Реферат: Национализм и его истоки
Националистические проблемы в конце 20 - начале 21 века в России приобрели небывалую остроту и актуальность. В чем же заключаются причины распространения националистической идеологии в конце 20 века в стране, которая боролась с национализмом, а именно, с самым жестким его проявлением - фашизмом. В первую очередь стоит отметить, что Россия - многонациональная страна, в ней живут более ста тридцати народов и народностей, и национальные проблемы здесь существовали всегда. Но в 90-е годы национальные и расовые конфликты на территории России, а также противостояние отдельных народностей достигли рекордно высокой отметки. Причинами данного явления являются усиление миграционных процессов, война в Чечне, рост конфликтов между культурами и этносами, терроризм, нестабильность в стране и низкий уровень жизни. В энциклопедии сказано: фашизм находит опору преимущественно в социально обездоленных группах в условиях общенациональных кризисов и катаклизмов модернизации. Это ли не сегодняшняя Россия?
3. Национализм и расизм
Национализм был ядром политики и идеологии известных политических партий и движений, его исповедовали их лидеры и идеологи. В Италии таковыми были Гарибальди, Мадзини, Кавур, Виктор-Эммануил; в Германии - Гегель, Фихте, Вагнер, Бисмарк и, конечно, Гитлер. Идеологическими стараниями и упорной политической борьбой, в которой решающую роль играла сила, были национально объединены Германия и Италия.
Агрессивный национализм гитлеровской Германии использовал в своей политике свастическую символику, которая имеет место в националистических молодежных организациях в настоящее время. Для того чтобы рассмотреть символику нацизма и ее роль в современном обществе, необходимо обратить внимание на идеи ариософов.
Ярким представителем ариософов был Гвидо фон Ланц.
Ариософы, начавшие свою деятельность в Вене, незадолго до Первой Мировой войны соединили народнический немецкий национализм и расизм с оккультными идеями с целью предсказания и оправдания грядущей эры немецкого мирового порядка. Они утверждали, что существует враждебный заговор антигерманских сил (евреи, все неарийские расы), стремящихся разрушить идеальный немецкий мир.
Ариософы были культурными пессимистами. Их фантазии ариософов фокусировались в идеях элитарности чистоты, в тысячелетних образах золотого будущего нации.
Политические корни ариософов уходят в народническую идеологию конца девятнадцатого столетия. Их консервативная реакция на национальные проблемы и на современную действительность (Германия и Австро-Венгрия отставали в экономическом развитии) имела в виду образ всегерманской империи, которой негерманские национальности и низшие классы были бы лишены всех прав представительства и возможностей саморазвития. Но если теория арийско-германского превосходства, антилиберализм и озабоченность социальным и экономическим прогрессом имели место в народнической идеологии, то оккультизм не был ей свойственен и представлял собой нечто новое.
Задача оккультизма состояла в том, чтобы подтвердить живой смысл устаревшего и хрупкого социального порядка. Идеи и символы античной теократии, тайные общества, мистические знания были втянуты в орбиту народнической идеологии с целью доказать, что современный мир основывается на ложных принципах зла, и описать ценности и законы идеального мира.
Ариософы стояли в стороне от практической политики, но их идеи и символы проникли в отдельные антисемитские и националистические группировки Германии, из которых после Первой Мировой войны в Мюнхене возникла нацистская партия.
По мнению Листа, древние тевтонцы обладали гностической религией, позволяющей людям проникать в тайны природы. Вотан занимал место главного бога в немецком пантеоне. Основными источниками для древней религии служили руны и Эдда. Эдда представляет собой запись мифов и верований древних германцев. В Эдде Вотан почитался как бог войны и покровитель умерших героев Валгаллы. По легенде Вотан был ранен копьем и, беззащитный, привязан к дереву на девять ночей без еды и питья. На вершине страданий к нему внезапно приходит понимание рун. Спустившись с дерева, он составляет восемнадцать рунических заклинаний, заключающих в себе тайну бессмертия, способность к врачеванию себя, искусство побеждать врага в бою, власть над любовными страстями.
