Реферат: А. Гамильтон и американская Конституция
· осветить работу Гамильтона на посту министра финансов и его экономическую политику,
· проанализировать личный военный опыт А. Гамильтона и реформирование им вооружённых сил молодой республики,
· провести анализ конституции Соединённых штатов.
Хронологические рамки дипломной работы охватывают период от первых публикаций статей молодого Гамильтона в нью-йоркской газете осенью 1778 года и до подготовки им американских вооружённых сил для войны с Францией в 1798-99 годах. Этот период стал эпохальным в жизни Соединённых Штатов Америки. Борьба за независимость против одной из сильнейших держав того времени и последовавшие после окончания войны экономические и социальные проблемы стали тяжелым испытанием для молодого государства. Принятие новой конституции взамен документов, переставших удовлетворять требованиям общества, стало тем решением, которое спасло американскую нацию и государство от распада. Одну из ведущих ролей в этом событии сыграл Александр Гамильтон. Публицист, целеустремлённый и одарённый человек, отзвуки идей которого нашли своё место в политических программах многих американских политиков, достиг одного из высших постов в правление первого президента США Дж. Вашингтона – пост министра финансов. Гамильтон использовал весь свой дар экономиста и политика, чтобы заложить основу для будущего процветания американского государства. Находясь в отставке, Александр Гамильтон продолжал следить за политической жизнью Соединённых Штатов. Выборы 1800 года доставили Гамильтону сильное беспокойство – Джефферсон и Бэрр получили одинаковое число голосов. Его страх перед приходом к власти политика-демагога стал обретать реальные черты. Гамильтон разразился серией яростных посланий, направленных против Бэрра, так как считал Бэрра разрушителем всего того, что он построил.
Стремясь сохранить созданное, Гамильтон был даже готов пожертвовать жизнью, чтобы остановить Бэрра, и не для себя лично, а ради тех ценностей, которые он защищал[2] . В 1804 году Гамильтон был смертельно ранен на дуэли Бэрром. Дуэль стала результатом отказа Александра Гамильтона взять назад «злобные высказывания» в адрес Бэрра.
В процессе написания данной дипломной работы была использована следующая литература: Плутарх «Избранные сочинения», «Всемирная история», «Соединённые штаты Америки. Конституция и законодательные акты», «История США», «Американские президенты» под редакцией Ю. Хайдекинга, «Хроника человечества» Ю. Хайдекинга, «Американская мозаика» И. А. Геевского, Н. К. Сетунского, «Федералист»: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея, Т. Джефферсон «Автобиография», «Новая история» под редакцией А. А. Нарочицкого, Брюс Майрофф «Лики демократии», В. В. Согрин «Мифы и реальность Американской истории», «История США» под редакцией Н. Н. Болховитинова, газета «История», приложение к газете «Первое сентября», «Новая история. Первый период» под редакцией В. В. Юровской.
Для анализа результатов влияния эпохи Просвещения на политическое мировоззрение Гамильтона – работы философов Монтескье, Локка, Гоббса.
Наиболее важным источником при описании создания и принятия конституции, а также, участия в этом процессе А. Гамильтона служит «Федералист».
Человек, которому принадлежит идея создания «Федералиста» и один из соавторов этого документа, Гамильтон, сделал всё, что было в его силах, чтобы защитить от нападок только что созданную конституцию. «Федералист» стал свидетельством яростной борьбы между сторонниками и противниками новой конституции. Его авторы – А. Гамильтон, Дж. Мэдисон и Дж. Джей – неординарные личности, объединили свои усилия для защиты конституции от нападок, а зачастую и от искажённого представления о ней.
Этот документ составляют 85 статей, напечатанных в нью-йоркских газетах в течение 1787 – 1788 годов. Первая статья увидела свет 27 октября 1787 года в газете «Индепендент Джорнэл». С самого начала авторы подписывали свои статьи одним псевдонимом – Публий. Уже в конце 1787 года статьи «Федералиста» завоевали широкую известность. «Федералист» неоднократно переиздавался. К его редактированию приложил руку Дж. Мэдисон, просматривавший текст и внёсший исправления в издание 1818 года. Относительно скромный вклад Дж. Джея в совместное литературное предприятие объясняется тем, что он тяжело болел как раз в те месяцы, когда писался «Федералист». Статьи «Федералиста» подробно раскрывают цель создания конституции США, обосновывая необходимость изменения государственного строя молодой республики и создания жизнеспособного государственного аппарата.
Во время работы по анализу конституции кроме «Федералиста» был использован ещё ряд документов – «Статьи Конфедерации» от 1777 года, конституции нескольких штатов, конституция США, принятая в 1787 году и «Билль о правах».
Принятая на Филадельфийском конвенте 1787 года конституция США на фоне феодально-абсолютистских политических систем имела прогрессивное значение. Изменения, произошедшие в мире и в американском обществе за более чем двести лет, почти не коснулись этого документа. И в наше время американская конституция является примером для многих демократических государств.
