Реферат: Движущие силы внешней политики Российской Федерации

Основные направления внешней политики любого государства формируются под воздействием двух групп факторов. Первая относится к политической, экономической и военной обстановке на международной арене в целом, и особенно в тех зонах, где сосредоточиваются стратегические, жизненные интересы данного государства. Она, в свою очередь, складывается в результате действий правительств других стран, прежде всего важнейших партнеров или противников данного государства; определяется соотношением экономических, политических и военных сил основных субъектов мировой политики, а также механизмами и принципами функционирования системы международных отношений как на глобальном, так и на региональных уровнях. Вторая группа факторов, как представляется, не менее, а может быть, и более важная - внутренние движущие силы и мотивы, обусловливающие действия государства за пределами его национальных границ.

В данной главе речь идет именно о тех импульсах, которые возникают внутри Российской Федерации - в различных институтах, общественных структурах и слоях и воздействуют на ее внешнюю политику, прежде всего формируют систему национальных внешнеполитических интересов и выражающих их стратегических установок.

В научной и публицистической литературе, посвященной формированию российской внешней политики, часто обсуждаются три основные модели этого процесса. Первая предполагает, что эта политика фрагментарна - в том смысле, что государственные ведомства и различные группы элиты реализуют за пределами России собственные, далеко не всегда совпадающие интересы, а централизованный контроль над ними и координация их действий слабы или отсутствуют. Вторая исходит из того, что между основными группами элиты сложился полный или практически полный консенсус по внешнеполитическим проблемам, отражающийся в стратегических установках, документах государства и его практической деятельности. Содержание такого консенсуса часто ассоциируют с национальными интересами России. И, наконец, в соответствии с третьей внешняя политика России является результатом реализации различных идеологических концепций - неоимперской, социал-реваншистской, либеральной и т.д.

Как представляется, каждая из этих моделей характеризует те или иные аспекты очень сложного процесса выработки внешней политики, причем на каждом ее направлении соотношение этих механизмов различно. До сих пор не создана «интегральная модель» формирования внешнеполитического курса страны, соединяющая различные механизмы указанного процесса. Эта задача, безусловно, не может быть решена в данной главе. Ее цель гораздо скромнее - познакомить читателей с рядом проблем и взглядов, с тем чтобы помочь им в дальнейшем самостоятельно изучать соответствующие научные работы.

Характер режима и внешняя политика: некоторые взаимосвязи

Существуют различные механизмы и формы взаимосвязи внешней политики страны и процессов, развивающихся внутри общества. Разработано немало различных теорий и концепций, объясняющих соответствующие взаимосвязи. Серьезное внимание уделяется, в частности, определению и анализу воздействия характера политического режима на важнейшие внешнеполитические установки.

Как уже было отмечено (см. разд. I, гл. 5), в XX в. государства, в которых существуют укорененные в политической культуре общества демократические режимы, не воевали друг с другом. Утверждение демократических порядков в том или ином регионе, как правило, сопровождалось снижением там международной конфликтности и напряженности. Это эмпирически установленный исследователями факт до сих пор не получил убедительного теоретического объяснения. Можно предположить, что есть какие-то внутренние особенности консолидированной демократии, вероятно, присущая ей ориентация на разрешение конфликтов политическими, прежде всего правовыми средствами, что проявляется не только во внутренних, но и во внешних отношениях, и, соответственно, меняет характер взаимодействия между государствами, в которых сложились такого рода режимы.

Видимо, указанное явление неправомерно связывать с социально-политической однородностью демократических государств и обусловленными ею сходными типами политической культуры. В социалистической части мира, где во второй половине XX в. установились однородные в социально-политическом плане государства с похожим типом политического мышления, сформировалось несколько устойчивых очагов международной напряженности и конфликтов. Острая конфронтация между СССР и Югославией возникла уже в первые годы существования мировой социалистической системы. Государства с коммунистическими режимами - СССР и Китай, Китай и Вьетнам - находились в состоянии многолетнего политического противоборства, переходящего иногда в вооруженные столкновения. Таким образом, социально-политическая однородность государств сама по себе не является гарантией от конфликтов и войн между ними. Скорее, можно сделать вывод о том, что в отличие от консолидированных демократических режимов авторитарные, и особенно тоталитарные, государства, склонные к внешней экспансии, являются источниками нестабильности в региональном или глобальном масштабе.'