Руны общеизвестны как форма древнего северного письма - выразительные, отделенные друг от друга знаки, написанные или вырезанные на дереве, но они также высоко ценились за их магические свойства, способность служить амулетами и заклинаниями. Каждая руна имела имя и собственную символику. Лист выступил пионером оккультного чтения рун. Он сопроводил каждый стих Вотана особой руной, присоединив ее оккультный смысл. Основные оккультные смыслы были таковы: "Познав себя, ты познаешь мир!", "Брак - корень арийской расы", "Человек одно с богом!".
Вотанизм подчеркивал мистическое единство человека с миром и его магическую власть над ним. Человек оказался неотъемлемой частью единого космоса и был вынужден следовать простому этическому правилу: жить в согласии с природой. Расовая чистота выглядела естественным следствием верности природе.
В своей анонимной статье, опубликованной в "Der Scherer", Лист утверждал, что свастика является священным арийским символом, поскольку происходит от огненной метелки (венчика), вращением которого космос был переведен к бытию. В статье исследуется мистическая космогония, фазы которой иллюстрируются иероглифами 
. Здесь Лист впервые упоминает о бессмертии, перевоплощении и кармической принадлежности. Он пишет о неограниченной власти, которую посвященные имели над обычными людьми в древней Германии. Этой статьей Листа отмечен первый этап в истолковании германской оккультной религии, главной заботой этого этапа выступала расовая чистота.
Листом были разработаны проекты новой пангерманской империи. Они предполагали безжалостное подчинение неарийцев арийским мастерам в жестко организованном иерархическом государстве. Определение кандидата на образование или должность в общественных службах опиралось исключительно на принцип расовой чистоты. Героическая ариогерманская раса освобождалась от всякого наемного труда и прочих унизительных занятий для того, чтобы управлять в качестве просвещенной элиты рабскими кастами неарийских народов. Лист сформулировал систему политических принципов нового ордена: должны были строго соблюдаться расовые и брачные законы; культивировалось патриархальное общество; только мужчина, глава дома, обладал правами, и только ариогерманцы пользовались свободой и гражданством; каждая семья должна иметь генеалогическую запись, подтверждающую ее расовую чистоту; новый феодализм должен был формироваться через создание крупных сословий, которые были наследственны, но правом наследия обладал только перворожденный мальчик. Эти принципы, опубликованные еще в 1911году, невероятно похожи на Нюрнбергские расовые законы 1930-х годов и нацистский образ будущего. Лист создал иерархическую структуру ариогерманского общества, опиравшуюся на каббалическое Древо Жизни. В этой системе ариец есть богочеловек.
Таким образом, идеи ариософов привнесли в нацистскую Германию оккультные смыслы и свастическую символику.
4. Национализм в мировой литературе
Вальтер Шнее (отделение социологии университета штата Колорадо, США) отмечает, что национализм является одной из наиболее фундаментальных характеристик современного (modern) мира. И хотя современные западные государства рассматривают его как болезнь, поражающую слаборазвитые общества, и связывают с ним геноцид, ксенофобию, войны, кровь и насилие, однако национализм остается фундаментальным аспектом всего современного общества. Подобно тому как в предшествующие эпохи доминировала религия, так наша эпоха отличается доминированием национальной идеи. Национализм как переживание и способ социальной связи функционально оказывается ближе к религии, чем к идеологии. Как и религию, его нельзя считать однозначно "плохим" или "хорошим". Националистические доктрины могут использоваться самыми разными способами, как во зло, так и во благо.
