Реферат: Некоторые аспекты американского геостратегического планирования в 90-х гг. ХХ века и современная реальность на Ближнем Востоке

На современном этапе именно столкновение геополитических и геоэкономических интересов крупнейших игроков на международной арене является основным двигателем международной политики. Выстраивание долгосрочных геополитических стратегий поэтому стало ныне первостепенной задачей любой администрации и любого политического режима, так как, в конечном счете, способность учитывать глобальные тенденции предстает как важное условие поддержки его жизнеспособности.

В эпоху глобализации, в период, когда биполярная система мира ушла в прошлое, а мировые центры силы соперничают за мировое лидерство, актуальность изучения связи между тремя важными составляющими современной политики – геополитическим прогнозированием, установлением приоритетных геостратегических задач и их конкретным воплощением – очевидна. Ведь оставаясь очень подвижным, основание геополитики базируется в любом случае на конкретной деятельности определенной администрации и находится в сильной зависимости от сложившихся в мире на данный момент условий.

Говоря о современной эпохе, нельзя не отметить, что ведущая роль США в современной мировой политике мало кем оспаривается. Но насколько нынешний статус США как «державы номер один» (хотя и не безусловного лидера) обязан планомерной реализации продуманного некогда плана, представители какого крыла американской политической элиты являются авторами этого геостратегического плана, каким было их видение долгосрочных перспектив и ближайших задач, – все эти вопросы возникают, если условно рассматривать американский внешнеполитический курс на протяжении последних полутора десятилетий как нечто цельное.

В действительности смена демократической и республиканской администраций, закулисная борьба и кардинальные кадровые перестановки среди влиятельных политиков, а также борьба в Конгрессе среди различных лоббистских групп (в том числе и представителей бывших советских республик, – например, украинское, армянское лобби) не могли не сделать внешнеполитический курс США неоднородным. На практике внешнеполитическая линия оказывается весьма извилистой в силу того, что между политической мыслью, внешнеполитической стратегией определенной администрации и ее реализацией существует обратная связь¹ . Намеченная некогда глобальная стратегия постоянно корректируется в зависимости от складывающихся в мире условий, от активности основных действующих лиц на международной арене и внутри страны, а в последнее время и от действий главных проводников международного хаоса – различного толка террористов.

В этой связи представляется полезным проследить судьбу американского геостратегического планирования 90-х годов на примере идей некоторых американских неоконсерваторов, писавших об этом. Практическую реализацию этой теории целесообразно рассмотреть в связи с ближне- и отчасти средневосточными проблемами² , принимая как уже неоднократно доказанную ту точку зрения, что на статус державы (а тем более сверхдержавы) имеет колоссальное влияние степень ее авторитета и участия в делах решения проблем на Ближнем Востоке.

Еще в конце восьмидесятых – начале девяностых годов прошлого века глобальная концепция развития мировой политики разрабатывалась идеологом американского глобализма, бывшим советником по национальной безопасности президента США с 1977 по 1981 гг. З.Бжезинским, консультантом Центра стратегических и международных исследований, профессором Школы перспективных международных исследований. Он опубликовал несколько работ, сами названия которых весьма красноречивы: «Ограниченное глобальное обязательство» (1991 г.), «Холодная война и ее последствия» (1992 г.), «Порядок, беспорядок и лидерство США» (1992 г.), «Великая трансформация» (1993 г.), «Планирование Европы» (1995 г.). В 1997 г. он выпускает книгу под названием: «Великая шахматная доска: господство Америки и ее геостратегические императивы», в которой суммирует и развернуто излагает свою позицию относительно глобальной стратегии Соединенных Штатов.

Крайний сторонник утверждения американского глобального влияния, Бжезинский в этой работе ориентировался на перспективный анализ сложившихся на 1997 г. условий с точки зрения геостратегического планирования. Исходя из фактического состояния важнейших геополитических сил и определяя основные геополитические центры, автор сформулировал свое видение ближайшей и долгосрочной глобальной стратегии Соединенных Штатов как сверхдержавы. Он определил тогда следующие приоритетные задачи в глобальной политике США: «В течение нескольких ближайших десятилетий может быть создана реально функционирующая система глобального сотрудничества, построенная с учетом геополитической реальности, которая постепенно возьмет на себя роль международного «регента», способного нести груз ответственности за стабильность и мир во всем мире. Геостратегический успех, достигнутый в этом деле, надлежащим образом узаконит роль Америки как первой, единственной и последней истинно мировой сверхдержавы»³ .

