереломавубеждениях (отказаотверывбессмертиедуши), кровное «выстрадывание»новойправды, готовностьпожертвоватьсамымдорогимнапутикней.
Заметим, чтонепосредственностьисилупафосаэтойновойправдыощущалинетольколюдиблизкогоавторукругаидейинастроений (какВ. П. Боткин, назвавшийначало «Буддизма» «героическойсимфонией». ПоэтомуповодуГерценвзаписиот 4.02.43 отметил, чтописалего «всамомделесогнемивдохновением»: «Тутмояпоэзия, уменявопроснаукисочлененсовсемисоциальнымивопросами. Яинымисловамимогувысказатьтут, чемгрудьполна»; II, 265). О «жизненности»российскойфилософскойпрозыГерценаписалемузаграницуиоппонентврассматриваемомдиалоге — Чаадаев (XI, 532).
Впрочем, илирическийзарядегособственнойстрастноймыслидостигаетпоройогромнойсилы. Так, незабываемыстроки «Письма II» онестерпимомдлягуманистарабстве, пропитывающемвРоссиивсё, «вплотьдовоздухадлядыхания, вплотьдопочвыподногами»: «Этирабы, которыеВамприслуживают, развенеонисоставляютокружающуюВасатмосферу? Этиборозды, которыевпотелицавзрылидругиерабы, развеэтонетапочва, котораяВасносит? Исколькоразличныхсторон, сколькоужасовзаключаетвсебеоднослово: раб! Вотзаколдованныйкруг, внемвсемыгибнем, бессильныевыйтиизнего. Вотпроклятаядействительность, онеемывсеразбиваемся. Вотчтопревращаетунасвничтосамыеблагородныеусилия, самыевеликодушныепорывы. Вотчтопарализуетволювсехнас <...> Гдечеловек, стольсильный, чтобыввечномпротиворечииссамимсобою, постояннодумаяодноипоступаяпо-другому, неопротивелсамомусебе?»(Ч I, 346).
Нанашихглазахгорчайшиераздумьяфилософа-поэтанад «заколдованнымкругом» «проклятойдействительности»теряютсверхземнуюпроекцию. Пронзительныеинвективыпротивпорабощенияиискаженияличностидостигаютвысшейостротыреальногожизненногодраматизма. ЭтотлирическийшедеврвпублицистикеЧаадаевавыводитнаснепосредственнокэстетическойсердцевинесегодняшнейтемы. Мывидим, какнакал «суровой»поэтическойстрастиизменяетконцепциюличностивсознанииписателя. Онапредстаетздесьбезвсякойромантическойподсветки, вбезысходныхвнутреннихпротиворечиях, порождаемыхнепрерывнообщей «почвой»античеловечныхсоциальныхотношений. Проникновеннаяпсихологическаяправдаисповедисообщает, такимобразом, мыслифилософановуюглубину, трезвостьанализамеханизмоввоздействияналичностьвсегожизненногостроя, ломающегосилуеенравственногосопротивления. Этиобобщения-инвективы 1830 годапредвосхищаливедущиеидеицелойнаступающейполосыврусскойреалистическойкритике, даивсамойлитературе, напротяжениидесятилетийнеуклонноизображавшейзатемтрагедию «благородной»личности, опустошаемой, превращаемой «силойвещей»в «лишнегочеловека».
4
Нопокахудожественнаяинтуициямыслителяпосылаетсвоиимпульсыпрозренийочеловекевбудущее, жизньразвиваетинепосредственноинтересующийнасфилософскийдиалогосоотношенииличностисисторией. СпереездомГерценанаЗападегоспорс «устаревшей»онтологиейЧаадаеваполучаетвыходнапростороткрытогообсуждения. Спервыхжебесцензурныхпубликацийоразвитиирусскойпередовоймысли — эссе «La Russie» (1849), книжки «Du dйveloppement des idйes rйvolutionnaires en Russie» (1851) — онзаявляетосвоемнесогласиисмрачнымиисториософскимиитогамиФПотносительно «мертвенногозастоя»встране: «Заключение»философа «невыдерживаетникакойкритики». Авследзатемзнаменательнодобавляет: «...своезначение»ФП «сохраняютблагодарялиризмусуровогонегодования, котороепотрясаетдушу» (VII, 221—223, 230). Самактбеззаветногобесстрашияличности, скорбноеигневноечаадаевскоесловоотрицанияофициальнойРоссии, пробудившеесознаниеобществаотавтоматизманиколаевскогозастойногобезмыслия, становится, такимобразом, осязаемымчеловеческимаргументомвпользупозицииГерцена, впользуреальностиперспективисторическогоразвитиястраны, утверждаемыхим. Иудесятеряетубедительностьэтогоаргументасилаегохудожественного, лирическогопафоса.