Большинство теоретиков упускают из виду эти его характеристики в пользу более наглядных и "объективных" факторов, которые проще сделать объектами анализа, таких, как язык, история, территория или экономика. Но при этом упускают самое существенное, потому что названные факторы являются инструментами национализма, но не выражают и не определяют его сущность. Сами по себе они имеют вторичное значение. Существенно же то, в каких дискурсах и каким образом они оформляются. Национализм есть определенный способ думать и говорить об окружающем социальном мире и организовывать его. Характерные дискурсы национализма служат выделению некоторой группы среди других. Национализм противопоставляет данную группу другим, чтобы тем самым добиться ее признания. Члены группы надеются благодаря этому получить то, на что, как они считают, они имеют право, но оказываются обделенными. Массы не просто идут за националистическими лидерами - они надеются в результате что-то получить для себя. Речь не обязательно идет о государственной власти. Существует много националистических движений, которые не требуют для себя отдельной государственности. Но все равно их участники чувствуют себя в чем-то обделенными и надеются заставить признать их права. Отсюда вытекает главный тезис автора: нельзя изучать национализм на примере отдельной нации или национального государства. Нации - это не сущности, рождающиеся и пребывающие сами по себе. Национализм-это всегда реакция на другую группу. Поэтому любое исследование должно принимать во внимание как минимум отношение между двумя группами. А поскольку и эти две группы не существуют в изоляции, лучше учитывать взаимную ситуацию нескольких групп или национальных государств. Например, нельзя понять развитие немецкого национализма без достаточно глубокого анализа отношений Германии с ее соседями. Эти отношения, как подчеркивает автор, имеют в данном контексте более принципиальное значение, чем внутренние процессы, протекавшие в германских государствах с XIX в.
Исходя из этой установки, автор анализирует и критикует ведущие подходы к национализму, представленные в литературе последних десятилетий, разделяя их на три типа.
1. Анализ одной отдельной нации.
Наиболее характерные примеры дают работы Э. Геллнера, Э. Д. Смита и У. Коннора. Так, для Смита нация есть носящая определенное название человеческая популяция, обладающая общей исторической территорией, общей исторической памятью и мифом о происхождении, стандартизированной массовой культурой, общей экономикой и пространством для своей деятельности, а также общими юридическими правами и обязанностями для всех своих членов. Это определение является общепризнанным и достаточно полным. Тем не менее оно страдает существенным недостатком, фактически смешивая нацию и государство. Ведь были и есть нации, не обладающие общей правовой системой и экономикой. Смит в своем определении отвлекает внимание от самой характерной черты нации - ее культуры. Чтобы избежать этого, ему следовало бы опустить упоминание о правовых и экономических аспектах. Но тогда мы получили бы просто определение этноса. А это совсем не соответствует намерениям Смита, ибо он исходит из того, что нации являются продуктами специфических условий общества модерна. Правда, в отличие от Э. Геллнера или Э. Хобсбаума, он не рассматривает индустриализацию и становление капитализма как полный разрыв с историческим прошлым. Он признает, что современные нации возникали из предсуществовавших социальных форм - этносов. Но эти последние должны были претерпеть существенные изменения ради приспособления к новым историческим условиям, чтобы превратиться в современные нации. При этом Смит сам постоянно подчеркивает, что нация является прежде всего социокультурным явлением, а государство - политико-экономическим. И тем не менее он включает в определение нации характеристики, которые имеет смысл относить только к государству, чтобы показать, что нации действительно являются качественно новыми образованиями по сравнению с этносами. Фактически тем самым он оказывается вынужденным утверждать, что для становления нации необходима государственность, с чем невозможно согласиться. Смита приводит к такому заключению внутренняя логика его подхода: стремление придерживаться "объективных" элементов, таких, как история, язык, общая территория и пр. Но он не может объяснить, каким образом все эти элементы порождают национализм. Слабости концепции Смита проистекают, по мнению автора, из того, что он игнорирует роль соседних народов и наций в процессах становления нации и формирования национализма. "Иными словами, он игнорирует центральную роль национализма в современной межгосударственной системе".
