Реферат: Державин – Пушкин – Тютчев и русская государственность

Я вижу: ты в тумане

течешь ко мне рекой,

Пленира на диване

простерлась надо мной, –

и легким осязаньем

уст сладостных твоих,

как ветерок дыханьем,

в объятиях своих

меня ты утешаешь

и шепчешь нежно в слух ...

Замечательно, что и державинское стихотворение тоже так близко напоминает «Le Revenant», что трудно удержаться от предположения о зависимости – и именно от подлинника, т. к. перевод Батюшкова появился только в 1810 г., а «Призывание» написано в год кончины «Плениры» (1794). Приведу наиболее показательные места:

Si du sein de la nuit profonde

On peut revenir en ce monde,

je viendrai, n'en doutez pas ...

– – – – – – –

Souvent du zephyr le plus doux

je prendrai l'haleine inseтsible...

Quand je reverrai les attraits

qu'effleura ma main caressante,

ma voix amoureuse et touehante

pourra murmurer les regrets ...

В молодости Державин совершенно не знал французского языка. Впоследствии он немного научился ему. В том, что он был в состоянии понять такого легкого автора, как Парни, нет ничего невозможного. Перевел же он «Цирцею» Ж. Б. Руссо. Отношение Державина к французской поэзии аналогично отношению Пушкина к немецкой: отдаленное и случайное знакомство, не – абсолютное незнание.

Имея все это в виду, можем восстановить поэтический генезис «3аклинания» приблизительно следующим образом: Исходной точкой для Пушкина послужили, с одной стороны, An Invocation, с другой, как и для Державина, Le Revenant: с Parny Пушкин был связан все-же теснее нежели с Державиным. Но Parny привел его к Державину. В отношении символики не An Invocation и не Le Revenant, но именно «Призывание Плениры» было главным источником «3аклинания». Но, взяв от Барри Корнуолла и от Державина то, что ему было нужно, Пушкин затем уже бросает их и обращается от них – к Байрону. По эмоциональному тону, по художественной идее, «3аклинание» и «Призывание Плениры», при всем их внешнем сходстве, совершенно различные произведения, так же, как «3аклинание» и Аn Invocation. «Пленира» столь жe характерна для Державина, как «3аклинание» для Пушкина. Чем кончается «Призывание Плениры»? В конце первой строфы автор жалуется, что со смертью Плениры он утратил половину своей души. И вот Пленира дает ему совет: «Миленой половину займи души твоей». Этому совету Державин, как известно, скоро и последовал. «Призывание и явление Плениры» написано тогда, когда сватовство к Д. А. Дьяковой уже состоялось. То, что было пережито Державиным сейчас после смерти жены, он использовал особым образом, выведя первую жену в качестве посредницы в его сватовстве к будущей второй. Стихотворение и написано в приличествующей радостному семейному событию «куплетной» форме [14]. Характерен также веселый, праздничный размер – трехстопный ямб. Куплетная форма «Заклинания» (не подсказана-ли и эта черта «Пленирой»?), с повторением в конце каждой строфы возгласов: Сюда! Сюда!, имеет, очевидно, совершенно иное символическое значение: она внутренно обусловлена здесь тем, что стихотворение это есть именно заклинание, что в нем присутствует начало волхвовання, ворожбы (ср. «Талисман»). Безнадежно-горестный. «байронический» тон заклинания «Лейлы» до такой степени контрастирует с семейно-идиллическим тоном призывания «Плениры», что это пушкинское стихотворение кажется таким же поэтическим ответом державинскому, каким «К молодой вдове» является по отношению к «Привидению», – своего рода обратной пародией на державинское (как и, – мы видели это – на Корнуоллово).

Это своеобразное пародирование, когда «пародия» звучит внушительней и глубже, чем пародируемое, обусловлено в данном случае коренными различиями обеих форм видения мира – пушкинской и державинской. Державин – «наивный реалист». Были и у него философские раздумья и искреннее религиозное чувство, и жажда бессмертия, – но непосредственное ощущение «второго плана бытия» ему совершенно чуждо. Есть что-то уже не «барочное», но восточное, что-то от «мурзы Багрима», и от сказок Шехеразады. в его упоении материею, в его переживании мира, как совокупности плотных и косных «вещей» (с чем, несомненно, связан и его «колоризм»), в его вере в материальное, вещественное. Он весь – «по сю сторону» бытия. Перед Смертью он становится втупик, – как ребенок. Всего меньше его заботят «тайны гроба» – тут он просто недоумевает перед разительным контрастом: где стол был яств – там гроб стоит ... Сын роскоши, прохлад и пег – куда, Мещерский. – ты сокрылся? ... Где он? Он там. – Где там? – Не знаем ... Но это нисколько не обесценивает в его глазах прелестей жизни: жизнь есть небес мгновенный дар: устрой ее себе к покою. И Пушкин саркастически пародирует это пожелание в коварном совете «Лукуллу» провести С. С. Уварова, обзаведясь наследником:

Так, жизнь тебе возвращена

со всею прелестью своею.

Смотри: бесценный дар она.

умей же пользоваться ею.

Укрась ее: года летят.