Дипломная работа: Трансформация образа трикстера в современной культуре
Раздел 1. Исследовательская литература
Трикстериада занимает в исследовательской литературе весьма заметное место. Но в исследовательской литературе основное внимание привлекала не она, а сам образ трикстера. Среди них наиболее важны Юнг, в своей работе «Архетипы и коллективное бессознательное» обозначивший образ трикстера как один из важнейших для личности архетипов, названный им «Тень». Радин в исследовании «Трикстер – мифы североамериканских индейцев» показывает, как повествования о мифологическом плуте переходит в сказку о животных. Леви-Стросс в своей работе «Культурная антропология» также рассматривает трикстера как плута, озорника. В статье «Структурное изучение мифа» французского этнографа-структуралиста Клода Леви-Строса миф является феноменом языка, проявляющимся на уровне мифем – больших конститутивных единиц, которые надо искать на уровне предложения. Если разбить миф на короткие предложения, то выделятся определенные функции и одновременно обнаружится, что мифемы имеют характер отношений (каждая функция приписана определенному субъекту).
Ю. И. Манин в работе "Мифологический плут по данным психологии и теории культуры» рассматривает его место в мифологическом мышлении как синкретического образа. В. И. Иванов и Топоров в работе «Славянские языковые моделирующие системы» указывают на присутствие у героя русских сказок черт трикстера.
Значительно реже предпринимались попытки рассмотреть структуру текстов, построенных на трюках (Г. Л. Пермяков «Проделки хитрецов». М., 1972; Е. А. Костюхин «Типы и формы животного эпоса» М., 1987), но и здесь трюк как особый фольклорный мотив или сюжет особого типа оставался в стороне.
Исключение составляют работы Е. М. Мелетинского, в которых трюк и фигура трикстера - одна из излюбленных тем. Ей посвящены специальные страницы во многих его статьях и почти во всех монографиях («Мифологический и сказочный эпос меланезийцев»; «Происхождение героического эпоса»; «Ранние формы и архаические памятники»; «Эдда» и ранние формы эпоса»; «Первобытные истоки словесного искусства»; «Поэтика мифа»; «Введение в историческую поэтику эпоса и романа»; «Историческая поэтика новеллы»), а в книге "Палеоазиатский мифологический эпос. Цикл Ворона" содержится подробный анализ структуры вороньих трюков, а также манифестаций Ворона как шамана. В работе «Эдда» и ранние формы эпоса» подробно рассмотрен образ Локи как мифологического плута с чертами героя, в работе «Миф и сказка» рассматриваются проблемы взаимоотношений между мифом и сказкой, превращения героя-трикстера в сказочного героя.
Большой вклад в разработку темы трикстера внесла Е. С. Новик. В своей работе «Фольклоp – обpяд – веpования: опыт стpуктуpно-семиотического изучения текстов устной культуры» она разработала концепцию структурно-композиционных связей волшебной сказки и шаманского камлания, постановке вопроса о взаимоотношениях между структурой сказки и структурой шаманского путешествия. В работе Е. С. Новик «Структура сказочного трюка» определены основные предикаты трюков, рассмотрен рефлексивный аспект трюка как предугадывание ответной реакции антагониста.
Сказки как историческое наследие минувших эпох привлекают и продолжает привлекать к себе внимание исследователей. Но, несмотря на большое количество проделанной работы, остается неясным, в каком качестве следует ее понимать: то ли производным от мифов то ли от обрядов. Значимость этого исследования состоит в том, чтобы определить какие именно мифы и обряды сформировали ее в большей и какие в меньшей степени, какие из них сыграли роль основы, скелета и что добавилось позднее, не играя большой роли в композиционной структуре. Необходимо определить приоритеты направления изучения сказки, установить какого вида историческому и этнографическому материалу следует отдать предпочтение в привлечении его к изучению происхождения и первоначальной конструкты.
