Реферат: Концепция культурного полицентризма Н.Данилевского. Геополитика К.Хаусхофера. Географический дет

Но все же такие шаги, продиктованные политическим конфор­мизмом, не являются показательными для всей совокупности гео­политики Хаусхофера. Его имя и идеи полноценней всего воплоти­лись именно в концепциях «восточной судьбы» Германии, основан­ной на крепком и долговременном евразийском союзе.

Карл Хаусхофер назвал маккиндеровскую лекцию 1904 г. «сжа­тым в несколько страниц грандиозным объяснением мировой поли­тики» . В многочисленных статьях и брошюрах Хаусхофера того вре­мени в общем трудно обнаружить систематическое и целостное пред­ставление о геополитической теории как таковой. Он избегает даже строгого определения такого ключевого понятия немецкой геопо­литики, как «жизненное пространство».

Геополитика Хаусхофера становится свободной от всяких жестких и фиксированных дефиниций. В то же время она строится им на совершенно определенных приоритетах. Опираясь на законы Ратцеля и прежде всего на положение о преимуществах больших государств перед малыми, а также на идею Маккиндера о Мировом Острове, Хаусхофер рассматривал господство Германии над малы­ми государствами к западу и востоку от нее как «неизбежное», а борьбу, необходимую для его реализации, как полностью оправ­данную. В идее Мирового Острова он видел пространственную модель для немецкой гегемонии в будущем новом мировом порядке. С концепцией Мирового Острова немецкие геополитики связывали два момента:

1) доминирование России на евразийском пространстве;

2) подрыв английской военной мощи для приобретения полного господства в омывающем Мировой Остров Мировом океане.

Хаусхофер вслед за Ратцелем и Маккиндером считал, что континентальная держава обладает фундаментальным преимуществом над морской державой.

Он рассматривал союз Германии и России как ядро евразийс­кого союза с более широким трансконтинентальным блоком, вклю­чающим Китай и Японию. На протяжении 20- и 30-х гг. Хаусхофер не уставал призывать Японию к сближению с Китаем и Советским Союзом, выступая одновременно за укрепление советско-герман­ской дружбы. В целом Хаусхофер оценивал Советский Союз как азиатскую державу. Европа, включая славянские земли Восточной Европы, должна была, по его мнению, объединиться под главен­ством Германии и в этом виде служить своего рода «геополитичес­ким аргументом» в переговорах с Россией по вопросу о судьбе Ев­разии. Немецкие геополитики рассчитывали подвести Россию к доб­ровольному соглашению о контроле Германии над Евразией. По крайней мере Хаусхофер всегда был противником военного реше­ния этого вопроса. Русско-германский союз рассматривался ими, таким образом, как необходимый шаг на пути к последующим за­воеваниям Германии на суше и на воде. Хотя Хаусхофер и его пос­ледователи в своих построениях исходят из концепции Маккинде­ра, выводы их — и это вполне естественно — носят прямо проти­воположный характер: для последнего русско-германский союз — это то, чему нужно всячески противиться; для первых — главный ключ к реализации идеи «жизненного пространства».

Так же, как отцы-основатели геополитики Маккиндер и Челлен, Хаусхофер был убежден в том, что месторасположение и тер­риториальные характеристики государства составляют главные де­терминанты его политической и исторической судьбы. Согласно Хаусхоферу, около 25 процентов элементов исторического движения можно объяснить, исходя из «определенных землей, зависящих от земли черт»²³ . Но он считал, что научное описание этих 25 процен­тов «не поддающегося иначе учету целого» стоит труда. Когда Ха­усхофер подсчитывал, что только четверть вопросов исторического движения может быть объяснена географическими причинами, он преследовал этим определенную цель, не желая «поставить роль сцены, земли, пространства выше роли героя».

