Курсовая работа: Трагедия церковного разделения: "Речь идет об оппозиции восток-запад"
Беседа с главным редактором журнала "Cинопсис", клириком греческого прихода св. вмч. Екатерины г. Киева священником Петром Зуевым
"Кровоточивою раною продолжает истощать Церковь раскол. Мы тяжело переживаем эту трагедию и всячески стремимся к единству. Мы ко всем людям относимся с любовью, как заповедал нам Господь, и к друзьям, и к недругам, и даже к раскольникам. Мы очень надеемся на объединение, но не такими способами, как планируют сегодня некоторые политики. Путь к единству только один - через строгое следование Преданию и канонам Церкви".
Из Рождественского Послания Предстоятеля Украинской Православной Церкви Митрополита Киевского и всея Украины ВЛАДИМИРА
- Какие причины лежат в основе современного раскола в Украинском Православии и существует ли реальная возможность его уврачевания?
- Если Вы позволите, я начну со второй части вопроса. Да, я думаю, что Церковь, Главою Которой есть всесовершенный Врач - Христос, безусловно обладает благодатной силой врачевства, а значит существующий раскол может и должен быть уврачеван. Что же касается его глубинных оснований, то здесь, как мне кажется, можно особо выделить два момента - внутренний и внешний.
Первый момент -- это характерное для нашего времени ослабление догматического сознания. Мы перестаем переживать церковное единство как таинство, перестаем дорожить этим единством как залогом нашего спасения, забывая о том, что Церковь - это таинственное созидание новой твари. Забываем о том, что вне соборного единства, вне евхаристического общения с церковной полнотой - наше спасение уже невозможно, ибо наш образ бытия не сообразен горнему, не будучи отобразом бытия тринитарного, отобразом единения в любви... Святые Отцы обосновывают созидаемое в Церкви един-ство человеческого рода его сообразованием единству Божественных Ипостасей. В этом смысле единство Церкви несет на себе отблеск абсолютного, есть понятие безусловное. Когда же мы умаляем значимость жизненного осуществления этого единства, когда мы утверждаем, что разрыв общения в Таинстве Причастия лишь "несущественная подробность", одно только "историческое недоразумение", то сбиваемся с "узкого пути" верности Святому Преданию, представляя Церковь как некую "развоплощенную" абстракцию.
И возникает раскол... Возникает раскол, а мы находим для него оправдание... Появляются какие-то иные, доминирующие над церковным единством ценности, и ради них некоторые христиане покидают ту церковную общину, к которой ранее принадлежали, и оказываются в ситуации, когда они лишены возможность пребывать в общении с Кафолической Церковью.
- Вы говорите "мы". Но разве мы находимся за пределами Церкви?
- Я имел в виду иное. Вы правы, в точном смысле слова оправдания для раскола находим не "мы", а "они". Но дело в том, что среди тех, кого мы привыкли называть в третьем лице, есть люди, лица которых нам хорошо знакомы. Эти люди были членами наших общин, молились вместе с нами, разделяли с нами радость Пасхи и Рождества... И вот теперь есть "мы" и "они" - Кафолическая Церковь и те, кто от нее отпал...
Здесь имеет смысл задуматься... "Их" вина бесспорна. "Они" покинули свои общины, "они" дерзнули противопоставить себя Церкви, предпочли общению - опыт эгоистической самости, опыт греховной замкнутости на себе... Но свидетельствует ли то, что "они" ушли, а "мы" остались, о том, что мы не несем в этой ситуации никакой ответственности за происшедшее? И можем ли мы сказать, что существующий раскол возник, так сказать, "сам собой", что догматическое сознание ослаблено только в схизматических юрисдикциях? Или, быть может, ослабление догматического сознания вообще характерно для нашего времени, а значит и для нас самих? Мы сами нередко воспринимаем догматы как безжизненные абстракции. Не только от "них", но и от тех, кто с "нами" нередко можно услышать мысль о том, что догматическое учение Церкви это суть не столь важное для спасения, и богословие это удел "профессионалов теологов", а не "простых христиан". "Западное пленение" не прошло для нас бесследно. Не опознавая в "школьном богословии" выражения своего опыта, наше церковное сознание нередко вообще с большим подозрением относится как к формулировкам этого богословия, так и к самому трактуемому ими догмату.
Поэтому, мне кажется, что в известном смысле раскол был бы невозможен, или, во всяком случае, был бы существенно минимизирован, если бы наше церковное сознание сохранило верность святоотеческой традиции богословствования и само понятие церковного единства осмысливалось в перспективе троического богословия.
Схизма - это не "административное преступление", а трагедия. Трагедия для нас - ибо мы реально лишились "ушедшего", не имея возможности молитвенно участвовать в его бытии. И это величайшая, ни с чем не сравнимая трагедия для того, кто оказался вне общения с Церковной полнотой и стал насельником "тьмы внешней"... Человек призван к любви, призван к тому, чтобы изменить свою жизнь через причастность к "иной" жизни. Другими словами, "мы призваны в общение", как замечательно выразил саму сущность христианства один современный мыслитель. Вне Христа это общение невозможно, оно утрачивает глубину и онтологизм. Подлинное же общение - общение мо-литвенное, евхаристическое, когда Господь всех "от единаго Хлеба и Чаши причащающихся" воссоединяет "друг ко другу, во единаго Духа Святаго причастие".