Особенности внешней политики режима часто объясняются, и, видимо, не без оснований, его идеологией. Например, важнейшие тоталитарные режимы в XX в. - коммунистические и фашистские - руководствовались мессианскими идеологическими доктринами, согласно которым целью внешней политики соответствующего государства являлось распространение данной идеологии и определяемого ею социального устройства в глобальном или, по крайней мере, региональном масштабе. Это, в свою очередь, обусловливало экспансионистскую внешнюю политику, которая практически неизбежно приводила к столкновениям, в том числе вооруженным, с окружающими государствами или мировыми «центрами силы».

Так, внешняя политика СССР, строившаяся на основе установок ленинско-сталинской версии марксизма, исходила в значительной мере из представлений о классовой борьбе на международной арене как движущей силе мировой политики, была ориентирована на максимальное содействие революционным или антиимпериалистическим, а точнее, антизападным, и прежде всего антиамериканским, движениям, что неизбежно сталкивало СССР с ведущими государствами западного мира, порождало острые конфликтные ситуации, вело к глобальному противоборству государств, принадлежащих к двум противоположным социально-политическим системам. Это противоборство со свойственными ему логикой и закономерностями определяло важнейшие механизмы функционирования мировой системы международных отношений, сложившейся в конце 40-х годов и получившей название биполярной.

Впрочем, можно встретить и иной вариант внешней политики тоталитарного режима. Так, руководство Северной Кореи, не имеющей сил и ресурсов для проведения активной внешней экспансии, ориентировано на максимальную изоляцию от внешнего мира. Стратегия «железного» или «бамбукового» занавеса в отношениях с внешним миром предназначена прежде всего для сохранения режима, укрепления его идеологической и социально-психологической базы, сохранения контроля власти над населением. Это один из вариантов более общей модели взаимосвязи между внешней политикой и характером режима. Авторитарные и тоталитарные режимы, как правило, заинтересованы в наличии подлинной или вымышленной внешней угрозы, которая позволяет правящей верхушке проводить жесткую линию внутри страны, подавлять инакомыслие, пресекать попытки демократизации, мобилизовывать ресурсы в пользу армии и оборонных ведомств, мотивируя это необходимостью физически и морально готовить общество к борьбе с внешним врагом.

Идеологии, присущие демократическим обществам, также иногда включают в себя мессианские или квазимессианские элементы. Так, в кругах политической элиты США в последние десятилетия идет достаточно острая дискуссия между «реалистами» и «либералами». Первые, в частности, добивались того, чтобы стратегия Соединенных Штатов на мировой арене определялась преимущественно прагматическими соображениями и не зависела от симпатий или антипатий к тем или иным режимам или политическим деятелям. «Либералы», в свою очередь, считают, например, неприемлемым сотрудничество с диктаторскими и тоталитарными режимами, настаивают, чтобы США строили свои отношения с другими государствами с учетом соблюдения в них прав человека, ставят на первое место среди внешнеполитических целей и задач содействие утверждению демократии в других странах и государствах, предполагают, что США, как наиболее мощная в военном плане мировая демократическая держава, несут особую ответственность за обеспечение мирового порядка и международной безопасности.

Подобные установки часто рассматриваются в России, особенно в среде коммунистической и националистической оппозиции, как проявление некой американской линии на «утверждение мирового господства». Это остро ставит вопрос о различии стратегии, ориентированной на установление собственной гегемонии во имя, например, тех или иных идеологических целей, и стратегии, обусловленной чувством ответственности за развитие событий, происходящих за пределами национальных границ.

