Курсовая работа: «Сны» о Венеции в русской литературе золотого и серебряного веков

Весь, как тонкой паутиной,

Мир опутала кругом <...>

Но то, что занимает мысли честолюбивого дожа, — власть и богатства, завоеванные при его правлении Венецианской республикой, — не интересует молодую догарессу.

Не дослушав его хвастливых речей, она тихо засыпает на его плече.

“Всё дитя еще!” — с укором,

Полным ласки, молвил он,

Только слышит — вскинул взором —

Чье-то пенье... цитры звон...

И всё ближе это пенье

К ним несется над водой,

Рассыпаясь в отдаленье

В голубой простор морской...

Гондолу с дожем и догарессой обгоняет другая гондола, где кто-то, таинственно скрытый маской, поет:

“С старым дожем плыть в гондоле...

Быть его — и не любить...

И к другому, в злой неволе,

Тайный помысел стремить...

Тот “другой” — о догаресса! —

Самый ад не сладит с ним!

Он безумец, он повеса,

Но он — любит и любим!..”

Дерзкая песня поднимает в душе старого дожа “целый ад”, его терзают муки ревности. Баллада заканчивается рядом вопросов, за которыми стоит один невысказанный, но главный: виновна или нет догаресса в супружеской измене?

В 1924 году свою версию продолжения пушкинского наброска под названием “Романс” опубликовал Владислав Ходасевич. Он взял за основу другой вариант первой строки и использовал пятую пушкинскую строку, к этому времени расшифрованную, — “Догаресса молодая”. Стихотворение вышло более приближенным к пушкинской лексике, чем у

А. Майкова, но развиваемая сюжетная схема пересекалась с майковской балладой:

“В голубом эфира поле

Ходит Веспер золотой.

Старый дож плывет в гондоле

С догарессой молодой.

Догаресса молодая”