Думается, всесказанноепозволитхотьвкакой-томереощутитьсложностьтогопарадоксальногоузлапсихологических, философских, творческихсцеплений-отталкиваний, которыйсвязывалдвухмыслителей (итребуетвсвоейсовокупностиотдельныхисследований). СэтимнепростымфономстоитсоотнестипримечательныесловавписьмеГерценакмосковскимдрузьямот 27.09.49. Отправляяимкорректурныелисты «Vom andern Ufer» (кудавходиларанняяредакция «La Russie»), онпросил «показатьПетруЯковлевичу», «чтонаписанообнем [см. VI, 217—218], онскажет: “Да, яегоформировал, мойставленник”» (XXIII, 190). Укажунаоднуособенностьэтоговысказыванияврядумногих, выражавшихпочтительноеуважениеГерценакличностиЧаадаева, кегогражданскомупротесту, общественнойроли «предтечи»когортыдеятелей 40-хгодов. Приведеннаяфраза, относяськтексту, вкоторомвыраженонесогласиесчаадаевскимиисториософскимипрогнозами, утверждаетвместестем, чтоавторследуетЧаадаевувпониманиипатриотическогодолгапублициста — писатьтрезвуюинелицеприятнуюправдуоположениистраны. Самимсвоимпостроениемэтафразасливаетвоединодваголоса, проявляяотчетливомелодиюэстетическойтрадиции. (Впрочем, естьещеоднопризнаниеГерцена, построенноетожекакбыдвухголосноиутверждающеетворческуюпреемственностьотпублицистикиЧаадаева. Спустяпочтидвадцатилетие, 29.03.67, ГерценнапишетОгареву, одобряяформуоднойизстатейВ. И. Кельсиева: «“Mon йcole [мояшкола. — франц.]”, какговорилЧаадаевобомнеиГрановском»; XXIX, 73.)
Рольжесамого I ФПраскрываетсяидалеевтомжедиалогическомключевовсехработахГерценаоразвитииидейвРоссии. «Мрачныйпротест»одинокойличностипредстаетунеговсегдавобъемномосвещении: как «историческоесобытие», «точкапереломаобщественногомнения», анарядусэтим — внеизменном «несогласиисвоззрениемЧаадаева» (XV, 226), трансцендентнымвосновеиреальнобесперспективнымповыводам.
5
Разгромреволюции 1848 годаиполитическийопытвЕвропепоследующихлетнанеслирешительныйударпопросветительскимиллюзиям, втойилиинойформеприсущимсознаниювсехтреххудожников, — надеждамнаторжествовжизни «истины»кактаковой, «потомучтоонаистина» (XVI, 153). Духовнаядрамаобострилаихзрение, сделалабеспощаднеевразоблаченииразныхидеологическихиллюзий, внепредвзятомосмыслениикатастрофическогомира. Всетриконцепции «натуры»человекавеевзаимодействиисэтиммиромдолжныбылиусложняться, конкретизироваться.
ДляЧаадаеваэтобылигодыподведенияитогов. Ониотмечены, — впродолжающейсяполемикесославянофилами, — неукоснительножесткимутверждениемгубительнойролидлястраныичеловеческойличностиотечественного «восточногодеспотизма» — «светскойвласти, прошедшейшколумонголовиподдерживаемойрелигиознойвластью, неменееееревнующейобиспользованииэтогороковогонаследия» (Ч I, 561—563). Такаябескомпромиссностьбылаособеннознаменательнакакрезультатосмыслениямоментовсобственнойслабости, отдельныхнравственныхсрывоввпредшествующиегоды (случаеввыражения «покорности», тягик «покоюисмирению», всвязисэтим — дажехвалы «чистотеправославия»отмирскихзаботипр.).
Сэтимисуровымипублицистическимиобобщенияминаиболееблизкокорреспондируютпорезкостиэмоциональногонастроядвапроникновенныхлирическихтекста 50-хгодов: письмокГерценузаграницуот 26.07.51 иодинизсериипоздних «Отрывков» (№ 198) — мысленныйобвинительныймонолог-инвектива, обращенныйкнедругамизлагеряофициознойидеологии, авконечномсчете — ковсейокружающейсреде, к «мируижизни», которыми «задушены» «силыличности», «искаженегопутьмыслителя». «Выдумаете, чтолишьневиннаяшутка — бросатькамниподногимыслящегочеловека, чтобыонспоткнулся, чтобыонгрохнулсянамостовуювовесьростимогбыподнятьсялишьоблитыйгрязью, сразбитымлицом...» (Ч I, 498—499).