Встает вопрос: как указанные взаимосвязи между внешней политикой и характером политического режима проявляются в России? Анализ этой проблемы затрудняется сложностью российской политической системы, возникшей после краха коммунизма. Как считает большинство исследователей, нынешний режим в России носит в основных своих чертах переходный или «гибридный характер». Так, один из ведущих российских политологов Л. Шевцова пишет о том, что «российский режим - это, вне сомнения, гибридный режим, который нельзя втиснуть ни в одну однозначную схему. ...Сегодня в России уже более устойчивое соотношение демократизма, олигархии и авторитаризма. Впрочем, сохранилось и множество иных «добавок». Сформировались и определенные механизмы снятия конфликтности между несовместимыми на первый взгляд тенденциями. Несмотря на внешне весьма противоречивое смешение принципов, стилей, форм управления и ментальности, разношерстность самого «поля власти», сама эта эклектика является важным фактором выживания нынешней власти, которая как хамелеон может приспосабливаться к смене реальности. Гибридность с креном в ту или иную сторону еще долго будет определять характер российской общественной системы».

Несмотря на то, что российские и зарубежные исследователи по-разному характеризуют нынешнюю фазу или нынешнее состояние социально-политического развития России, наличие в ее политической системе разнородных элементов не вызывает сомнений. Но это, в свою очередь, способствует тому, что и во внешней политике страны проявляются разноплановые тенденции. Одни из них свойственны государствам демократической природы и направлены прежде всего на мирную интеграцию страны в мировую экономику и глобальную систему политических взаимосвязей. Суть их состоит в том, чтобы исключить возрождение конфронтации России с ведущими государствами Запада, создать условия для все более расширяющегося сотрудничества с ними, использовать его для восстановления российской экономики, в том числе путем привлечения крупных инвестиций из-за рубежа.

Другие тенденции, присущие скорее авторитарному началу в современном российском обществе, отражают интересы тех групп и слоев, которые заинтересованы в противостоянии с внешним миром. Они несут на себе четко выраженный отпечаток имперского мышления. Ушедшие в прошлое представления о классовом противоборстве, как главном факторе международной политики, заменяются разного рода геополитическими конструктами, в том числе трактующими мировое развитие в духе имманентного противоборства различных культур и цивилизаций.

Такие взгляды, в частности, нашли свое отражение в евразийстве, обретающем в 90-х годах немалую популярность в российских интеллектуальных кругах. Воспроизводя применительно к современным условиям основные постулаты «классической геополитики», разработанные в начале XX в. рядом западноевропейских и американских ученых, нынешние сторонники евразийской концепции предполагают, что стратегические интересы и обусловленные ими параметры внешней политики государства определяются преимущественно его географическим положением. Так, широко распространено представление о противоположности Запада и Востока, прежде всего США и России, или, точнее, Российской империи. Последние трактуются соответственно как морская и сухопутная цивилизации, определяющие историческое предназначение, а следовательно, и внешнюю политику соответствующих народов и государств, самим своим положением в мире обреченных на противоборство и борьбу за контроль над территориями. Интерес к евразийским и традиционным геополитическим воззрениям, проявившийся в последние годы в России, по-видимому, соответствует нынешней стадии развития российского общества, в политической культуре которого сильны традиционные элементы, а формирование гражданского общества и демократических институтов находится в начальной фазе.

Важно при этом подчеркнуть, что идеологическое многообразие является важным признаком постепенного становления в России демократических порядков. Любая попытка создания и утверждения государственной идеологии, в том числе в виде некой «русской национальной идеи», представляет собой важный шаг к авторитарному перерождению политического режима, поскольку ведет к идеологической монополии. Естественно, что такого рода попытки неконституционны. В ст. 13 Конституции РФ предельно ясно сказано: «В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной».