Другим ярким примером исследователя, сосредоточенного исключительно на внутренней динамике данного государства или сообщества, оказывается Э. Геллнер. Одновременно его концепция является одной из наиболее влиятельных и обсуждаемых в современной литературе. Он отводит решающую роль в становлении нации и развитии национализма развитию индустриального капитализма, отводя в то же время весьма существенную роль и государству. С его точки зрения, национализм представляет собой продукт процессов, направленных на достижение социальной однородности общества. Эти процессы осуществляет государство, чтобы обеспечить формирующееся индустриальное общество требующейся ему рабочей силой. Как он утверждает, культурная однородность, грамотность и анонимность составляют ключевые черты национализма. Всего этого было бы невозможно достичь без активного воздействия государства. Поэтому национализм в его трактовке неразрывно связан с модерном. Национализм не мог бы появиться, как это следует из концепции Геллнера, в доиндустриальных обществах. Тем не менее, как утверждает автор, история свидетельствует о другом: национальная идентичность начинает формироваться не позднее XVIв., сначала в Англии, потом во Франции (хотя, конечно, национализм как идеология остается характерной чертой современной индустриальной эпохи). Против геллнеровского индустриального объяснения национализма также свидетельствуют многочисленные исторические примеры. Так, Англия пережила индустриализацию первой, а национализм появился в ней только в конце XIX в. Немецкий национализм сформировался за несколько десятилетий до начала полномасштабной индустриализации немецких государств. К подъему в 1820-х годах греческого национализма, направленного против Оттоманской империи, индустриализация также не имеет никакого отношения. Далее, геллнеровское определение национализма как идеологии, выдвигающей требование, чтобы нация и государство совпадали, очевидно неадекватно. Ведь современные национальные движения зачастую добиваются не собственного государства, но признания своего места и роли в рамках существующего государства. Скорее, следовало бы сказать, что национализм как идеология стремится к тому, чтобы нация (как бы она ни понималась) была верховным арбитром в своих собственных делах. Наконец, данное Геллнером объяснение национализма никак не позволяет понять, в чем его притягательность и каков секрет его эмоционального воздействия. Геллнер не учитывает, что национализм основан на стремлении некоторого сообщества выделиться среди других. Как правило, это делается ради достижения каких-то (далеко не всегда политических) целей. Далее автор анализирует определение нации, предложенное Уокером Коннором. Последний считает природу национальной связи социально-психологической. Для него нация-это просто обладающая самосознанием этническая группа. Учет роли самосознания для становления нации представляет собой, конечно, сильную сторону предложенного Коннором определения. Но жесткая привязка к этнической базе составляет его слабость. Разумеется, большинство наций имеет этническую основу, но это вовсе не обязательно, о чем свидетельствует очевидный пример США. Если же отказаться от привязки нации к этнической основе, то данное определение вообще не позволит отличить нацию от других обладающих самосознанием социальных групп, например политических партий.
Слабость подхода Коннора объясняется тем, что он хочет построить определение нации как некоей реальной сущности. Более того, он хочет отразить ее в своем определении, а для этого считает необходимым взять только те черты, которые общи всем нациям без исключения. Поэтому Коннор остановился на признаке, который кажется действительно всеобщим, но который на самом деле ничего не позволяет объяснить. Ведь практически для всех признаков, которые принято включать в определение нации-язык, территория, этническая общность, экономика, история, - можно привести примеры наций, ими не обладающих. Коннор не осознает, что дело не в этих признаках самих по себе, но в том, как они организуются в националистическом сознании, чтобы служить выделению данной нации среди других.
2. Анализ одной отдельной нации при учете внешнего влияния.
