Реферат: Байроновский контекст замысла Жуковского об Агасфере
Знал и любил, с ним вместе запертые,
В его глазах погибли (486) 21 .
Параллель с шильонским узником не случайна. Как нам представляется, она призвана оттенить принципиальное различие в авторской трактовке образов Агасвера и узника, свидетельствующее о глубокой эволюции, проделанной самим Жуковским от начала 1820-х гг. к концу жизни.
В «Шильонском узнике», когда герой возвращается к жизни после пережитого отчаяния и бросает «взор на красоту знакомых гор», он окончательно примиряется с тюрьмой:
мне стало жаль
Моих покинутых цепей.
Когда ж на дно тюрьмы моей
Опять сойти я должен был -
Меня, казалось, обхватил
Холодный гроб; <...>
Но как ни тяжко ныла грудь -
Чтоб от страданья отдохнуть,
Мне мрак тюрьмы отрадой был 22 .
Однако это примирение безнадежности («я безнадежность полюбил»), заставляющее героя и на свободе «вздохнуть» о тюрьме.
Для Агасвера возвращение к жизни связано с духовным возрождением. «...Чт
когда любил на свете,/ Все переживший, все похоронивший», герой, «по долгой, несказанной/ Борьбе с неукротимым сердцем» обретает покой:
О, благодать смирения! О, сладость
Целительной раскаянья печали
У ног Спасителя! Какою новой
Наполнился я жизнию и т.д. (489)
Жуковский детально описывает мучительный процесс обретения героем веры 23 , являющейся для самого поэта высшей формой и высшим проявлением свободы, а также процесс добровольного принятия героем креста 24 . Только после этого в поэме звучит итоговая формула Агасвера: «Я казнь мою/ Всем сердцем возлюбил; она моей / Души хранитель» (489) 25 . Это принципиально иной подход к теме страдания, чем в «Шильонском узнике» - не отдых от страданий, не равнодушие к ним, а смирение перед их искупляющей силой.
Характерно, что именно в этом месте «Странствующего жида» появляется тема природы как утешения, данного человеку посреди страданий земной жизни:
... тому, кто сердцем весь
Раскаянья сосуд испил до дна,
И Бога угадал страданьем, в руки
К Нему из сокрушительных когтей
Отчаяния убежал - тому
Природа врач (491).
И далее звучит мотив «Невыразимого»:
Нет, о, нет,