Артур Дикс также высказался по этому поводу: «Мы совершенно упускаем из виду этот идеальный момент, это чистое стремление к власти и слишком категорично придерживаемся материального по­нимания исторического становления». «В конце концов представи­тели идеалистического понимания истории должны были — не без основания — испугаться, что антропогеография может быть постав­лена на службу материалистической историографии, что, следова­тельно, географы, лишенные исторического образования, слишком легко могут подвергнуться опасности одностороннего объяснения человеческих порядков и исторических событий природными отно­шениями и упустить из виду или по крайней мере недооценить вли­яние духовных движений».

Главной движущей силой государства К. Хаусхофер считал обес­печение и расширение жизненного пространства. Расширяя свое жизненное пространство, утверждал он, динамическое государство обеспечивает себе большую экономическую автаркию, или незави­симость от своих соседей. Завоевание такой свободы рассматрива­лось как показатель истинной великой державы. Важным способом территориального расширения такой державы, по его мнению, яв­ляется поглощение более мелких государств. В этом отношении Хаусхофер был солидарен с отцами-основателями геополитики в их приверженности установкам социал-дарвинизма.

К. Хаусхофер писал: «Геополитика служит обоснованию права на почву, на землю в самом широком смысле этого слова, не толь­ко на землю, находящуюся в пределах имперских границ, но и права на землю в более широком смысле единства народа и общ­ности его культуры». В книге «Основы и цели геополитики», вы­шедшей вторым изданием уже после начала второй мировой вой­ны, он утверждал: «Те, кто стоит на страже существующих гра­ниц, не могут более ссылаться на волеизъявление большинства малых или великих народов мира, якобы пользующихся правом на самоопределение. Ко всем к ним законно применение насилия, предусмотренного в одиозной фразе Спинозы: «Каждый имеет столько прав в мире, .сколькими он может завладеть». В другом своем довоенном произведении — «Основы геополитики» К. Хаус­хофер доказывал, что вся история человечества — «борьба за жиз­ненное пространство», и усматривал в этом «основы геополити­ки». «Справедливое распределение жизненного пространства на земле, дающее возможность смотреть в глаза ужасной опасности перенаселения земли в течение не более трехсот лет», явится наградой за труды, связанные с этим изучением, ибо именно «гео­политика в большей степени, чем какая-либо другая наука, не­посредственно ставит своих адептов и учителей перед лицом судь­бы, делающей свое дело».

Считая, что периоду господства морских держав приходит конец и что будущее принадлежит сухопутным державам, он вместе с тем придавал важное значение и морской мощи государства как сред­ству защиты и расширения его границ. Рассматривая Центральную Европу как оплот Германии, Хаусхофер указывал на Восток как на главное направление германской территориальной экспансии. Пред­лагая свою версию «DrangnachOsten», Хаусхофер рассматривал Восток как жизненное пространство, дарованное Германии самой судьбой (Schicksalsraum).

По схеме Хаусхофера, упадок Великобритании и более мелких морских держав создал благоприятные условия для формирования нового европейского порядка, в котором доминирующее положе­ние занимает Германия. Такой порядок, в свою очередь, должен был стать основой новой мировой системы, базирующейся на так называемых пан-идеях. Среди последних он называл панамериканс­кую, паназиатскую, панрусскую, пантихоокеанскую, панисламскую и панъевропейскую идеи. К 1941 г. Хаусхофер подверг эту схему пересмотру, в результате было оставлено лишь три региона, каж­дый со своей особой пан-идеей: пан-Америка во главе с США, Ве­ликая Восточная Азия во главе с Японией и пан-Европа во главе с Германией. В целом же главный пафос построений Хаусхофера и его коллег из Института геополитики в Мюнхене и «Журнала геополи­тики» состоял в том, чтобы сформулировать доводы и аргументы, призванные обосновать притязания Германии на господствующее положение в мире.

Глава 3.Географический детерминизм

Идеи, которые в наше время принято причислять к геополитическим, в тех или иных формах, по-видимому, возникли одновременно с феноменом государственной экспансии и имперского государства. В современном понимании они сформировались и получили популярность на рубеже XIX и XX вв. Возникновение именно в тот период геополитических идей и самой геополитики как самостоятельной области исследования международных отношений и мирового сообщества было вызвано целым комплексом факторов. Предвосхищая некоторые выводы, которые будут более подробно разработаны ниже, здесь отметим лишь некоторые из них.