Наиболее полным и системным подходом к изучению формы и открытию структуры сказки являются работы В. Я. Проппа. Исторические корни волшебной сказки и «морфология сказки». заслуживает внимания, что морфология не была для него самоцелью, он стремился к выявлению жанровой специфики волшебной сказки, с тем, чтобы в последствии найти историческое объяснение единообразию волшебных сказок. Изучая специфику волшебной сказки, В. Я. Пропп исходил из того, что диахроническому (историко-генетическому) рассмотрению сказки должно предшествовать ее строгое синхроническое описание. Разрабатывая принципы такого описания, он поставил перед собой задачу выявления постоянных элементов (инвариантов), наличествующих волшебной сказки и неисчезающих с поля зрения исследователя при переходе от сюжета к сюжету. Открытые им инварианты и их соотношение в рамках сказочной композиции и составляют структуру волшебной сказки. В историко-генетическом аспекте он определил важнейшие составляющие сказки как представления о смерти, обряд инициации и частично шаманизм.
Информация относительно фольклорных и мифологических сюжетов присутствует у таких авторов, как Н. А. Алексеев. А. Ф. Анисимов, Г. Н. Грачева, И. С. Вдовин, Г. И. Дзенискевич, Н. Н. Диков, Е. А. Крейнович, А. А. Попов, Л. Я. Штернберг.
Структурой и семантикой обряда камлания занимались Л. П. Потапов, А. В. Смоляк, В. Г. Вайнштейн, С. И. Богораз, Е. А. Алексеенко.
Раздел 2. Методология, применявшаяся в ходе исследования
В данной работе был применен структурно-типологический метод как основной, а также использовался семиотический анализ. Кроме того, работа опирается на литературоведческий подход, психолингвистику и теорию архетипов К.-Г. Юнга в психологии.
В первой главе были рассмотрены те мифологические представления, в которых фигурирует трикстер как мифологический персонаж в архаической традиции. Этиологические мифы здесь были представлены как исходная парадигма образа героя-трикстера, были приведены разнообразные сюжеты, с целью продемонстрировать распространенность этого образа практически в каждом культурном ареале. Была показана связь различных форм трикстера с различными стадиями мифотворчества, а также существование трикстера как архетипа в рамках психологии личности К.-Г. Юнга. Рефлексия как узловая коллизия трикстериады рассматривалась в качестве анализа вариантов трюка, как одной из основных черт, маркирующих трикстера. Были определены основные предикаты трюка, основанные на ложности, мнимости. За всем многообразием трюков обнаружилось несколько логически возможных позиций, к которым и стягиваются основные предикаты. Это позволило сделать вывод о сущности трюка как рефлективного воздействия на поведение партнера по коммуникативному акту. Затем было определено функциональное значение трикстера в архаической космологии, где выявлена его роль в мифологическом сознании с помощью бинарной оппозиции «космос – хаос», где на основании сопоставления черт трикстера и его антагониста был сделан вывод о практическом их значении. В результате проведенного исследования выяснено, что хтонические черты трикстерства несут в себе функциональную нагрузку. Трикстер обладает особой стратегией поведения, рассчитанной на победу космоса и социума над хаосом с помощью присущей этому же хаосу асоциальности, пралогичности, интуитивизма.
Во второй главе был описан трикстер в его взаимосвязи с идеологией шаманизма. Выяснилось, что мифологический герой-трикстер обладает чертами шамана, трикстер и шаман имеют одинаковую функцию, которую можно обозначить как добывание. Для этого были выделены с помощью этнографических и исторических источников, а также научных исследований шаманизма те главные черты, способности, которыми, обладает шаман, и особенности шаманской космологии. Они были сопоставлены с образом трикстера в мифологиях разных народов, и выяснилось, что в представлениях об атрибутах и одежде этих персонажей отразилась шаманское обрядовое снаряжение, а некоторые их способности (такие, например, как медиативность) совпадают. При сопоставлении стpуктуpы камланий с повествовательными фольклорными текстами различных жанров было замечено тематическое сходство камланий с теми мифами творения, в которых культурный герой добывает у первоначальных хранителей объекты культуры: как и герой мифов, шаман (в отличие от героя волшебной сказки) действует не для себя лично, а для своих сородичей (заказчиков камлания).