Вназванномжеполустраничномписьме, полномлюбви, благословлявшеммладшегодругананеутомимоеобличениероссийскогожизнеустройства, находитсвоеместовтораясторонаитоговогоприговорапрожитойжизни. Этострокигорькойисповеди — беспощадногосамоанализаличностивеереальныхтрагическихсвязяхсвременеминациональнойдействительностью. Принимаяобъективныйтонкакбыотстраненногоисследованиясобственногосоциально-психологическогофеномена, авторфиксируетвнутренниефакторысломахарактера — онивнедостаткеегосопротивлениядавящейсилеобстоятельств: «Этомучеловеку, кажется, сужденобылобытьпримеромнеугнетения, противкотороговосстаютлюди, — атого, котороеонисносятскаким-тотрогательнымумилениемикоторое, еслинеошибаюсь, поэтомусамомугораздопагубнеепервого» (XI, 532). Какаяпоистине «намереннозамороженная» (IX, 153) — итембольнееразящая — автоирониявзамечаниио «трогательномумилении»передуродующимдушувсесилиемпроизвола!
Герценомполитическийопытевропейскихреволюций 1848 годаиихразгромапереживалсянепосредственно, каккровный, личныйопыткаждогодня, ипретворялсяпогорячимследамвегоактивнейшемлирическомвоплощенииифилософскомосмыслении. Воссоздаваяв «ПисьмахизФранциииИталии», «Стогоберега»драматическийпутьпередовогорусскогочеловека — черезразочарованияитупики «духовногокризиса», внеутомимомпоискеновыхориентировдлястрастноймыслидемократаигуманиста, — писательоткрывалдлялитературыпрежденеизвестныепоэтическиевозможностиотраженияинтенсивнойинтеллектуальнойжизниличности — всовременнойбитвеидей, вмасштабномсопряжениичастногоиобщего, личныхколлизийивсемирно-историческихкатаклизмов (чтоподробноанализировалосьвмоихпрежнихработах10 ). Здесьважнолишьнапомнить, чтоопытполитическихпотрясений 1848 года, захватившихвсвойводоворотбольшиечеловеческиепласты, позволилГерценуболеедиалектически-конкретноосознатьисформулироватькардинальность (нопритомвариативность) взаимосвязейиндивидаиеговремени. Исходяитеперьизпредпосылкиодеятельнойприроделичности, онподчеркиваетнеоднозначностьвозможностейеесамоосуществления, историческихивнутренних: «Противодействие, возбуждаемоевчеловекеокружающим, — ответеголичностинавлияниесреды», — размышляетонв «Стогоберега». «Нравственнаянезависимостьчеловека — такаяженепреложнаяистинаидействительность, какегозависимостьотсреды, стоюразницей, чтоонаснейвобратномсоотношении: чембольшесознания, тембольшесамобытности; чемменьшесознания <...> тембольшесредапоглощаетлицо» (VI, 120).
Достоевский, какиГерцен (хотьипозже — поособенностямсудьбы), остроощущаетнеобходимостьвсеобъемлющеосмыслитьдуховнуюкатастрофураздавленнойвЕвропеидеисвободы. Прочувствовавличноторжество «стоглавойгидрымещанства»наЗападе, гдеонпобываллетом 1862 года, онвследзаГерценомрезюмируетв «Зимнихзаметках»пустотупрежних «святынь», надеждна «братство»: все «сбрендилоилопнуло, какмыльныйпузырь». Ипредельнозаостряетинвективы, прозвучавшиеужев «Стогоберега», «Концахиначалах», противбезыдеальногомираденежногомешка: «Свобода <...> Когдаможноделатьвсечтоугодно? Когдаимеешьмиллион». «Человекбезмиллионаестьнетот, которыйделаетвсёчтоугодно, атот, скоторымделаютвсёчтоугодно» (Д V, 78).
НонекоторыеопорныеориентирыдвижениямыслиГерценаиДостоевскогосущественноразнятся. Главныйводоразделпролегаетвпониманииролиразума, природыличности, акакследствие — вотношенииксоциализму. Длягерценовскогомировидения, освобождающегосяотсубъективистскихдогм, рольразумасталаещевесомее. Этоединственныйинструментпроникновенияличностивобъективныезаконыисториии, наихоснове, орудиеактивногосоциальногодействия. Этогармонизирующийцентрпротиворечивыхустремленийиндивида, обращающийегокбудущему, ксоциалистическомуидеалу. В 1856 годуГерцентакпояснялпушкинскийдевизсвоей «Полярнойзвезды» (далее — ПЗ) «Даздравствуетразум!»: «...