Реферат: Достоверность писцовых книг
Статья Г. А. Максимовича «К вопросу о степени достоверности писцовых книг». Выводы этой статьи ставят под сомнение все данные писцовых книг о сенных угодьях, а за ними и вообще данные об угодьях. Так порождаемая глубоко-критическим отношением к источнику непрерывная цепь мелких частных вопросов исключает возможность положительной работы над ним. Так, Н. Е. Носов говорит о «бедности и отрывочности имеющихся в нашем распоряжении грамот» и настаивает на том, что «нельзя характеризовать дошедшие до нас акты как основной комплекс действительно существовавших актовых материалов». Близко к этой точке зрения стоит Л. В. Черепнин, писавший, что до нас дошли (при отсутствии копийных книг) лишь «разрозненные остатки собраний подлинных актов». Принявший участие в обсуждении этой проблемы В. В. Дорошенко в основном поддержал Носова, считая, что невозможно изучать историю иммунитетных привилегий светских феодалов по сохранившимся грамотам.
Иные позиции занимает С. М. Каштанов. В своих многочисленных работах по истории феодального иммунитета он постоянно исходит из того, что до нас дошел не случайный конгломерат грамот, а комплекс, дающий возможность изучать определенные закономерности в выдаче иммунитетных грамот. С ним согласен А. А. Зимин, утверждающий, что «уже сейчас ясно, что до нас дошел не случайный комплекс актовых источников, а основная масса земельных актов, выданных монастырям-вотчинникам» –. С известной осторожностью подошел к этому спору С. О. Шмидт, ограничившись замечанием, что акты феодального землевладения «неравномерно распределены» между феодалами и территориями.
Вместе с тем обе точки зрения пока еще недостаточно аргументированы. Носов видит одно из оснований справедливости своего мнения в том, что, как ему представляется, нет пропорциональности между земельными владениями монастырей и количеством сохранившихся жалованных и указных грамот (другие разновидности актового материала он, ведя спор с Каштановым по вопросам иммунитетной политики, не рассматривает), хотя одновременно признает, что от крупнейших монастырей «дошло в целом значительно больше грамот, чем от монастырей мелких» – (а ведь это уже пропорциональность!). Весь ход рассуждений Носова направлен скорее на доказательство плохой сохранности документов светского феодального землевладения (факт достаточно известный), плохая же сохранность монастырских актов аргументируется Носовым недостаточно убедительно. Говоря о грамотах времени правления Елены Глинской, Носов отмечает, что они охватывают далеко не все монастыри и относятся в основном к новым приобретениям монастырей, аргументируя этим обстоятельством неполноту дошедшего до нас актового материала. Это, однако, не опровергает тезиса о том, что актовый материал монастырских архивов дошел до нас с большой степенью полноты. Вовсе не обязательно, чтобы за кратковременное правление Елены Глинской (всего четыре года) грамоты получили все монастыри или хотя бы их большинство, и притом на основные владения. Такая массовая выдача могла бы быть вызвана лишь всеобщим пересмотром жалованных грамот. Не прав Носов, когда утверждает, что архивы тех монастырей, грамоты которых от времени Елены Глинской не сохранились, просто пострадали в последующие годы. Если бы это было так, то стало бы непонятным отсутствие грамот Спасо-Евфимьева. Троицкого, Калязина, Спасо-Ярославского, Соловецкого монастырей, наличие всего одной грамоты из архива Кирилло-Белозерского монастыря, хотя материалы перечисленных монастырей хорошо сохранились.
Вместе с тем и Каштанов ограничился в споре с Носовым лишь обоснованием полноты сохранности иммунитетных грамот.
Думается, что изучение степени сохранности актов феодального землевладения и хозяйства не может ограничиться лишь какой-то одной группой разновидностей этих документов, так как прежде всего необходимо выяснить, какова вообще сохранность архивов феодалов XV–XVI вв. Сейчас эта задача представляется более выполнимой, чем еще несколько десятилетий назад. Выход в свет серийных публикаций актов XV–XVI вв дал в руки исследователей надежный материал для суждений о количестве дошедших до наших дней актов и об их видах и разновидностях. Исследования Л. В. Черепнина, С. М. Каштанова и Л. И. Ивиной о копийных книгах, работы С. Н. Валка и М. Н. Тихомирова о древнейшей истории русского акта, изучение С. М. Каштановым и Н. Е. Носовым иммунитетных грамот–, труды С. Б. Веселовского, Л. В. Черепнина, А. А. Зимина, А. И. Копанева, Ю. Г. Алексеева и многих других историков по истории феодального землевладения – значительно облегчили пути дальнейших изысканий в этой области. Давно известна резкая разница между сохранностью документов светских и духовных феодалов. Можно предположить, что начало небрежному хранению документации у светских феодалов было положено во второй половине XVII в., когда запись вотчины в писцовых книгах стала основным и достаточным документом на право владения земельной собственностью. В связи с этим уменьшились материальные стимулы к сохранению такого рода документации. Уже к моменту отмены местничества в 1682 г. от этих актов осталось немного: среди документов, представленных в Разрядный приказ как основание для включения в родословную книгу, чрезвычайно мало земельно-имущественных документов, причем это только иммунитетные грамоты XVIII–начало XIX в., когда, по словам А. С. Пушкина, «русский ветреный боярин считает грамоты царей за пыльный сбор календарей», привели к тому, что у нас вне монастырских архивов сохранились считанные акты светского феодального землевладения XV–XVI вв.