В качестве примера в этом разделе рассматриваются работы Б. Андерсона, Дж. Брёйи (Breuilly) и Л. Гринфелд. Андерсон определяет нацию как воображаемое сообщество в том смысле, что ни один индивид, принадлежащий к нации, не может реально взаимодействовать со всеми другими индивидами нации. Далее, нация понимается (ее "воображают") как ограниченная группа. Не все могут принадлежать к ней. Ни одна нация не собирается охватить все человечество. В то же время нация понимается как верховный арбитр во всех своих делах, т.е. ее воспринимают как суверенную. И, наконец, нация, несмотря на все существующие внутри нее социальные различия и группы, конструируется как основное сообщество, к которому может принадлежать индивид. В то же время Андерсон утверждает, что нация конструируется как политическое сообщество, тем самым упуская из виду, сколь важны для нации этничность и культура. Определяя нацию как воображаемое сообщество, Андерсон попал в ловушку: практически о любой социальной группе можно сказать, что она является воображаемой. Никакой особенности наций в этом нет. В то же время, Андерсон никак не объяснил, почему именно нация конструируется как основное сообщество, к которому может принадлежать индивид. Интересной чертой анализа Андерсона является то, что он не ограничивается нацией как конкретным сообществом, но вводит в рассмотрение наднациональный фактор развития национализма. Таковым у него оказывается капиталистическое производство печатной продукции. Оно открывает для широких масс доступ к миру идей и обусловливает интенсивное развитие местных языков, на основе которых формируется своя книжная литература. Благодаря этому складывается общее пространство обмена и коммуникации, которое и приводит людей к осознанию того, что, помимо их непосредственного социального окружения, существует и более охватывающее сообщество-нация.
По мнению автора, Андерсон сумел убедительно показать начальные условия возникновения национализма, но не сумел объяснить, почему именно нация стала фундаментальным организующим принципом современного мира. Он не учитывает, что, когда люди начинают рассматривать себя как членов определенного сообщества, это означает, что есть сообщества, членами которых они себя не считают. Чтобы имело смысл воображаемое объединение в сообщество, должны быть другие, от которых объединяющиеся в сообщество себя отличают. Объяснение роли наций в современном обществе пытается предложить и Брёйи. Он определяет национализм как форму политического поведения или как политическую идеологию, наиболее адекватную контексту современного (modern) государства и государственной системы. Помимо государства, с его точки зрения, национализм существовать просто не может. Следовательно, чтобы понять национализм, мы должны прежде всего исследовать отношения между ним и государством. Да и нации, с точки зрения Брёйи, существуют только в связи с государством. Однако, как подчеркивает автор статьи, "нет никакой логической связи между государством и нацией. И из того, что в большинстве случаев такая связь фактически имеет место, никак не следует, что она должна быть всегда" (с.10). В то же время, национализм, хотя он, бесспорно, является политической доктриной, далеко не всегда выражает себя в требовании власти. Ведь власть сама по себе - не самоцель, считает автор, но инструмент, с помощью которого определенные социальные группы добиваются признания и должного вознаграждения в обществе. Брёйи с самого начала стремится ограничить свой анализ только такими факторами, которые допускают исторический и социологический анализ. Поэтому на первое место у него выступает государство. Он вообще отказывается от рассмотрения эмоционального аспекта национализма (а также всего того, что связано с культурной идентичностью). Но могущество национализма лежит как раз в его эмоциональной и психологической привлекательности. Отказавшись от рассмотрения этих субъективных сил, Брёйи построил в духе теорий рационального выбора модель политического поведения, целью которого является достижение или сохранение власти в государстве. Однако, как уже говорилось, далеко не все националистические движения требуют государственности. К тому же Брёйи фактически игнорирует историческую базу, на которой только и может возникать национализм (сложившиеся еще до эпохи модерна традиции, культуры, групповые идентичности). Автор анализирует также интересные и новые моменты, которые вносит в обсуждение проблемы национализма концепция Лии Гринфелд. Она полагает, что национализм не зависим от таких факторов, как язык, территория, история, экономическое развитие и пр. Он является не чем иным, как стремлением к статусу и признанию. Вообще, современный (modern) мир определяется заботой о статусе и положении среди других наций. Недостаточное признание ведет к националистическому поведению. Ядро этой заботы о статусе составляет побуждение, описанное Фр. Ницше как ressentiment (зависть). Сильной чертой подхода Гринфелд оказывается признание интернациональной природы национализма. Она понимает, что н