Курсовая работа: Поэзия Андреаса Грифиуса
Стенает ратуша!.. На пагубу обречь
Посмели наших жен — кому их оберечь?
Огонь, чума и смерть... Вот-вот нас жизнь оставит.
Здесь каждый божий день людская кровь течет! Три шестилетия! Ужасен этот счет.
Скопленье мертвых тел остановило реки.
Но что позор и смерть, что голод и беда,
Пожары, грабежи и недород, когда
Сокровища души разграблены навеки?!»[8,233]
Уже этот ранний сонет свидетельствует о выразительности его поэтического языка; реализм образов и ритм стиха обращает внимание и глубоко трогают читателя или слушателя, вызывая сопереживание. После описания ужасов войны высшим проявлением скорби поэта является переживание, порожденное этико-моральными бедствиями.
Во многих стихотворениях поэта — как в «Сонетах из Лиссы» (1637), где «Слезы отечества» помещены под названием «Жалоба опустошенной Германии», так и в двух последующих сборниках («Воскресные и праздничные сонеты», 1639 г., и «Сонеты Андреаса Грифиуса», 1643 г.) — человек изображается игрушкой в руках счастья, увлекаемый своенравной и прихотливой фортуной. Жизнь его предстает сплетением бессмысленных стремлений, отданных во власть скоротечности и непостоянству. Эти мотивы Грифиус варьирует снова и снова в ряде образов и сравнений, которые нередко заимствует из Библии, а также из надгробных проповедей и сборников эмблем.
В сонете «Все бренно» говорится:
Куда ни кинешь взор — все, все на свете бренно. Ты нынче ставишь дом? Мне жаль твоих трудов. Поля раскинутся на месте городов, Где будут пастухи пасти стада смиренно.
…
Пройдут, что сон пустой, победа, торжество: Ведь слабый человек не может ничего Слепой игре времен сам противопоставить.
(Перевод Л. Гинзбурга)
И здесь главная мысль заключена в последней строке, которая находит общий знаменатель для всех разрозненных образов:
Ведь смертный никогда о вечности не мыслит!
(Перевод Г. Ратгауза)
«Обращение к вечному представляет, по мнению Грифиуса, единственную для человека возможность обрести спасение души и выстоять в хаосе жизни. За словами «что есть вечно» скрывается признание бога и олицетворяемого им мира гармонии и покоя. В сонете «Бог знает обо мне» выражена глубокая вера в бога, который всегда заботится о нем, «своем дитяти». Правда, протестантское мировоззрение Грифиуса давало ему возможность для более диалектического взгляда. В стихотворении «Проснись! Проснись, господь Христос!» он вопрошает «господа», как бог любви мог допустить разрушительную силу войны:
...воздаст ли тот хвалу,
Кто ввергнут в нищету? И прочен ли союз,
В который верим мы, когда мы адов груз
Не в силах удержать?..
Скорбь Грифиуса, однако, не выливалась в характерные для средневековья пренебрежение жизнью и веру в потусторонний мир. Напротив, в своих стихотворениях он воспевал и многочисленные радости жизни, в основе которых лежат представления о подлинных — не мнимых — ценностях.
Наряду с сонетом и одой — он предпочитал писать их александрийским стихом — Грифиус испробовал ряд других поэтических форм (многостроф-ную песню и стихотворение, секстину, эпиграмму).
Его эпиграммы, написанные в принятой тогда манере, содержат нападки на игроков, рифмоплетов, гулящих женщин и пр. Его поэтическое творчество включает также религиозные стихи и панегирики.
Грифиус охотно прибегает к приемам антитезы, использует односложные слова и двусложные сочетания частиц, которые при необходимости могут быть как ударными, так и безударными и приводят к частой смене ритма. Нередко эти средства способствуют замедленной или торжественной, в соответствии с замыслом, интонации многих стихотворений» [1,183].
«Натура честная, глубокая, сосредоточенная, Грифиус правдивее и полнее, чем другие поэты его времени, отразил в своем творчестве мировоззренческий кризис немецкого бюргерства в период Тридцатилетней войны. Трагическая немецкая действительность наложила неизгладимую печать на его творчество»[2, 382].
Его лирика непосредственно отражает драматическое ощущение грандиозной исторической катастрофы, всеобщего распада и гибели. В совете «Слёзы отечества» («Tranen des Vaterlandes», 1636) он пишет: «Башни стоят в огне, церкви опустошены, ратуша разрушена, сильные изрублены, девы осквернены; куда ни посмотришь — всюду пламя, чума и смерть, потрясающие сердце и душу». Эта трагедия немецкой современности, изображенная с небывалым в лирике того времени реализмом (например, элегия «На гибель города Фрейштадта» — «Uber den Untergang des Stadt Freistadt», 1649), является основой пессимистических настроений, которые в значительной мере характерны для поэзии Грифиуса 30—40-х. годов. Все в жизни — прах и тлен, радости жизни — суета и обольщение, а где наслаждение — там и ужас, где радость — там и стенание; красота, богатство, честь и слава исчезнут, как быстро преходящий сон, как снег, который растает наутро, как дым, унесенный ветром; всюду царят смерть и разрушение, всепоглощающий мрак и безысходное отчаяние; земная жизнь — заблуждение. Единственный выход из страданий, на которые обречен человек, поэт находит в страстном, болезненно напряженном стремлении к вечности, к богу, в иллюзорном порыве религиозного чувства, в котором, подобно многим своим современникам, он тщится найти спасение от трагических противоречий действительности.