Было бы неверным считать, что эта позиция, высказанная Бжезинским в 1997 г. – это позиция ученого-политолога (или группы исследователей) и только. Более того, сразу после выхода в свет эта работа вызвала критику со стороны американских ученых. Однако в смелой, местами эпатирующей форме Бжезинский артикулировал мнение по вопросам внешнеполитической стратегии целого круга влиятельнейших политиков, не одно десятилетие формирующих внешнеполитический курс США.

Можно сказать, что такая позиция отлилась в более или менее оформленную идеологию, которая с известной долей условности может быть определена как идеология американского глобального гегемонизма. Как писал автор «Великой шахматной доски», американская глобальная гегемония базируется на четырех основных факторах: «в военной области она располагает не имеющими себе равных глобальными возможностями развертывания; в области экономики остается основной движущей силой мирового развития …; в технологическом отношении она сохраняет абсолютное лидерство в передовых областях науки и техники; в области культуры … Америка пользуется не имеющей себе равных притягательностью, особенно среди молодежи всего мира, – все это обеспечивает Соединенным Штатам политическое влияние, близкого которому не имеет ни одно государство мира»⁴ .

Каждый из этих тезисов справедлив, хотя и до некоторой степени относителен. В общем, они отражают обобщенный подход к американскому мировому лидерству целой прослойки в среде американского истэблишмента, большей части политиков нынешней администрации США, так называемых ястребов. Коснувшись каждого из этих тезисов, интересно будет проследить, до какой степени он является свершившимся фактом, какие факторы мешают осуществлению этой американской программы-максимум, а также какие события и мировые процессы влияют или смогли бы повлиять на лидирующие позиции Соединенных Штатов в мире – укрепить их или пошатнуть – по каждому пункту этой идеологической установки.

Прежде всего сомнение вызывает однозначность тезиса о привлекательности и глобальном доминировании американской культуры. С культурно-цивилизационной точки зрения к проблеме мирового сотрудничества и глобального лидерства подходил еще Сэмюель Хантингтон⁵ . Применяя цивилизационный подход, Хантингтон рассматривал современные и будущие глобальные мировые процессы через призму социокультурного плюрализма и глобальной унификации. Такой подход, безусловно, правомочен и интересен именно как подход. Кроме того, мировые макроэкономические и геополитические тенденции также рассматривались только с этой точки зрения, а значит, не были целью целостного и системного освещения.

Бжезинский же, констатируя факт распространения по всему миру и внедрения почти во все традиционные культуры некоторых аспектов американской культуры, например, в индустрии развлечений или заведений быстрого питания, не упоминает, что основой этого в первую очередь являются финансовые усилия и долгосрочная инвестиционная и рекламная политика крупнейших, ставших уже транснациональными компаний.

Вообще, говоря о привлекательности американской модели общественно-политического развития, Бжезинский постоянно приводит и культурный фактор как немаловажный, напрямую влияющий на укрепление лидерства Соединенных Штатов в мире. Так, о результате противостояния социалистического лагеря и капиталистических государств он пишет: «На конечный результат существенное влияние оказали также явления культурного порядка. Возглавляемая Америкой коалиция в массе своей воспринимала в качестве положительных многие атрибуты американской политической и социальной культуры. Два наиболее важных союзника Америки на западной и восточной периферии Евразийского континента – Германия и Япония – восстановили свои экономики в контексте почти необузданного восхищения всем американским. Америка широко воспринималась как представитель будущего, как общество, заслуживающее восхищения и достойное подражания»⁶ .