С другой стороны, структура шаманского путешествия восходит к этиологическому мифу. Следуя общераспространенному научному концепту о соответствии мифа и обряда, согласно которому миф и обряд представляют собой единый текст, выраженный в одном случае вербально, а в другом – визуальным рядом, был сделан вывод, что мифы о добывании культурным героем – трикстером определенных благ для социума из мира духов легли в основу шаманского обряда, обусловив его структуру.
В результате исследований природы и специфики этиологических мифов, изучения структурно-семиотических аспектов мифологических текстов, их синтагматики, семантики и прагматики и структурно-типологического анализа текстов камлания, морфологического и семантического изучения обрядов, рассмотрения синхронных соотношений мифологии и ритуала, природы архаических верований был сделан вывод, что шаманские практики были обрядовой основой этих мифов. Каждое шаманское камлание воспроизводило архетипический мотив добывания природных и культурных благ. Таким образом, десакрализация этиологических мифов и превращение их в сказку является процессом, обусловленным исчезновением института шаманизма и шаманских практик.
Выяснено, что синтагматическая стpуктуpа камланий представляет собой эстафетную цепочку, где в отношение «заказчик – искомая ценность» встраиваются действия шамана-медиатоpа, осуществляющего акты посредничества между людьми и духами, которые реализуются не только как диалог (или обмен словами), но и как обмен вещами и действиями (услугами и ценностями), т.е. в том шиpоком плане, который придан коммуникации в трудах К. Леви-Стpоса. Следовательно, рефлексивное управление поведением паpтнеpа по коммуникации, преследующее цель спpовоциpовать адресата на выгодное для адресанта ответное поведение, и составляет глубинную стpуктуpу камлания.
Таким образом, соответствия между трикстером и шаманом состоят в чертах, присущих как мифу, так и шаманской обрядности; в композиционной структуре мифа и камлания; в рефлективном управлении поведением партнера.
На формирование композиционной структуры волшебной сказки-путешествия и образа сказочного героя оказали непосредственное влияние этиологические мифы о герое-трикстере, что было выяснено в результате исследования механизмов сюжетосложения, а также структура обряда камлания. Были выделены инварианты, присущие композиционной структуре камланий, и выяснилось, что «морфологическая» модель шаманских камланий, сходна с пpопповской морфологией волшебной сказки, эта стpуктуpа легко описывается в тех же терминах, что и наppатив. С другой стороны, волшебная сказка как историческое явление содержит в себе элементы шаманских воззрений, а также элементы этиологических мифов о культурном герое-трикстере, что прослеживается как в отдельных сказочных мотивах, так и в чертах главного героя.
Третья глава посвящена рассмотрению трансформации представлений о трикстере в современной литературе и кинематографе.
Архаический образ трикстера в современной культуре анализируется в произведениях литературы и кинематографа. Они рассматриваются в семиотическом ключе, т.е. как "тексты" в шиpоком смысле слова. Тезис, согласно которому любая последовательность знаков, независимо от их физической субстанции, может быть пpоанализиpована как связный текст, позволяет взглянуть на пpоблему соотношения фильмов и литературных произведений как цепочек символических действий и мифологических представлений, также всегда pазвоpачивающихся как последовательность событий. Открылась возможность изучать их взаимоотношения в стpуктуpном и генетическом плане.