Это, во-первых, наметившиеся к тому времени тенденции к постепенному формированию глобального рынка, уплотнению ойкумены и «закрытию» мирового пространства.

Во-вторых, замедление (не в малой степени в силу этого закрытия) европейской, чисто пространственно-территориальной экспансии вследствие завершения фактического передела мира и ужесточение борьбы за передел уже поделенного мира.

В-третьих, перенесение в результате этих процессов неустойчивого баланса между европейскими державами на другие континенты «закрывшегося» мира.

В-четвертых, образно говоря, история начинала переставать быть историей одной только Европы или Запада, она превращалась уже в действительно всемирную историю.

В-пятых, в силу только что названных факторов именно тогда начали разрабатываться теоретические основы силовой политики на международной арене, послужившие в дальнейшем краеугольным камнем политического реализма.

Традиционные представления о международных отношениях основывались на трех главных китах — территории, суверенитете, безопасности государств — факторов международной политики. В трактовке же отцов-основателей геополитики центральное место в детерминации международной политики того или иного государства отводилось его географическому положению. В их глазах мощь государства прочно коренится в природе самой земли. Смысл геополитики виделся в выдвижении на передний план пространственного, территориального начала. Поэтому главная задача геополитики усматривалась в изучении государств как пространственно-географических феноменов и постижении природы их взаимодействия друг с другом.

Иначе говоря, традиционная геополитика рассматривала каждое государство как своего рода географический или пространственно-территориальный организм, обладающий особыми физико-географическими, природными, ресурсными, людскими и иными параметрами, собственным неповторимым обликом и руководствующийся исключительно собственными волей и интересами.

Поэтому естественно, что первоначально геополитика понималась всецело в терминах завоевания прямого (военного или политического) контроля над соответствующими территориями. Во многих своих аспектах традиционная геополитика возникла в русле географического направления или географического детерминизма в социальных и гуманитарных науках XIX—XX вв.

Географический детерминизм основывается на признании того, что именно географический фактор, т.е. месторасположение страны, ее природно- климатические условия, близость или отдаленность от морей и океанов и другие параметры определяют основные направления общественно-исторического развития того или иного народа, его характер, поведение на международно- политической арене-и т.д. Другими словами, географическая среда рассматривается в качестве решающего фактора социально-экономического, политического и культурного развития народов.

Одним из основателей современной географической школы можно считать французского философа и политического ученого XVIII в. Ш.-Л. Монтескье.

Монтескье пытался вывести из географических условий характер, нравы и обычаи народов, их хозяйственный и политический строй. Эту проблематику в тех или иных аспектах затрагивали многие ученые и исследователи XIX в.

Немало в этом направлении сделали известный английский историк Г.Т.Бокль, французский географ Р.Элизе, американский географ Э.Хантингтон, известный русский ученый Л.И.Мечников и др.

Но все же признанным патриархом направления географического детерминизма в социальных и гуманитарных науках считается германский этнограф и географ, зачинатель политической географии конца XIX — начала XX в. Ф.Ратцель.

Главная заслуга Ратцеля состояла в том, что он предпринял попытку связать между собой политику и географию, изучить политику того или иного государства исходя из географического положения занимаемого им пространства.

С точки зрения как приверженности основополагающим принципам географического детерминизма, так и враждебности демократии и свободной торговле, т.е. тем принципам, которые составляют несущие конструкции современного миропорядка, оба исследователя принадлежали уходящей эпохе. В качестве основы своих экономических выкладок они брали меркантилизм, в то время как магистральным направлением развития мировой экономики XX в. стали свободная торговля и принятие все более растущим числом стран и народов рыночной экономики.

Заключение.

Хотя как предмет геополитики, так и способы его подачи в кон­кретных геополитических концепциях весьма увлекательны, при их изложении неминуемо возникает чувство неловкости, как будто ав­тор вынужден подавать читателю блюдо, съедобность которого со­мнительна.

