Реферат: Эволюция российской внешней политики

Российская внешняя политика продолжает переживать стадию становления. Чтобы лучше понять суть этого процесса, его главные тенденции и перспективы, необходимо вернуться к истокам, моменту зарождения дипломатии новой России на рубеже 1991-1992 гг.

Первоначальные внешнеполитические установки обновленной России в значительной степени явились продолжением горбачевского «нового мышления». М. Горбачев занялся демонтажем сталинско-брежневской системы, и реформирование линии Москвы на международной арене стало составной частью этого процесса. Советский Союз взял курс на сближение и даже партнерство с Западом, добиваясь поставленной цели за счет отказа от мировоззрения, установок и позиций, характерных для прежних времен. Коренным образом изменился подход к проблемам разоружения, европейской безопасности, объединения Германии. Трансформация взглядов на Запад, а также эволюция советской идеологии, возраставшие экономические и другие внутренние трудности способствовали пересмотру политики Москвы в отношении социалистических стран, международного коммунистического движения, «третьего мира». М. Горбачев предоставил свободу действий восточноевропейским союзникам, нормализовал отношения с КНР, вывел войска из Афганистана, отказался от безоговорочной поддержки традиционных друзей Кремля в Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке.

Короче говоря, Советский Союз добровольно снял с себя функции «коммунистической империи», увязшей в идеологической и геополитической холодной войне, и решил стать партнером Запада, разделяющим с ним многие ценности и сотрудничающим в решении острых международных проблем. М. Горбачев не ждал столь же гигантских шагов со стороны бывших противников - ведь в конце концов именно СССР вознамерился изменить себя, свой образ жизни и мыслей.

Тем не менее советский лидер надеялся, что США и их союзники примут новый мировой порядок, основывающийся на изменившихся реалиях, на понимании того, что Советский Союз преобразился. В Кремль поступало немало доказательств того, что Запад движется в правильном направлении, хотя перемены происходили не так быстро, как хотелось советскому руководству.

«Новое мышление» отвергалось многими представителями партийного аппарата и военно-промышленного комплекса. По-прежнему видя в Западе противника СССР, они характеризовали политику М. Горбачева как противоречащую государственным интересам. Такая реакция отражала задетые великодержавные амбиции, традиционные страхи в сфере национальной безопасности, потревоженные идеологические догмы и антизападные цивилизационные предрассудки. Возникшие в условиях демократизации националистические группировки также негативно оценивали линию Кремля в международных делах. Вместе с тем «новое мышление» пользовалось полной поддержкой демократических сил, в том числе наиболее мощного центра демократической оппозиции М. Горбачеву - движения «Демократическая Россия», которое возглавил Президент РСФСР Б. Н. Ельцин. Критикуя советского лидера за консервативный сдвиг во внутренней политике зимой 1990/91 г., демократы в то же время активно участвовали в разработке новой дипломатии Кремля. Внешнеполитические советники М. Горбачева все больше сближались с лагерем демократов.

Параллельно радикальное крыло демократов открыто призвало к демонтажу внутренней советской «империи» и созданию на ее месте союза равных партнеров. Президент СССР был не в состоянии сопротивляться набиравшей силу тенденции и сам выступил в пользу предоставления республикам больших свобод - подписания нового союзного договора (что, среди прочих факторов, спровоцировало попытку консервативного переворота в августе 1991 г.).

Однако, несмотря на значительное воздействие горбачевского наследия на внешнюю политику новой России, ее лидеры решительно открещивались от недавнего прошлого. Государственный секретарь первого демократического правительства России Г. Бурбулис и его коллега, министр иностранных дел А. Козырев на ознакомительной встрече с коллективом бывшего МИД СССР в декабре 1991 г. разъяснили принципиальное различие между установками эпохи М. Горбачева и задачами текущего момента. По словам Г. Бурбулиса, прежние власти продолжали делить мир на два лагеря - социалистический и капиталистический, все еще верили в возможность построения коммунистического общества. Такие воззрения способствовали сохранению почвы для конфронтации и соперничества. А. Козырев подчеркнул, что впредь Москва будет осуществлять курс на полнокровное партнерство с Западом, интеграцию с ним.