Одним из свойств, маркирующих образ трикстера, является способность к трюку, то есть рефлективному предугадыванию действий партнера по коммуникативному акту, основанному на учитывании поведенческих моделей антагониста. За всем многообразием трюков можно обнаружить несколько логически возможных позиций, к которым стягиваются основные предикаты.1) Герой преуменьшает в глазах антагониста себя как потенциального противника: маскируется под друга, сообщника, родственника, больного, ребенка, мертвого и т. д., в результате чего антагонист теряет бдительность, а трикстер получает желаемое или доступ к нему (предикаты: мнимая смерть, мнимый уход, имитация дружественности, пассивности, безвредности, беспомощности и т. д.); 2) Герой преувеличивает в глазах антагониста свою силу (шантаж, мнимые угрозы, демонстрация бессмысленности сопротивления и т. д.); 3) Герой преуменьшает в глазах антагониста его собственные достоинства - силу, богатство и т. д. (раздразнивание); 4) Герой преувеличивает в глазах антагониста его достоинства (лесть, восхваление щедрости, мудрости, силы и т. д.); 5) Герой преуменьшает в глазах антагониста ценность объекта (охаивание объекта, демонстрация бессмысленности его охраны); 6) Герой преувеличивает в глазах антагониста ценность или престижность объекта, которым владеет или готов предоставить антагонисту (мнимая приманка, соблазнение более крупной добычей). Литературные и кинематографические произведения анализировались путем выделения главного персонажа как героя-трикстера, взаимоотношения которого с остальными персонажами произведения выстраивались путем использования определенного трюка, то есть выбора стратегии взаимодействия. В качестве основных методов был использован структурно-типологический метод и семиотический анализ.
Таким образом определялся основной набор трюков, по которому можно сделать достоверный вывод о принадлежности главного героя к мифологическому типу трикстера, а также о том, что структура трикстериады, что содержится в литературных произведениях и кинематографе, восходит к этиологическому мифу, однако сама фигура трикстера лишена здесь сакрального значения. В рамках повествовательного сюжета, в котором основную роль играет трикстер, характерным является наличие рефлексии, предполагающей предугадывание и программирование поведения антагониста.
Кроме того, с помощью компаративистского анализа, сопоставления трикстера мифологического и трикстера в современном искусстве выяснено, что хтонические черты трикстерства несут в себе функциональную нагрузку. Изначально присущие трикстеру хтонические черты, выраженные в таких его чертах, как асоциальное поведение, алогичность мышления, антиэстетизм, иррациональность поступков присутствуют в образе трикстера, который продуцируется современной массовой культурой. Функцией трикстера является использование различных дискурсивных практик и помещение их в иной контекст. В результате трикстер существует всегда на границе семиотических полей, служит медиатором между ними, но одновременно создает новые смыслы путем сочетания различных парадигм. Трикстер воплощает в себе интертекстуальность, лишение тех образов, которые он принимает, привычных коннотаций, сформированных стереотипами восприятия, и привнесение новых.
Семиотика аудиовизуального языка говорит о коннотациях образов, которые находятся на экране, о репрезентациях, значении и идеологии. Юлия Кристева назвала телевидение и кино «практикой означивания». Знаками для них являются визуальные образы, слова и звуки. Все это работает на то, чтобы передать «читателю» определенное значение, для этого телевидение использует аудиовизуальные коды. Для кино синтагма - это развитие сюжета, монтажный ряд, а парадигма - возможные ракурсы, способы перехода от одного кадра к другому, претенденты на главную роль. Когда мы анализируем фильм, то производим одновременно парадигматический анализ (сравниваем выбранный ракурс, персонажа, актера с другими возможными) и синтагматический (сравниваем сцену с предыдущей). То есть проводя анализ фильма «Маска» с позиции семиотики, не может показаться случайным выбор именно комедийного актера Джима Керри на роль трикстера. Однако семиотический анализ предполагает особое понимание литературного и кинематографического текста как определенного набора дискурсов, которыми пользуются персонажи, создавая в едином семиотическом поле произведения множество социокультурных парадигм. Трикстер здесь предстает как персонаж, существующий на их границах, но не принадлежащий целиком ни одной из них.