Глава I. А. Гамильтон – личность и политик.
Александр Гамильтон выставлял себя в качестве образчика аристократического государственного деятеля, который ведёт нацию умело и решительно, обеспечивая народу процветание и усиливая его мощь, а без него народ мучился бы в условиях дезорганизации и бесплодной свободы. Адаптировав концепцию Гамильтона к условиям демократической культуры, его приемники, например, Теодор Рузвельт и Джон Ф. Кеннеди, создали для себя ещё и некий героический имидж, доставлявший удовольствие публике и создающий иллюзию участия в политике. В то же время, они прочно держали бразды правления в своих руках и руках своего окружения, представляющего «нескольких избранных умов». Гамильтоновская традиция руководства придала американской традиции руководства немало величия, блеска и мужества.
Гамильтон побудил новое центральное правительство учредить государственные институты, которые должны были способствовать динамичному развитию капиталистической экономики. Он преуспел также в создании образа сильного главы исполнительной власти, то есть, президента, который сдерживает демократическую оппозицию и наращивает экономическую и военную мощь государства. Но поражение, которое он потерпел от сторонников Джефферсона, означало возвращение в додемократическую эру.[3] Тем не менее, этот тип лидерства продолжает подспудно существовать в американской политике. Его наследники предусмотрительно обряжают своё стремление к власти и славы в одежды демократии, прибегая к риторике, пользоваться которой Гамильтон считал ниже своего достоинства. Но, несмотря на эту маскировку, образ лидера, созданный Гамильтоном, просматривается и сейчас.
§1. А. Гамильтон – становление личности, формирование политических взглядов.
Александр Гамильтон разработал жизнеспособную форму аристократического руководства. Она пережила его правление и продолжала существовать под видом демократии. Веря в то, что демократия отвергает грязные методы руководства (имеется ввиду Аарон Бэрр), Гамильтон видел в аристократах – государственных деятелях спасителей Республики. Он пытался предстать в роли образцового государственного деятеля, чьё классическое стремление к славе, «преобладающая страсть благородных умов», было поставлено на службу современным радикальным взглядам. Он нашёл строительный материал для создания национального величия в духе предпринимательства, а не республиканской добродетели. Исповедуя убеждения, которые он считал откровением свыше, он намеривался погасить демократические страсти американцев, используя для достижения своей цели алчность американских представителей бизнеса.
Сам Гамильтон не всегда стоял на таких позициях. Ещё молодым офицером в Революционной армии он обличал проявления алчности и призывал следовать классической американской политике добродетельных действий. Личность молодого Гамильтона вызывает живой интерес и представляет собой любопытный контраст с тем зрелым государственным деятелем, каким он стал в боле поздние годы.
Три статьи, отправленные в нью-йоркскую газету осенью 1778 года и подписанные псевдонимом Публий, были первыми работами Гамильтона с начала войны. Взяться за перо его заставило дело Самюэла Чейза. Чейз, воспользовавшись бывшей у него как делегата Континентального конгресса информацией, монополизировал запас муки, которую конгресс предполагал закупить для 4-го флота, а затем более чем вдвое поднял на неё цену. Осуждая Чейза, Гамильтон со всей решимостью изложил свою концепцию борьбы между республиканской добродетелью и коррумпированностью.
Согласно широко распространённому в то время классическому республиканскому мировоззрению, дух коммерции и погоня за прибылью разлагают добродетельный народ, чья верность общественному благу стоит выше заботы о личных интересах. Жажда богатства и роскоши не только мешает служению обществу, но и полностью изменяет цели, то есть, выдвигает на первый план интересы сугубо личные. Так писал молодой Публий, осуждая Чейза и называя его выходцем из того «самого племени, которое, пользуясь моментом, вознесло дух монополии и вымогательства едва ли не на беспрецедентную высоту». Если этот «дух монополии и вымогательства» не получит должного отпора, он разрушит все достижения революции. Высказывая эти опасения, Публий пользовался примерно теми же словами, которые полтора десятилетия спустя будут повторены, чтобы осудить политику министра финансов Гамильтона: «Когда в государстве всем правит алчность, это предвещает его падение».