Данная стратегия начала реализовываться на практике, прежде всего под воздействием всей ситуации внутри и вокруг России. Пришедшие к власти демократические силы горели желанием в сжатые сроки построить в России свободное, правовое общество и процветающую рыночную экономику. В этом грандиозном деле Запад представлялся главным политическим и идеологическим союзником. Как подчеркивали члены российского руководства, «богатые, развитые, цивилизованные страны жизненно необходимы для экономического, духовного, политического возрождения России». Отчуждение от Запада, настаивали в Кремле, приведет к тому, что будет упущен уникальный шанс преображения России. Российский президент неоднократно подчеркивал, что Россия и США имеют «общие интересы» и поддерживают «стабильные, хорошо отрегулированные и основанные на партнерстве» отношения, благодаря чему «паритет в ядерной мощи перестал быть необходимым». Выступая на сессии Совета Безопасности ООН 31 января 1992г., Б. Ельцин выделил то обстоятельство, что Россия «рассматривает Соединенные Штаты и другие страны Запада не только как партнеров, но и как союзников». Президент разъяснял, что Москва теперь разделяет с Западом основополагающие внешнеполитические принципы: «главенство демократических прав и свобод личности, законности и морали».

Пожалуй, не менее важным был тот факт, что Запад без обиняков брал сторону Б. Ельцина и демократического лагеря в их борьбе с внутренними противниками. Так было накануне, в ходе и после ликвидации августовского путча 1991 г. Аналогичную картину можно было наблюдать во время противостояния между исполнительной и законодательной властями в октябре 1993 г. - российский президент запросил моральной поддержки у западных стран и немедленно получил ее. Лидеры демократического движения полагали, что связь с Западом оберегала новую Россию от реванша внутренней реакции. А. Козырев, например, проводил мысль, что стратегическое партнерство с Западом вдохновляло и облегчало демократическое развитие России. В этой связи министр не рекомендовал слишком акцентировать «агрессивную политику защиты национальных интересов в отношениях с партнерами».

Одновременно Запад представлялся демократической власти основным источником помощи, необходимой для успешных экономических реформ. Западное сообщество располагало передовой технологией и крупными финансовыми ресурсами, которыми обещало делиться с Россией. По крайней мере в начале 1992 г. все ветви власти сходились во мнении, что внимание российской дипломатии должно быть сфокусировано на формировании в стране эффективной, динамичной экономики, получении доступа к мировым рынкам и финансам, интеграции России в глобальную систему производства, потребления, торговли и труда. Даже спикер парламента Р. Хасбулатов, позднее превратившийся в жесткого критика российской дипломатии, заявлял в тот период: «В отношениях с внешним миром мы должны отдавать приоритет странам, сотрудничество с которыми наилучшим образом может способствовать созданию реального государственного потенциала».

Демократы находили в западных странах и образец для развития России. Они хотели вестернизировать собственную страну, добившись «превращения России из опасного больного гиганта Евразии в члена западной зоны процветания». Российский министр иностранных дел призывал соотечественников «учиться у передового клуба, как жить цивилизованным образом, в частности, при прямом участии на всех этапах западных экспертов подготовить и осуществить совместные программы реформ в сферах экономики, безопасности и конверсии». В схожем ключе высказывались и другие влиятельные демократы.

Движимая указанными мотивами, Москва проводила ярко выраженную прозападную политику. Она изо всех сил стремилась проявлять конструктивизм в международных делах, как правило, одобряла действия и позиции западных правительств, зачастую копировала их.

