Реферат: Арсений Александрович Тарковский

Это стихи 1966-1971 годов. Стихи сильной мускулатуры, полные горячей крови. Великолепное многозвучие и торжественный строй стихотворений «Когда вступают в строй природа и словарь…» или «Я по каменной книге учу вневременный язык…», и живая разговорная интонация «Зимы в детстве», и то, что лично мне всего дороже у Тарковского, - четкая предметность т точность, удивительное мастерство и прочность архитектуры, как в стихотворении «Тогда ещё не воевали с Германией…». Здесь есть строфа, сразу высветляющая все вокруг отблеском тревожного и грозного времени, в котором нам выпало прожить жизнь:

Казалось, что этого дома хозяева

Навечно в своей довоенной Европе,

Что не было, нет и не будет Сараева,

И где они, эти мазурские топи?..

Поток стихов Тарковского никогда не мелеет, нас увлекает его сильное течение, и мы понимаем, что вся эта плотная и живая масса, вся эта своеобразная материя, захватывающая и несущая с собой читателя, - естественная и непреложная потребность души поэта. Такая жгучая потребность писать мир вокруг себя и в себе – залог того, что написанное будет необходимо и другим людям. И вот какие, казалось бы, отстраненные и одновременно непререкаемые ответы дают его стихи на самые жгучие вопросы действительности:

Садится ночь на подоконник,

Очки волшебные надев,

И длинный вавилонский сонник,

Как жрец, читает нараспев.

Уходят вверх ее ступени,

Но нет перил над пустотой,

Где судят тени, как на сцене,

Иноязычный разум твой.

Ни смысла, ни числа, ни меры.

А судьи кто? И в чем твой грех?

Мы вышли из одной пещеры,

И клинопись одна для всех.

И если принять как условие, что первая клинопись – начало и исток письменности, мировой культуры, искусства, то, стало быть, эти начала общи и едины и, несмотря ни на что и вопреки всему, человечество навеки крепко спаяно своими общими сокровищами – искусством и культурой. И, разумеется, историей. Эти три бессмертных величины – величайшее завоевание человека, и счастлив тот, кто участвует в их создании. Для него нет в мире ни страха, ни одиночества, он окружен братьями, друзьями, единомышленниками, хранящими для будущего врученный им прошлым вечный огонь, озаряющий и согревающий землю и жизнь на земле:

Вы, жившие на свете до меня,

Моя броня и кровная родня

От Алигъери до Скиапарелли,

Спасибо вам, вы хорошо горели.

Поэт тоскует по первозданности. Культура, став содержанием его души, предопределила её содержание:

Не я словарь по слову составлял,

А он меня творил из красной глины…

Поэт, страстно стремящийся к самоопределению, провозглашает: «Хвала тому, кто потерял себя!» За чеканными строчками классических размеров открывается трагедия:

Что сделал я с высокою судьбою,

О Боже мой, что сделал я с собою!