Эта специфичность сохранности актов светского феодального землевладения приводит к тому, что их невозможно использовать для общих статистических выкладок. Те акты, которые дошли до нас, относятся, как справедливо отметил Носов, главным образом к тем феодалам, положение которых в силу различных причин оказывалось неустойчивым и вынуждало дарить или продавать свои вотчины, в монастыри". У нас не сохранилось в актовом материале почти никаких данных о землевладении многих крупных феодалов XVI в.– Воротынских, Шуйских, Захарьиных-Юрьевых. Нам известна вотчина князей Трубецких в Волокном уезде, но мы ничего не узнаем из актов об их владениях в Трубчевске, который оставался родовым гнездом этой княжеской семьи –; крайне неполны и связаны в основном с земельными спорами с Троице-Сергиевым монастырем наши сведения о вотчинах князей Оболенских. Зато значительно лучше мы представляем себе по актовым материалам историю землевладения Белозерских князей, чьи вотчины в большом количестве переходили в руки Кирилло-Белозерского монастыря.
Стародубских князей, значительно пострадавших от опричных опал, и т. д. Возможности реконструирования землевладения большинства светских феодалов – лежат за пределами актового материала. Значительную помощь окажут здесь писцовые книги 20-х годов XVII в., часто дающие указания на прежних владельцев. Быть может, наступит время и для изучения ретроспективных замечаний и включенных актов XVI в. в столбцах Поместного приказа XVII в. не только по Новгороду и Пскову ведь основанные на материалах столбцов по этим уездам разыскания В. И. Корецкого и Л. М. Марасиновой – показали, какие ценные источники можно извлечь из этого фонда. Кроме того, межевые книги и акты из монастырских архивов дают важные сведения о самом существовании тех или иных вотчин и поместий, если они граничат с монастырскими землями, по не о размерах этих владений.
Если документы светских феодалов недостаточно репрезентативны в силу плохой сохранности для изучения географического размещения вотчин отдельных феодальных родов, то некоторые другие вопросы, о чем будет сказано ниже, могут быть изучены даже и на основании таких разрозненных и неполных документов. Но прежде необходимо остановиться на степени сохранности документов монастырских архивов. Дело в том, что большинство документов монастырских архивов составляют грамоты, являющиеся одновременно актами монастырского и светского землевладения. Документы, фиксирующие передачу земель светских феодалов в монастыри, нельзя считать только актами монастырского землевладения, они также и источники по истории обычного вотчинного землевладения.
Значительное количество документов монастырских архивов сохранилось в списках в составе копийных книг актов XVI– XVIII вв. Какова степень полноты, с которой представлены реально существовавшие акты в этих документах? Носов, соглашаясь с тем, что многочисленные копийные книги Троице-Сергиева монастыря включают практически все документы троицкого архива, утверждает, что копийные книги Симонова, Кирилло-Белозерского и Иосифо-Волоколамского монастырей и митрополичьего дома далеко не полны, и ссылается при этом на исследование Л. И. Ивиной и предисловия к II тому АСЭИ и 1 и II томам АФЗиХ". Однако из названных трудов нельзя извлечь столь категорических выводов. Ивина говорит лишь о гибели при пожаре части актов до 1448 г. и о некоторых случайных пропусках малозначительных документов –. И. А. Голубцов в предпосланных II тому АСЭИ «Археографических сведениях о печатаемых актах)) подробно говорит о находящихся в хранилищах копийных книгах Кирилло-Белозерского монастыря, но ни словом не упоминает об их неполноте –. Это и понятно: до нас дошло пять составленных в разное время копийных книг Кирилло-Белозерского монастыря, в том числе рукописи А 1/16 и А 1/17 из собрания Санкт-Петербургской духовной академии (ОРГПБ), содержащие сотни актов более чем на 1,5 тыс. листах фолио, исписанных мелкой скорописью XVII в. Они никак не могут быть заподозрены в значительных пропусках. Черепнин говорит об утрате подлинных (а отнюдь не копий) древнейших актов митрополичьего архива, известных только благодаря копийной книге, но далее действительно отмечает, что основная копийная книга митрополичьего дома (прочие либо списки с нее, либо охватывают лишь определенные уезды или приписные монастыри) содержит в основном акты до времени правления митрополита Даниила.