Вторым важнейшим компонентом внешней политики новой России стало налаживание дружеских связей с бывшими советскими республиками, ставшими независимыми государствами. Демократы приветствовали роспуск СССР не только потому, что это открывало единственный легальный путь к устранению М. Горбачева с президентского поста. В России существовала на тот момент широкая оппозиция имперской политике, причем в силу целого ряда причин. Демократические партии и либеральная интеллигенция исходили из того, что демократизация сделала роспуск СССР неизбежным. Сопротивление этому процессу обязательно спровоцировало бы конфликты и войны по югославскому сценарию. Выдвигался также аргумент, что без предоставления свободы другим народам Россия никогда не станет нормальным, демократическим государством. Кроме того, Е. Гайдар и другие ориентированные на Запад экономисты в правительстве придерживались мнения, что союзные республики превратились в экономическое ярмо и непреодолимое препятствие реформам: субсидии им, подыгрывание их капризам свели бы на нет успех жесткой монетаристской политики.

Демократы тешили себя надеждами, что новые независимые государства будут благодарны России за предоставленную свободу, и это наряду с общими идеалами и задачами позволит бывшим союзным республикам тесно сотрудничать между собой. Была и уверенность в том, что Россия, как наиболее мощное государство, выдвинется на роль признанного лидера равных и независимых республик. Многие российские политики и простые граждане к тому же сентиментально уверовали в тягу других народов к сохранению «братских уз» с бывшей метрополией. На более рациональном уровне руководство РФ полагало, что интеграционные импульсы будут подпитываться взаимозависимостью в области экономики, «неразделимостью» созданного ранее военного потенциала. Сказывалось и то, что российских лидеров связывала со многими деятелями обретших независимость стран совместная борьба против коммунистического тоталитаризма. Проявления враждебности в ряде районов постсоветского пространства интерпретировались в Кремле как адресованные старому режиму, а значит, временные.

В Москве ожидали, что вслед за всплеском эйфории от независимости возобновится процесс взаимной гравитации бывших союзных республик. Для обеспечения этого процесса, считали демократы, достаточно было перевести отношения с ближним зарубежьем на «принципы, успешно апробированные в Европе, - нерушимость и открытость границ, права человека и права меньшинств, взаимовыгодное сотрудничество». В начале 1992 г. министр иностранных дел России утверждал, что «идеи единства наших народов уже наполняются содержанием: достигнуты соглашения о единой обороне, едином военно-стратегическом пространстве, формируется система социально-экономических взаимосвязей»; призывал «наращивать достигнутое» в сфере интеграции.

В целом очевидно, что российское правительство отнюдь не забыло о постсоветском пространстве, как о чем-то несущественном и обременительном (вопреки тому, что утверждают критики внешней политики Кремля). Напротив, с самого начала демократическое правительство всячески подчеркивало, что отношения с новыми соседями являются «главным приоритетом», что у России есть «жизненно важные интересы» на всей территории бывшего СССР. Другое дело, что наивные представления о безоблачности перспектив интеграции, а отсюда и неумелая политика на постсоветском пространстве не позволяли добиваться поставленных целей.

В качестве третьего направления российской внешней политики выкристаллизовалось освобождение от «груза» советской дипломатии. Москва проявила готовность к самокритике, признанию прошлых ошибок, исправлению их. Кремль в той или иной форме покаялся за вторжения в Венгрию, Чехословакию, Афганистан, аннексию балтийских стран, навязывание своей воли восточным немцам, манипулирование «освободительными движениями» и коммунистическими партиями в разных частях земного шара, жестокое обращение с японскими военнопленными, тотальный шпионаж против Запада и т.д.

Произошли очевидные изменения в политике России в отношении Восточной Европы, коммунистических режимов и компартий, государств «третьего мира». Распространено мнение, что новые кремлевские лидеры просто-напросто решили уйти из Восточной Европы. В самом деле, трудно спорить с тезисом о том, что еще при М. Горбачеве Москва отказалась от стремления во что бы то ни стало сохранить за собой «внешнюю империю»: нацеленный на сближение с Западом, СССР больше не нуждался в «восточноевропейском буфере»; более того, этот буфер выглядел теперь помехой на пути к цели. Тем не менее, как представляется, наиважнейшим мотивом изменения подхода Москвы к Восточной Европе было неприятие тамошних коммунистических режимов, аналогичное неприятию российскими демократами власти КПСС внутри страны.