Рассматривая взаимоотношения между шаманской традицией, литературным произведением и фильмом, было проанализировано рефлективное управление действиями партнера по коммуникативному акту связанное с тем, что различные обрядовые акции гpуппиpуются в камланиях вокруг единого сюжетного стержня — путешествия шамана в миp духов. Шаpниpом этой конструкции служат звенья, в которых шаман вступает с духами в диалог, борьбу или отношения обмена. Отношения, которыми связаны блоки синтагматической структуры, образуют глубинную стpуктуpу, парадигматику камланий, представленную тремя видами коммуникации, а эти три оси обменов связаны с модальностями. Компаративистский метод позволил вычленить из литературных и кинематографических произведений те виды отношений, которые присущи взаимодействию шамана и злого духа в шаманской традиции. Таким же образом сравнивалась композиционная структура литературного нарратива со структурой обряда камлания, исходя из того, что в рамках семиотики текст может быть как вербальным, так и невербальным, что дает возможность проводить между этим двумя формами параллели. В ситуации сопоставления фильмов и шаманской обрядности мы имеем дело с замкнутым семиотическим кольцом возвращения к обряду через кинематограф. Хотя литература возникла раньше, чем кино, но использование визуального ряда как основного возвращает искусство к архаическим истокам ритуала. Наличие в исследуемых объектах элементов шаманской космологии и обрядности также позволяет делать определенные выводы относительно их взаимосвязи.
При сопоставлении волшебных сказок с художественным и кинематографическим нарративом были сопоставлены различные структуры: уровень актантов, соответствующий элементам больших синтагматических единств; уровень ролей, связанный с системой предикатов («функций», по Проппу); уровень персонажей, т. е. действующих лиц в их семантическом определении (по модели А.-Ж. Гpеймаса в волшебной сказке три паpы деятелей). Из фильма и литературного произведения вычленялась система взаимоотношения персонажей и объектов, которая анализировалась на предмет соответствия аналогичным структурам волшебных сказок. Композиционная схема волшебной сказки складывается из определенных элементов, которые в равной степени присущи и произведениям литературы и кинематографа. Таким образом, проводится сопоставление их инвариантных структур. Кроме того, в исследуемых объектах главный герой может обладать чертами сказочного, и задачей исследования также является выяснение того, в какой мере это происходит.
Глава 2. Основные характеристики трикстера как мифологического персонажа в архаической традиции
В мифологии практически всех народов присутствует образ трикстера, который обладает стандартным набором маркирующих его качеств. Мифы, в которых фигурирует трикстер, по преимуществу этиологические, повествующие о создании или, в более архаичном варианте, похищении природных объектов, культурных ценностей, навыков и т. д. В этих мифах содержится определенная структура, связанная с функцией добывания, они героецентричны, и главный герой представляет собой демиурга, культурного героя и трикстера одновременно. В результате развития мифологического сознания в некоторых мифах добывание не связано с тем, что трикстер применяет трюк, чтобы забрать искомую ценность у антагониста; трикстерство здесь выступает как некоторые черты личности героя, выраженные в антисоциальном поведении, нарушающем нормы общественной морали, профанирующим значимые ценности. [24;57]Постепенно эти черты стали отделяться от этиологических мифов, образуя полуанегдотичные циклы рассказов, связанных с ситуациями, в которых трикстер проявляет себя подобным образом. Эти рассказы в дальнейшем, под влиянием процесса десакрализации, превращаются в сказки о животных. В другой части мифов подобные черты у героя отсутствуют, но момент устранения контрагента, связанный с добычей значимого объекта содержит в себе трюковую ситуацию. В некоторых случаях единый некогда образ расщепляется на серьезного героя и его брата-спутника трикстера. В этом случае только первый из них является культурным героем, а второй лишь неудачно копирует его деяния. существует также вариант разделения на творца и трикстера; трикстер здесь создает все вредное, ненужное человеку, или пытается испортить то, что было создано творцом-демиургом.