Выделяя культурное влияние как одну из четырех «имеющих решающее значение областей мировой власти (выделено автором. – А.С.)», Бжезинский указывает на большую роль культуры, «несмотря на ее некоторую примитивность» (в этом месте он единственный раз проговаривается о низком качестве американской массовой культуры, что еще раз доказывает зависимость ее распространения от других факторов). «Культурное превосходство является недооцененным аспектом американской глобальной мощи. Что бы ни думали некоторые о своих эстетических ценностях, американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи во всем мире… Американские телевизионные программы и фильмы занимают почти три четверти мирового рынка. Американская популярная музыка также занимает господствующее положение, и увлечениям американцев, привычкам в еде и даже одежде все больше подражают во всем мире. Язык Internet – английский, и подавляющая часть глобальной компьютерной «болтовни» – также из Америки и влияет на содержание глобальных разговоров»⁷ .

Многие традиционные культуры, в том числе и мусульманские, действительно заполонены американизмами и обнаруживают внутри себя некоторые тенденции либерализации по американскому образцу. Но не нужно забывать, что эти элементы вошли в национальные культуры не как самостоятельные и самоценные, а в русле тенденции секуляризации обществ, а также, что немаловажно, как сопровождение процесса активного внедрения высоких технологий и современных средств коммуникации.

Поэтому, что действительно является «локомотивом» идеи американского мирового лидерства, а также важнейшим фактором сдерживания сопротивления мусульманских традиционалистов и фундаменталистов, так это глобальный характер американской экономики, которая в общих чертах основывается на следующих принципах:

– инвестирование в развитие высоких технологий;

– вывод низкотехнологических и энергоемких процессов производства в страны третьего мира;

– поддержка банковской системы;

– масштабное инвестирование в области средств массовой информации с целью насаждения и утверждения определенного взгляда на действия США и на события в мире⁸ .

Все это и позволяет существовать политике так называемого культурного империализма. Этот экономический базис, как представляется, и несет на себе всю конструкцию активного культурного влияния на государства, вовлеченные в экономические отношения с Соединенными Штатами.

Вышеописанная концепция, существенно доработанная целой волной молодых политологов, придерживающихся в целом идеи гегемонизма Соединенных Штатов, является в настоящее время доминирующей в американской идеологии; речь идет уже об утверждении в сознании молодого поколения в странах мира идеи американского глобализма⁹ . Внутри этого течения можно выделить определенные направления, различающиеся пониманием степени американского глобального лидерства. Отечественный исследователь американской внешней политики Т.А.Шаклеи-навыделяет несколько основных направлений в американской политической мысли, разделяющих, в общем, идею мирового лидерства США: 1) концепцию «жесткой» мировой гегемонии Соединенных Штатов, 2) либерально-консервативную концепцию лидерства и 3) самую взвешенную, «мягкую» концепцию лидерства – либерально-реалистскую¹⁰ . Все три направления характеризуются общим подходом к современной и будущей мировой роли США как основного полюса системы международных отношений. И даже у сторонников концепции так называемого мультилатерализма преобладает идея решающего влияния Соединенных Штатов на развитие международных отношений при равноправном участии остальных главных акторов.

Различия касаются скорее уровня культурного, социального и прежде всего политического участия остальных игроков на политической арене в деле построения нового мирового порядка. Так, сторонники «жесткой» концепции предполагают, что все мировое сообщество, включая и ведущие современные центры сил, не должно сопротивляться построению нового мира по американской модели, а также должно безоговорочно принять западную (читай: американскую) систему культурных и социальных ценностей.

В работах авторов-сторонников гегемонизма (Р.Кейган¹¹ , Ч.Краутхаммер¹² , М.Макфол¹³ и др.) рассматриваются способы и формы оказания с этой целью давления на различные геополитические центры, а также варианты возможного поворота событий и расклада сил в мире в том или ином случае. Общая идея их подхода – многоплановая мировая гегемония Соединенных Штатов. К сторонникам этой концепции среди видных действующих политиков можно отнести П.Вулфовица, Д.Чейни и Д.Рамсфелда. Они отвергают любые попытки принятия в качестве основной внешнеполитической линии концепцию многополярности и считают, что только США как сверхдержава должны определять ход мировой истории.