Чейз, как и все люди подобного типа, вызывал у Гамильтона резко отрицательное отношение. Человек посредственных способностей и сомнительных нравственных качеств, он, прибегнув ко лжи, добился расположения избирателей и победил на выборах. Появление на общественном поприще людей, подобных Чейзу, Гамильтон считал дурным предзнаменованием для молодой республики: «Мы начали соперничать с государствами самыми опытными и процветающими в искусстве коррупции».[4]
Заключительная статья Публия рисовала яркий портрет общественного деятеля, мотивы и действия которого были полной противоположностью алчности и коррумпированности Чейза. В ней подробно излагался кодекс поведения политика, которому Гамильтон будет следовать, даже всё боле убеждаясь в неспособности к этому других:
«Быть членом конгресса – значит занимать самый блестящий и значительный из всех постов, какие я могу себе представить. Конгрессмен – это не только законодатель, но и основатель империи. Человек высокой нравственности и блестящих способностей, обличённый таким высоким доверием, должен радоваться, что судьбою ему было уготовано родиться в такое время, когда возможности способствовать человеческому счастью наиболее благоприятны. Нести добро человечеству – не столько долг, сколько привилегия его служения; с высоты своего положения он будет с презрением смотреть на любые низкие и эгоистические устремления».[5]
Дело Чейза вызвало тревогу, свидетельствуя о явной коррумпированности, но Гамильтон был уверен, что идеальные законодатели, о которых он говорил, способны контролировать человеческую алчность. Надо только поставить в известность американский народ и объединить все усилия под знаменем нравственности. Итак, молодой Публий самонадеянно предсказал падение Чейза (плохо представляя, что в один прекрасный день Чейз станет судьёй в верховном суде Соединённых Штатов, выдвинутым от Федералистской партии).
Классическое республиканское мировоззрение молодого Публия питало его страстные обличения и мечту о высоконравственном руководстве и гражданстве. Но по мере того, как нарастало его недовольство неумелыми действиями конгресса и непрочным положением армии, в его высказываниях классического республиканца стало проявляться разочарование и в судьбе страны, и в своей собственной.
Сомневаясь в существовании в коммерциализованной Америке нравственности, Гамильтон не видел перспектив своей карьеры государственного деятеля. В январе 1789 года он написал Лоуренсу, что претендентам на государственные посты, чьи заслуги ничем не отличаются от его заслуг, оказывается предпочтение: «Я чужой в этой стране. У меня нет здесь собственности, нет связей. И если я, как ты утверждаешь, обладаю талантами и честностью, то в просвещённый век они справедливо считаются весьма иллюзорным основанием для того, чтобы на что-то рассчитывать при отсутствии других, более весомых талантов». Его мечты стать законодателем и основателем нравственной и сильной верховной власти, по-видимому, разбились, и Гамильтон не видел иного пути к чести и славе, кроме романтической смерти в бою. Разочарование в политике ещё некоторое время продолжало звучать в его письмах к Лоуренсу, но женитьба помогла ему войти в круг нью-йоркских джентри, он приобрёл связи, необходимые для поддержки его «талантов и честности». Разочарованный сторонник классических республиканских идей начал постепенно отходить от политической философии, которая завела его в тупик. Его принципы, изложенные в статьях за подписью Публия, он сохранил для себя и немногих других; на большинство соотечественников он возлагал теперь совсем другие надежды. Отказ Гамильтона от иллюзий чётко обозначился к 1782 году: «Мы можем проповедовать необходимость бескорыстия, пока не устанем от этой темы, но так и не обратим в свою веру ни одного человека.… Обращаться в поисках моделей к рациональным эпохам Греции или Древнего Рима так же смешно, как искать их у готтентотов или лапландцев».
Критическая точка зрения на природу человека, которая в дальнейшем стала широко известной частью политических воззрений Гамильтона, просматривалась и у горячего молодого защитника республики. Возможно, её породило обстоятельство, глубоко ранившее его, – клеймо незаконнорожденности и нищего детства, или она подогревалась чтением в ранней молодости работ скептически настроенного Дэвида Юма.
По мере угасания его республиканских надежд Гамильтон 1780-х годов стал гордиться тем, что показывает человечество в неприукрашенном виде. Его проза в эпоху Конституционного конвента и «Федералиста» изобиловала описаниями и сценками, рассказывающими о человеческих пороках. Ему не терпелось разбить доводы тех, кто остался приверженцем классических республиканских добродетелей, демонстрируя им, что «люди амбициозны, мстительны и алчны». Его откровеннейшее заявление о природе человека прозвучало на конституционном конвенте (дошедшее до нас в изложении Роберта Йетса): «Человечество, в общем, порочно»[6] .
В этой мрачной точке зрения на природу человека были и определённые просветы. Слова «в общем» допускали значительные исключения. Обращаясь к собранию выдающихся людей, которых едва ли можно было заподозрить в признании собственной порочности, Гамильтон охарактеризовал политическую элиту, руководствующуюся мотивами, которые крайне отличались от устремлений народных масс. «Возьмите человечество таким, какое оно есть, что им управляет? Их страсти. В каждом правительстве может быть несколько избранных личностей, которые, может быть, действуют, исходя из более достойных побуждений…Возможно, в любом государстве несколько человек могут, движимые патриотическими мотивами или желанием продемонстрировать свои таланты, заслужить восхищение общества, выдвинуться вперёд». Здесь мы видим не только автопортрет Гамильтона, но также и его психологическое обоснование лидерства элиты.