Церковь - это Тело Христово. Христос не по одной видимости, а действительно стал человеком, действительно вознес наше естество, нашу человеческую природу одесную Славы. И наше общение - общение в Таинстве Евхаристии - должно носить реальный, видимый характер. Евхаристическое общение должно быть осязаемо так же, как и воскресшее Тело Спасителя. А этого "осязаемого" общения между Православной Полнотой и теми, кто находится в расколе - не существует. Его нет, и это, прежде всего, трагедия...
Полнота Божественной Любви открылась человеку во Христе, Который есть всецелое, живое Свидетельство этой Любви. Ведь свидетель - это тот, кто приносит свидетельство, кто самим своим бытием являет образ той реальности, о которой он свидетельствует. Главным свидетелем Божественной Любви должен быть назван не сонм Христовых учеников, апостолов, мучеников и святых всех времен, а Сам Христос, Который, "будучи сияние славы и образ ипостаси" Отца, "совершил Собою" дело нашего спасения (см. Евр. 1,3).
Но мы знаем, что и при жизни Божественного Свидетеля в самой близком к Нему кругу Его учеников нашелся тот, кто исшел из горницы, где совершалась Евхаристия... Другими словами, любое, богодухновенное или даже Божественное свидетельство, оставляет человеку свободу это свидетельство не принять. Человек волен не принять не только ученика, не только иерарха Христовой Церкви, но и Самого Спасителя... Гос-подь ни в чем не был "виновен" перед Иудой. Следовательно, ни государство, ни наше нецерковное общество не могут упрекнуть Церковь в том, что она в чем-то "виновата перед раскольниками", ссылаясь на известную сентенцию, гласящую, что "в любом конфликте всегда виновны обе стороны". Христос и Его апостолы были лучшими свидетелями. Но в мире все равно нашлись люди, которые не захотели разделить со Христом Его жизнь и покинули евхаристическую трапезу.
И все же... И все же каждому из нас следует честно спросить себя: может ли он назвать себя достойным свидетелем Христовой любви и дарованного Им Своей Церкви единства? Вразумить брата - это не "право", а обязанность. Не мы вразумляем. Кто мы, чтобы вразумлять? Однако, не взирая на всю нашу греховность, на всю нашу немощь - устами христианина вразумляет Христос. Не самоутверждением, а страданием исполнено это вразумление. И если нас не слышат, если мы приносим некое свидетельство, а наш собеседник не придает этому никакого значения - стоит задуматься над тем, что, возможно, мы оказались плохими свидетелями и не способны умалиться настолько, чтобы в нас было ощутимо Присутствие Христа.
- Но любовь и единение возможны лишь в свободе. Как же я могу принудить человека "находиться в единстве и любви"? Каким образом я могу "повлиять" на него, не нарушая его свободы?
- Самоумаляясь. Через самоумаление, через исход из своей собственной, человеческой любви и пребывание в любви Христовой. Помните в чем новизна Господней заповеди о любви? "Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей" (Ин. 15,9). Надо "потесниться", умалить в себе - самого себя, свое собственное существование и дать возможность прийти Христу и Его любви... В этом как раз и заключается наша ошибка: мы пытаемся кого-то "принудить" признать свое заблуждение, обрушить на своего оппонента шквал логических доказательств и, так сказать, "заставить" его вернуться в Церковь, вернуться в пространство общения, прийти в единство... Здесь очень легко ошибиться и незаметно для самого себя впасть в гордыню, заставляя своего заблудшего собрата признать свою собственную правоту, а не правоту Христа. А мы должны просто любить и просто свидетельствовать о полноте христианской жизни. "Принуждать" и "влиять" - это не тождественные понятия. Христос никого не понуждал. Но, вочеловечевшись, став человеком, Он оказал влияние на каждого из нас, до предельной глубины преображая само наше существо... Христова Церковь сообщает человеку новый способ его бытия. И творцом этого нового способа существования человечества является Бог, Который стал человеком. Никто нас ни к чему не "принуждает". Каждый из нас совершенно свободно может выбрать или образ существования "ветхого Адама", гибель во грехе, или образ жизни "Адама Нового", то есть Христову Церковь. И не только наша свобода нигде не поколеблена, но напротив - она обрела глубину. Христово Воплощение, Голгофа и Воскресение, все то, что мы привыкли называть "домостроительством нашего спасения" - создало новую бытийную ситуацию. Нам теперь доступно не одно только существование, но Сама Жизнь. Нам доступна Жизнь безначальная - жизнь со Христом и во Христе. И в недрах этой жизни, в глубине этого нового, дарованного Христом человеку бытийного модуса и покоится последняя глубина свободы.
- Значит "внутренний" аспект - это ослабление чувства единства, ослабление догматического сознания...