Впрочем, даже самые умеренные сторонники концепции американского лидерства говорят о многополярном мире (или о мультилатерализме) и о поддержании баланса сил с большой осторожностью. Так, ИммануэльВаллерстайн и Кристофер Лэйн в этой связи говорили о внутреннем кризисе Соединенных Штатов и их неспособности на современном этапе играть роль мирового судьи. В своей работе они настаивают на сосредоточении усилий США не на экономическом и политическом подчинении себе, а на достижении баланса сил в мире. Однако роль координатора и наблюдателя в этом процессе должна, по мнению этих политологов, оставаться все же за Америкой¹⁴ .

Среди других наиболее заметных идейных течений в политической элите Соединенных Штатов, противостоящих гегемонизму, Т.А.Шаклеина выделяет либеральный интернационализм: «Либералов-интернационалистов больше интересует процесс, находящийся в основе кампании по борьбе с терроризмом, и ее идейное оформление. Они уделяют внимание решению таких вопросов, как роль и участие ООН; следование международному праву, отношение к террористам не только как к врагам США, а как к международным преступникам, передача их в ведение сил полиции; осуждение международным сообществом через ООН государств, поддерживающих терроризм, их дипломатическая изоляция, введение экономических санкций, распространение эмбарго на торговлю оружием с ними; масштабы и формы использования военной силы; деятельность Международного трибунала и возможность присоединения к нему США»¹⁵ . Этот подход, хотя и весьма распространен (см. например, работы Ч.Мэйнса¹⁶ , А.Ливена¹⁷ ), все же не является доминирующим во внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов. Именно гегемонисты, «ястребы», играют главную роль в нынешней американской администрации.

Важнейшим пунктом в построениях американских геополитиков 90-х годов было рассмотрение отношений с Европой – их оценка и возможные перспективы европейских государств в смысле распределения ролей в глобальной политике. В этом вопросе со всей яркостью отображалось видение мира американских геостратегов из числа крайних гегемонистов. В качестве примера можно привести слова Роберта Кейгана, видного идеолога американского гегемонизма: «Американцы достаточно мощны, чтобы не бояться европейцев, даже и «дары приносящих». Чем рассматривать Соединенные Штаты как Гулливера, связанного нитями лилипутов, американским лидерам следовало бы понять, что они вообще едва ли чем-либо связаны, что Европа, в действительности, не способна ограничивать Соединенные Штаты»¹⁸ .

Складыванию такой ситуации предшествовал длительный период «холодной войны», когда Америка наращивала свой стратегический потенциал, неся на себе «бремя» противостояния Запада социалистическому лагерю, а Европа была занята построением таких отношений, при которых ситуация с нацистской Германией была бы уже невозможна. Европа боялась повторения эпохи 30-х годов прошлого века – чрезмерного роста аппетитов и амбиций одной из стран, но стран только европейских. Европейцы строили европейский дом, а Америка превращалась в милитаризованную сверхдержаву. Европейские аналитики отмечают огромную разницу в нынешнем положении дел в сфере государственного управления в Евросоюзе и в США. Автор статьи «Элементы пространственной стратегии Европы» Жан-Жак Дорден пишет: «Структура государственной активности в Европе радикально отличается от американской. Так, в Европе она почти наполовину зависит от доходов финансовых рынков, тогда как в американской экономике эта зависимость составляет менее 20%. Государственное управление в Европе на 90% состоит из гражданской деятельности, тогда как в Америке расходы на военные и гражданские мероприятия примерно равны. В США вся цепочка составляющих государственных мероприятий (пиар, телекоммуникация, наблюдение, управление) поддерживается государственными ведомствами, и чаще всего военными, что дает экономике стабильность планирования расходов»¹⁹ .

Такая оценка свидетельствует о различии в видении приоритетных векторов в государственном управлении Европы и Америки. А это различие, в свою очередь, связано с несовпадением их принципиальных подходов к вопросу об «унилатеральном» и «мультилатеральном» глобальном управлении. Практическая реализация этих подходов стала в принципе возможна только после падения второго мирового «полюса» – СССР. С конца 80-х годов прошлого века между Европой и США наметились явные противоречия в подходах, которые в 90-е годы переросли в несогласие некоторых европейских государств с политикой Соединенных Штатов на Среднем Востоке, с одной стороны, и в игнорирование мнения международных организаций со стороны США, с другой.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--