Зато определено место геополитики среди иных наук. При де­тальном рассмотрении основных геополитических теорий становит­ся очевидно, что геополитика даже в наиболее академических своих формах сохраняет крайне сильные связи соккультными истоками. Оккультные науки, мода на которые не проходит, с готовностью принимают геополитику в свои ряды. И сама геополитика, не особо вдумываясь в то, насколько полезно ей подобное родство, готова стать чисто оккультной наукой.

Оккультизм — общее название учений, признающих существо­вание скрытых сил в человеке и космосе, недоступных для общего человеческого опыта, но доступных для людей, прошедших через особое посвящение и специальную тренировку. Название этой груп­пы учений происходит от латинского occultus — тайный. Общей для всех учений является доктрина всеобщей скрытой взаимосвязи всех вещей в мире, проявляющейся в справедливом воздаянии, которое претерпевает в своей жизни человек, причем не только за извест­ные ему поступки, но даже и за совершенно незаметные для него и неосознаваемые им мельчайшие движения души и тела. Таким обра­зом, в основе оккультизма лежит отчетливая религиозная позиция, и если усилия оккультистов понятны, поскольку им необходима убедительная реклама проводимых ими дорогостоящих магических манипуляций (например, исцелений), то попытки представителей академической науки работать с оккультистами в одном поле поис­ка (спорить, соревноваться с ними и т.д.) могут вызвать только недоумение. Недоумение усиливается, когда авторы «промежуточ­ных» (между академизмом и оккультизмом) концепций связывают свои исходные позиции с христианством.. Между тем будущее геополитики как оккультной науки в ее про­шлом. Ничего большего, чем получила, например, та же астроло­гия, геополитика не приобретет. Отдельные геополитики получат возможность влиять на отдельных политиков, но у их «науки» не будет признания со стороны серьезной мысли. Поэтому вряд ли та­кая перспектива для геополитики может считаться приемлемой.

Однако избегнув «оккультной» опасности, геополитика может впасть в другую крайность —позитивизм. В этом случае поклонники геополитической науки вынуждены будут расстаться с ее романти­зированными версиями и привыкнуть к унылой регистрации фактов влияния географии на политику и к убогим обобщениям этих фак­тов, как, например: «Политика островных стран, как правило, строго прагматична и не преследует никаких интересов вне коммерции»; или «Большинство политических конфликтов в истории могут быть интерпретированы как конфликты между морскими и сухопутными странами».

Данная перспектива также заложена в истории развития геопо­литики. Объектом геополитики долгое время были такие чисто гео­графические факторы, как размеры территории, наличие природ­ных богатств, перенаселение и т.п., которые рассматривались ос­новными детерминантами общественных явлений и из которых де­дуцировалась внешняя политика. Современные геополитики назы­вают сейчас исследование данных факторов «объективистским». Та­ким определением пользовались, как известно, и геополитики на­цистского толка. В послевоенную эпоху геополитики пытаются про­никнуть в духовную и психологическую деятельность человека. Од­нако эта деятельность, по мнению основной массы геополитиков, в конечном счете все же детерминируется «пространственным», то есть географическим фактором. Новое заключается здесь в том, что влияние природы в отличие от прошлого переносится в субъектив­ный мир и становится синонимом случая и произвола, так как че­ловеческая деятельность определяется только «случайностями» при­роды. Такая позиция страдает известным примитивизмом, однако сам по себе «антропологический поворот» в геополитике свидетель­ствует об огромном прогрессе в этой отрасли знания.

Именно такое развитие геополитики может вывести ее на уро­вень полноправной академической дисциплины. Геополитика долж­на рассматривать пространство не само по себе, как некую отдельно стоящую реальность, но как аспект бытия человека. Научный статус геополитики и ее реабилитация в отношении политического про­шлого возможны только в рамках экзистенциальной географии. Здесь геополитика может и должна выступить как прикладная дисципли­на, отвечающая на вопросы о том, чего можно ожидать от челове­ческих общностей (необязательно политических), занимающих оп­ределенные пространства; причем пространство в данном случае рассматривается как функция той или иной экзистенциальной идеи, той или иной формы духа.