- Я бы сказал не "чувства", а "переживания". Единство это не "часть существования", это его, существования, образ. А значит, здесь уместнее будет слово, которое сродни имени существительному "жизнь".
- Допустим, "переживание единства". В чем же, однако, заключается аспект "внешний", о котором Вы упомянули выше?
- Это вечный, мучительный "вопрос Востока и Запада"... "Автокефалия" или "автономия" - это вопрос, имеющий подчиненное, инструментарное, можно сказать, значение... Он не касается вероучения, не касается догматов или же, скажем, аскетической традиции, которая во многом определяет наш духовный опыт. Речь идет просто о более уместном способе организации церковной жизни на определенной территории. И никакого особого влияния на мистическую жизнь это не имеет... Однако прошло десять лет с момента возникновения автокефального движения и очевидным становится, что речь идет не только о каких-либо традициях Украинского Православия, которые были "преданы забвению со времени присоединения Киевской Митрополии к Русской Церкви", и даже не о вопросе национальном, а об оппозиции "Восток-Запад".
Окончился период исторического "межвременья"... Я имею в виду позднее советское время, когда у империи уже не было достаточно сил, чтобы "кровожадничать" в массо-вом масштабе, и государственная машина предпочла массовому террору - террор, так сказать, "индивидуальный". Распалась последняя в мире империя... Рухнула берлинская стена, а за нею и все остальные, отделяющие нас от западного мира стены... И стало очевидным, что мы "оказались на Западе", что на смену старой, "нелегитимной" с ис-торической точки зрения, цивилизационной модели - пришла новая, которую также нельзя назвать "легитимной"...
- Но разве марксизм - это не возникшая в контексте западного мышления идеоло-гия? Неужели советский строй в смысле исторической преемственности может быть назван более "легитимным", чем существующий, - для которого, как Вы говорите, характерна западная цивилизационная модель?
- Я имел в виду нечто иное. Когда стало очевидным, что распад советской системы - дело времени, многие задавались вопросом: что же дальше? что придет на смену? И многие ожидали, что грядет религиозное возрождение, что Восточная Европа не только сама религиозно и национально возродится, но и принесет в западноевропейский мир новое, животворящее дыхание - дыхание Православия... Дыхание, которое привнесет в европейское бытие новый смысл и новые силы, способствуя тем самым религиозному возрождению и воссоединению Европы... Украина, древняя киевская земля - всегда была "ключевой точкой" европейского бытия. И здесь всегда существовал (и остается еще) огромный потенциал православного возрождения, возрождения православной ци-вилизации. Мы близки Западу, более того волею судеб западная традиция отчасти стала нашей собственной. Вместе с этим, не взирая на трагический опыт унии и сильные западные влияния в богословии и церковной жизни, - Украина это "органическая часть православного Востока", а, значит, чаемое нами религиозное возрождение должно происходить под знаком возвращения к византийским, святоотеческим истокам. Мы расколоты. Оказавшись между Востоком и Западом, Украина претерпела трагическое внутреннее разделение в самой себе, так как наше современное единство есть опыт со-существования двух различных религиозно-культурных универсумов: Восточной и За-падной Украины. Но от того, как сегодня определиться эта "срединная", простирающаяся между двумя полярными мирами, земля - отчасти зависит и сама судьба Запада. Нищая, голодная, во всем и от всех зависящая страна тем не менее способна оказать радикальное влияние на европейскую историю уже в силу своего положения... И как ни парадоксально это может показаться нецерковному сознанию, если дальнейшее разви-тие этой страны будет происходить под знаком секуляризации и радикального "озападнивания" - вместе с Украиной и Востоком проиграет и сама живущая ныне западным духом Европа. Эпоха европейской истории, которая развивалась исключительно по западным "канонам", пришла к концу. И как мне кажется, единственная альтернатива "американизации" европейской культуры - это установление новых отношений с Восточной Европой, где еще не угас религиозный дух...
В этом и состоит особенность нашего современного положения: мы должны быть открыты к Западу и в то же время мы должны сохранить верность Православию. Открытость невозможна без терпимости, без сопереживания, без желания не только "говорить", но и "слышать". И вместе с тем, как сказал один современный богослов, "задачей современного поколения христиан является противостояние западной цивилизации".
- Вы ссылаетесь на кого-то из консервативных русских богословов?
- Нет. Эти слова принадлежат греческому богослову Христосу Яннарасу, которому, напротив, "консервативные" богословы нередко оппонируют. И я думаю, что мои слова о "нелигитимности" западной цивилизации на православном Востоке подтвердили бы многие современные богословы. Дело не в политических антипатиях... Западная модель действительно здесь "нелигитимна" и действительно противоречит самим основам православного мировоззрения и церковности... Кроме того, в данном случае слово "противостоять" означает "оставаться самим собой", что является необходимым условием для диалога с той же западной цивилизацией.
- Не могли бы Вы уточнить, что значит "нелегитимна"? Ведь известную новизну, а значит и известную "нелегитимность", предполагает уже сам ход истории?
--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--