Россия хотела иметь дело с реформированными режимами в соседних странах и верила в светлые перспективы сотрудничества с ними. Президент Б. Ельцин неоднократно говорил о сохранении стратегической важности Восточной Европы и об активной роли России в этом регионе. Случилось, однако, то, что должно было случиться: экс-союзники распавшегося СССР сами бросились врассыпную, как заключенные, перед которыми вдруг широко распахнулись ворота тюрьмы. В таких обстоятельствах трудно было проводить эффективную политику, обеспечивая сохранение в Восточной Европе мощного российского присутствия.

Что же касается коммунистических государств - Северной Кореи, Кубы, Китая, Вьетнама, то они не выражали позитивных эмоций по поводу событий в России. Их шокировал антикоммунизм нового российского руководства и смертельно напугала перспектива, что смена формации на родине Ленина не только эхом отзовется за рубежом, но и спровоцирует российских демократов на прямое вмешательство в дела других стран. Москва в свою очередь порвала все идеологические узы с коммунистическими режимами, предвкушая при этом их скорый крах. Кремль присоединился к хору западных стран, осуждающему нарушения прав человека на Кубе и в КНДР, попробовал поучать Пекин на тот же счет.

Охладились отношения России с идеологическими и геополитическими партнерами СССР в «третьем мире». Перемены в нашей стране с большим скепсисом воспринимали в Индии, Ираке, Ливии, Эфиопии, Никарагуа, десятках других государств. И отнюдь не из-за плохой работы российской дипломатии, а из-за того, что интересы прежних советских друзей и новой России разошлись. Москва нуждалась в партнерстве с Западом, а они по-прежнему жаждали играть на противоречиях двух лагерей. Вряд ли, однако, в Кремле в 1991 - 1992 гг. были люди, готовые продолжать конфронтацию с Западом ради обслуживания иракских или ливийских стратегов. Советская практика опоры на горстку радикальных режимов на Ближнем Востоке характеризовалась российским руководством как «исключительно неудачный выбор действий».

Не удерживал Россию на рельсах прежней дружбы и экономический расчет. Клиенты в Азии, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке десятилетиями гирей висели «на шее» советской экономики, и все наше общество буквально требовало перестать кому-либо в чем-либо помогать и заняться вместо этого устройством российской жизни. Избранный Президентом Российской Федерации в 1990г. Б.Ельцин осудил разбазаривание национальных ресурсов. В октябре 1991 г. он запретил всю помощь зарубежным странам. Москва попыталась перевести сотрудничество с традиционными партнерами в русло взаимовыгодности, но на таких условиях дела не пошли. Требования о выплате долгов и призывы «избавиться от идеологических шор и бездумных расходов» в «третьем мире» лишь отдаляли бывших партнеров СССР от новой России.

Вместе с тем Москва предприняла определенные действия по налаживанию или расширению контактов со стабильными, умеренными и экономически сильными странами в развивающемся мире (многие из них прежде игнорировались Советским Союзом или, напротив, сами не хотели иметь дел с коммунистической «сверхдержавой»). Определенные шаги были сделаны для проникновения на рынки оружия стран Персидского залива. Продвинулось вперед экономическое сотрудничество с Ираном, ЮАР, Южной Кореей, Тайванем, государствами АСЕАН, Австралией и Новой Зеландией. В Латинской Америке и особенно в Черной Африке Москва действовала более вяло.

Таковыми, на наш взгляд, были основные черты российской внешней политики сразу после событий 1991 г. Частично эта политика зиждилась на фундаменте горбачевского «нового мышления». Российское руководство пошло, однако, гораздо дальше в разворачивают страны лицом к Западу и отходе от прежних друзей и концепций, в критике сталинско-брежневского наследия в международных делах.

Многие аспекты первоначальной стратегии российских демократов остаются в силе и находят свое выражение в различных шагах и заявлениях лидеров страны. Но все же нарастание перемен во внешней политике Москвы стало очевидным уже к 1993 г. Они обусловливались воздействием ряда внутренних и внешних причин.