Данная конституционная норма ориентирует государственные ведомства России, вовлеченные во внешнеполитический процесс, на прагматические подходы, трезвый, не искаженный идеологическими догмами анализ соотношения сил на мировой арене, мотивов поведения других государств, прежде всего соседних, учет реальных возможностей России. Попытки выстроить внешнеполитическую концепцию на базе современных версий евразийства, как и любого иного идеологического течения, могут завести в тупик внешнюю политику страны.

Внешняя политика и внутренние ресурсы государства

Не менее важным аспектом взаимосвязей между внутренними условиями и процессами, с одной стороны, и внешней политикой - с другой, является соотношение между внешнеполитической стратегией и ресурсами, которые государство может выделить для ее реализации. Опыт показывает, что установление максимально точного соответствия между целями и потенциалом их воплощения в жизнь является принципиально важной задачей организаций и институтов, разрабатывающих внешнюю политику государства и принимающих необходимые решения.

В том случае, если внешнеполитические ведомства и высшее руководство страны недооценивают собственные возможности, то ее внешняя политика во многих случаях становится излишне пассивной. Но если деятельность государства на международной арене и сопряженные с ней амбиции не подкреплены экономическими, политическими и военными ресурсами, то весьма вероятным становится внешнеполитический и стратегический «тупик». В этой ситуации, как правило, возникают и нарастают кризисные явления сначала в экономике, а затем и в политической сфере, которые могут привести в конечном счете к краху режима и даже государства.

Так, распад Советского Союза во многом стал результатом того, что установка на глобальное противоборство с основными «центрами силы» современного мира - США и НАТО, Японией и Китаем явно не соответствовала хотя и немалым, но все же ограниченным ресурсам СССР. Ее претворение в жизнь вызвало перенапряжение сил, глубокие диспропорции в экономике, выразившиеся прежде всего в чрезмерном развитии военно-промышленного комплекса, и в конце концов привело к глубокому экономическому кризису и нараставшему технологическому отставанию от ведущих государств развитого мира.

Принципиально важный вопрос о том, насколько те или иные стратегические доктрины и установки, распространенные в российских политических кругах, подкреплены необходимыми ресурсами, вызывает острую дискуссию. Эта дискуссия, несмотря на то, что внешне она часто носит академический характер, имеет первоочередное практическое значение. По сути, речь идет о том, не повторит ли Россия судьбу СССР, потерпевшего поражение в холодной войне и не сумевшего сохранить евразийскую империю, последнюю империю XX в.

Многие российские исследователи и политические деятели полагают, что, несмотря на глубокий социально-экономический кризис, у России имеются необходимые ресурсы для того, чтобы сохранить статус великой державы и, соответственно, проводить отвечающую этому статусу внешнюю политику. Типичным примером таких взглядов может быть высказывание российского публициста Сергея Кортунова. Он пишет: «После распада СССР Россия осталась одной из великих держав - по своей политической значимости и влиянию на ход дел в мире: она сохранила за собой место постоянного члена Совета Безопасности ООН и несет связанную с этим ответственность. Великой державой ее делают геополитическое положение, статус ядерной державы и некоторые другие признаки: потенциальные демографические перспективы, ресурсное обеспечение, высокий научно-технический потенциал и др. Эти же факторы объективно превращают Россию в один из важнейших мировых центров». Это ставшее стереотипным и проникшее в некоторые официальные документы представление о роли и возможностях России и ее внешней политики.

Хотя такие представления получили относительно широкое распространение, они часто встречают серьезные возражения как в России, так и за рубежом. Так, американский исследователь Ш. Гарнет, по сути, возражает Кортунову, а точнее, логике его аргументов. «Несмотря на всю кажущуюся самоуверенность российской внешней политики, - пишет Гарнет, - она в будущем десятилетии поставит мир не перед проблемой восстановления империи, а перед непредсказуемыми последствиями слабости и чрезмерных обязательств России. Адепты интеграции и нового самоутверждения сильнее сторонников дезинтеграции и сокращения российского влияния только в среде российского внешнеполитического истэблишмента. Он создает новую амбициозную парадигму для России, которая опасна тем, что построена на песке... Предлагаемые решения лишь усугубят дилемму, с которой Москве неизбежно придется столкнуться из-за того, что она медлит ее признать: ее возможности ограниченны по сравнению с вызовами нового геополитического окружения в Евразии».