«Более поздние грамоты, – пишет Черепнин, – имеются в указанном сборнике далеко не все, в виде случайных и неполных приписок на пустых листах копийной книги митрополита Даниила среди более ранних документов». Однако Черепнин не приводит аргументов, подтверждающих значительные пропуски актов в копийной книге митрополичьего дома. Во всяком случае ясно, что большинство актов (все документы до 1539 г. и определенная часть более поздних) вошло в эту книгу. Что же касается Иосифо-Волоколамского монастыря, то Зимин в своем предисловии подчеркивает, что «использование материалов копийных книг XVI–XVIII вв. дает основание утверждать, что в данную публикацию вошли... все (за единичными исключениями} акты XV–XVI вв., хранившиеся там в XVIII в.–, и ни слова не говорит о пробелах копийных книг.
Создавая книги копий земельных актов, монастырские власти были кровно заинтересованы в том, чтобы в них с исчерпывающей полнотой были представлены материалы монастырского архива: ведь именно в тщательности хранения документации состояло одно из преимуществ монастырей при судебном разрешении земельных споров. Поэтому можно с уверенностью говорить о том, что сохранность копийных книг – это сохранность основной массы документов монастырского архива, реально существовавших к моменту составления книг Так как при составлении новых копийных книг обычно использовались и старые копийные книги и в них включались не только списки с подлинников, но и списки со списков, то с большой долей вероятности можно полагать, что сохранность копийных книг – это сохранность вообще основной массы документов монастырского архива.
С. Б. Веселовский и вслед за ним Каштанов отмечают и доказывают своими исследованиями достоверность писцовых книг, что из 400 монастырей XVI в., указанных в них (книгах) только небольшую часть составляли крупные земельные собственники. По подсчетам Каштанова, лишь от четвертой части из этих 400 монастырей сохранились иммунитетные грамоты, причем автор считает, что из остальных трех четвертей большая часть не получала иммунитетных грамот и привилегий, так как это были слишком слабые и небольшие монастыри, что в известной степени подтверждается и самими книгами. Однако это вполне вероятные, но достаточно общие рассуждения.
В настоящее время известны следующие включающие материалы XVI в. писцовые книги владычных кафедр и монастырей митрополичьего (патриаршего) дома–, Новгородского дома св. Софии –. Троице-Сергиева монастыря Симонова монастыря–, Московского Богоявленского монастыря, Лужецкого Можайского монастыря, Савво-Сторожевского монастыря–, Иосифо-Волоколамского монастыря, Амвросиева Дудина Нижегородского монастыря –, Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря–, Троицкого Макарьева Калязина монастыря–, Юрьева Новгородского монастыря, Данилова Переславского монастыря, Спасо-Ярославского монастыря, Кирилло-Белозерского монастыря–, Богоявленского Кожеозерского монастыря–, Спасо-Преображенского Пыскорского монастыря–, Соловецкого монастыря –, Велико-Устюжского Михайло-Архангельского монастыря. У нас нет данных сводного характера о землевладении монастырей за XVI в., однако так как в результате законодательных ограничений в конце XVI – первой половине XVII в приостановился рост земельных владений духовных феодалов то можно использовать данные XVII в. для приблизительной оценки доли тех или иных монастырей в общем количестве земель, принадлежавших церкви. К такому приему прибегал и Веселовский, писавший, что, «поскольку рост монастырского землевладения вообще остановился с конца XVI в., данные о дворах 1678 г. дают довольно верное представление об удельном весе старых монастырей... Эти данные показательны и для более раннего времени, так как владения этих монастырей, как и большинства старых монастырей, сложились в большей части к концу XVI в. До нас дошли три росписи дворов, находившихся в собственности разных землевладельцев, в том числе и духовных феодалов: 1645/46–1646/47 гг.– от декабря 1661 г и от декабря 1678 г. Росписи 1645–1647 и 1661 гг. связаны друг с другом и дают в большинстве случаев одинаковые или близкие цифры, но в росписи 1661 г. пропущены владычные кафедры. Из-за близости этих двух росписей привожу в таблице данные только одной из них – более ранней и более полной.
Итак, как видно из данных табл., в руках монастырей, писцовые книги которых сохранились до наших дней, в XVII в. было сосредоточено немногим менее двух пятых земельной собственности церкви.
Для XVI в. эта доля была, вероятно, несколько больше, так как во вновь осваиваемых районах создавались новые монастыри, а вклады в старые монастыри были запрещены, и рост их землевладения почти остановился. Кроме того, нужно учесть, что многие из старых монастырей были расположены в уездах с преимущественным развитием поместного землевладения, где не было или почти не было вотчин: в Нижегородском, Свияжском, Казанском и других средневолжских уездах, в южных районах, близких к засечной черте, и т. д. Акты этих монастырей ограничиваются в основном жалованными, указными и правыми грамотами и, естественно, менее многочисленны, чем у монастырей–
Таблица
Доля владычных кафедр и монастырей, копийные книги которых сохранились, во владычно-монастырском землевладении
| Монастырь, кафедра | Число дворов по росписи | |
| 1640-е годы | 1678 год | |
| Патриарший (митрополичий) дом | 6481 | 7128 |
| Новгородский дом св. Софии | 1432 | 694 |
| Троипе-Сергиев монастырь | 16839 | 16813 |
|
К-во Просмотров: 274
Бесплатно скачать Реферат: Достоверность писцовых книг
| ||