Причины перемен

Неудача «шоковой терапии» нанесла мощный удар по лагерю радикальных реформаторов. Они потеряли уверенность в своей правоте, лишились единства и раскололись на соперничающие кланы. Некоторые из радикалов тихо ушли из политики, другие увлеклись махинациями, погрязли в коррупции. Часть демократов переметнулась в стан оппозиции (в том числе бывший вице-президент России А. Руцкой и спикер Верховного Совета Р. Хасбулатов). Парламентские выборы в декабре 1993 г. показали, что в дополнение ко всему прочему демократы лишились поддержки большей части электората, проиграв националистам и коммунистам. На выборах 1995 г. эта тенденция еще больше закрепилась - ведущие позиции в парламенте завоевали коммунисты, сохранили немалое влияние и националистические силы. Оппозиция, распрямив плечи, пошла в лобовую атаку на ту политику, в том числе внешнюю, которая возникла на заре российской демократии в 1991 - 1992 гг. Давление на курс Кремля стало возрастать со стороны не только Госдумы, но и военно-промышленного комплекса, значительной прослойки провинциальных элит, русской диаспоры в бывших республиках СССР, а также всякого рода экстремистов. К хору критиков присоединились и группы демократов, разочарованных в тех или иных аспектах внешнеполитического курса Кремля. Изменился сам состав правящих кругов. Радикалы, уцелевшие в высших эшелонах власти, вынуждены были приспосабливаться к новым ветрам: одни - из инстинкта самосохранения, прочие - потому, что осознали наивность своих первоначальных представлений о внешнем мире или же пришли к выводу, что международные реалии изменились после 1991 г.[1]

На российской дипломатии сказывался и всеобъемлющий кризис в стране. Правительство настолько увязло в домашних проблемах, что до внешних дел у него далеко не всегда доходили руки. Из-за внутренних затруднений отменялись переговоры с иностранными руководителями, прерывались визиты за рубеж. Не хватало времени, чтобы сконцентрироваться на выработке цельной, хорошо продуманной стратегии в мировых делах. Зачастую, когда Москва что-то предпринимала во внешнеполитической области, то делала это под воздействием событий дома: то ли требовалась поддержка против внутренних противников, то ли нужна была дополнительная финансовая помощь для предотвращения развала экономики.

Отсутствие эффективного механизма реализации внешнеполитических решений усугубляло неразбериху. В коммунистические времена такой механизм был - существовала одна пирамида власти во главе с политбюро, которое принимало решения, а вся страна их усердно исполняла. С приходом демократии каждая властная ветвь посчитала, что она и есть «политбюро» и вправе вести собственную дипломатию. Более того, внутри самой исполнительной власти возникло сразу несколько «политбюро», мешающих МИД проводить единую, последовательную и четкую линию на мировой арене. Предпринимались неоднократные попытки создать адекватный внешнеполитический механизм, но они не меняли ситуацию к лучшему. Трудности проистекали и из-за неопытности дипломатического персонала. Типичен (и, видимо, справедлив) аргумент, что «необстрелянные», молодые руководители внешнеполитического ведомства «первоначально не поняли жесткий мир реальной политики, они слишком поздно осознали, что у России есть собственные национально-государственные интересы, необязательно идентичные интересам Америки и государств Западной Европы, которые вознамерились заполнить геополитический вакуум в Восточной Европе, и не только там».

Среди внешних факторов, способствовавших трансформации внешней политики России, следует выделить прежде всего поведение Запада. В российском обществе, и далеко не только в головах экстремистов, созрела убежденность, что западный лагерь не является надежным политическим и идеологическим союзником, что многие политики в США и Европе предпочли бы видеть Россию слабой и бедной. Планы расширения НАТО стали восприниматься в российском обществе как предательство, демонстрация недоверия и даже враждебности к Москве, попытка отгородиться от россиян новым «железным занавесом» и, наконец, как угроза безопасности России. Е. Примаков, в то время глава российской разведки, заявил в ноябре 1993 г.: «Это расширение приблизит крупнейшую военную группировку в мире непосредственно к границам России. Возникает необходимость фундаментального пересмотра с нашей стороны всех оборонных концепций». Б. Ельцин предостерег осенью 1995 г., что расширение натовского альянса может разжечь пламя войны по всей Европе.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--