Не менее определенно возражают сторонникам «великодержавного» статуса России некоторые известные российские политические деятели. «В настоящее время, - пишет, например, В. Никонов, - из-за экономической и военной слабости Россия не может претендовать даже на роль региональной сверхдержавы. В краткосрочной перспективе будут нарастать международная изоляция России и утрата ею инструментов влияния на международную политику при нарастании вызовов безопасности по всему периметру границ... Пока Россия не поднимется экономически, невозможно ожидать ни ее полноценного вхождения в мировое экономическое пространство (это главный приоритет), ни усиления ее роли в международных делах».

При всей дискуссионности вопроса о том, какие внешнеполитические ресурсы остались в распоряжении России, представляются справедливыми несколько выводов. Во-первых, ядерное оружие, имеющееся в распоряжении российских вооруженных сил, бесспорно, в прошлом было важнейшим фактором великодержавного статуса Советского Союза. Однако в сегодняшних условиях оно теряет свой политический потенциал. Действительно, стратегические ядерные силы предназначены для нейтрализации стратегической угрозы со стороны государств, обладающих аналогичным оружием. Тактические ядерные вооружения могут быть применены в случае крупномасштабной агрессии, сопоставимой по своему размаху с фронтовыми операциями времен Второй мировой войны, с массированным применением танков и иной бронетехники. В обозримой перспективе вероятность возникновения такого рода угроз и конфликтов если и не равна нулю, то крайне мала. Но для нейтрализации внешних угроз, которые действительно могут возникнуть для России в результате локальных конфликтов и войн низкой интенсивности, ядерное оружие бесполезно. А что касается российских обычных вооруженных сил, предназначенных для действий в войнах и вооруженных конфликтах, способных возникнуть прежде всего в южной периферии бывшего СССР, то их слабость общепризнанна.

Во-вторых, пока не сложились предпосылки для быстрого экономического роста. Российская экономика крайне отягощена неконкурентоспособными и «общественно-избыточными» производствами. Хотя они и отличаются в среднем высоким технологическим уровнем, сконцентрированы прежде всего в военно-промышленном комплексе и могут быть подвержены конверсии лишь частично и с большими затратами. Между тем главным признаком великой державы является способность, с одной стороны, удовлетворить потребности населения на уровне, сопоставимом с уровнем ведущих государств современного мира, а с другой - найти свою нишу в мировом технологическом процессе, не допустить деградации окружающей природной среды, эффективно решать экономические проблемы. В этих условиях обеспеченность России природными ресурсами является фактором, позволяющим ей выжить в сложнейших условиях социально-экономического кризиса, порожденного прежде всего несоответствием бывшей советской экономики современным требованиям. Вместе с тем ресурсная обеспеченность сама по себе не может рассматриваться как движущая сила модернизации и реформ, без которых Россия даже в перспективе не будет обладать заметным международным влиянием.

Наконец, в-третьих, стоит задаться вопросом о том, в какой мере географический фактор служит источником мощи и влияния на мировой арене. Можно предположить, что обширная территория России и ее положение между Европой и Азией в настоящее время, скорее, факторы не силы, а слабости. Сегодня и в обозримом будущем у России нет средств и ресурсов как материальных, так и людских для освоения огромных сибирских пространств. Об этом, в частности, свидетельствует миграционный отток населения из регионов перспективного освоения к востоку от Урала. Тем не менее положение «между Европой и Азией» порождает, особенно после краха коммунистического режима, некое «евразийское высокомерие», подсознательное противопоставление себя и тому, и другому цивилизационному очагу и, следовательно, постоянные трудности с самоидентификацией, которые не могут не ослаблять национальное самосознание.

Внешняя политика и национальные интересы

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--