Реферат: Образ Петербурга в русской литературе
1. Турнов А. Высокое небо. М., 1977, с.16
Прошло сто лет, и юный град…
Вознесся пышно, горделиво.
Отдав должную дань его предшественнику, только и можно по достоинству оценить, что внес А.С. Пушкин в «чужой сюжет» и каким новым, грандиознейшим содержанием наполнил его.
Тут очень уместно вспомнить приведенные в статье К. Батюшковым французские стихи:
Souventunfaibleglandreceleuncheneimmense1 , потому что соотношение батюшковского эскиза, наброска, самого по себе прекрасного, и пушкинской «картины» - это, конечно же, родство желудя и дуба.
Таким образом, А.С. Пушкин все-таки предстает перед нами державником, его покоряет энергичность Петербурга, вдохновение, которым насыщена была жизнь и деятельность Петра – и сам А.С. Пушкин в известной мере тот же Петр – только в иной области, иного покоя.
С какой безжалостностью «выбрасывает» Петербург на улицу пушкинского Евгения, с такой же негостеприимностью встречает город Н.В. Гоголя. «…Оно бы и хорошо, когда бы я мог ничего не есть, не нанимать квартиры и не изнашивать сапог», - пишет Н.В. Гоголь матери.
Спустя десять лет он, что называется, с полным знанием дела опишет мытарства, которые претерпел в столице просителем капитан Копейкин. У юного Н.В. Гоголя не было заслуг, подобных солдатским доблестям этого героя, но было горячее желание быть полезным Отечеству.
«Во сне и наяву мне грезится Петербург, с ним вместе и служба государству», - признавался он матери.
Он рвется в Петербург, мечтая соединиться с таким же прекраснодушным ревнителями общественной пользы. Но на дворе стоит 1829 год, четвертый от начала николаевского царствования. Все должно быть смирно. «Свое суждение иметь» - дерзость! Лучшая порука безопасности – с солдатской, нерассуждающей готовностью исполнять, что велят.
Мертвый штиль встречает рвущегося к деятельности юношу в Петербурге.
«Тишина в нем необыкновенная, - пишет Н.В.Гоголь матери, - никакой дух не блестит в народе, все служащие да должностные, все толкуют, о своих департаментах, все подавлено, все погрязло в бездельных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их».
Но, может быть, это просто придирка озлобленного первыми неудачами человека? Нет, другие современники сходными чертами описывают даже петербургские празднества:
«Пестрая толпа чинно, почти угрюмо бродила по дорожкам; нигде веселья, а везде только одно любопытство. Гуляющие казались не живыми лицами, а тенями, мелькающими в волшебном фонаре»2 .
1. «Часто малый желудь заключает в себе огромный дуб»(франц.) – несколько видоизмененный стих из поэмы Ж.Н. Делиля «Воображение»
2. См. в кн.: Турков А. Высокое небо. М., 1977, с.84
Такой беспощадный портрет города, в котором гибнет и искажается все человеческое, создает Н.В. Гоголь в течение работы над «Петербургскими повестями». Этот термин условный , сам Н.В. Гоголь не давал им такого названия. Тем не менее, оно верно, точно и оправдано, так как через все повести проходит образ Петербурга, и все они были задуманы и написаны также в Петербурге. В 1835 году повести «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего» впервые были напечатаны в сборнике «Арабески». Они представляют собой серию сюжетно связанных картин, изображающих одну или несколько сторон жизни Петербурга 30-х годов XIX века.
Повесть «Невский проспект» рассказывает нам об обманчивости одной из петербургских улиц.
Невский проспект показан в разные часы дня. От двух до трех часов полудни он являет собой парадную витрину империи Николая I. Все на нем блестит, сверкает. В этот час на Невском появляются люди, словно маски: «превосходные бакенбарды», «усы, сверкающие в изумлении», «платья, платки, дамские рукава, похожие на два воздухоплавательных шара», галстуки, шляпки, сюртуки, «талии тоненькие, узенькие», «ножки в очаровательных башмачках».
Основная черта этой улицы – беспечная праздность: «Если только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем».
Если же мы выйдем на улицу в раннее петербургское утро, то Невский проспект будет выглядеть совсем иначе: мальчишки, которые бегут «молниями» «готовыми сапогами в руках»; мужики «в сапогах, запачканных известью», «толкующими о семи грошах меди»; лакеями, «швыряющими нищим объедки»… Невский проспект для Н.В. Гоголя олицетворяет весь Петербург. Поэтому, показывая проспект в разное время суток, автор представляет нам социальные слои Петербурга, те контрасты, которые он включает в себя.
«Нет ничего лучше Невского проспекта…» - начинает Н.В. Гоголь свою повесть, постепенно переходя на более сатирические ноты в описании столичного великолепия. Но этот тон не покидает его даже в лирических отступлениях.
В сложности воспроизведенной в «Невском проспекте» картины жизни Петербурга говорят нам истории, случившиеся с Пискаревым и Пироговым. Во сне Пискарева Н.В. Гоголь вернулся к образу привилегированного Петербурга, он отмечает, что сюжет повести на том и строится, так как на Невском «все не то, чем кажется». Пискарев – мечтатель, живущий вне действительности. Он противостоит главной улице – «улице-красавице», с ее светской толпой, чванливо выставляющей свои великолепные сюртуки и бакенбарды. Пирогов же, напротив, был весь от повседневного быта этой улицы, он рядовой участник всей пошлости, что встречалась на проспекте.
Петербург в повести Н.В. Гоголя предстает городом двойственности. Писатель подчеркивает противоречие между его видимостью и сущностью, между выставкой дорогих «чепчиков» и равнодушием к человеку и ко всему живому.
В конце повести Н.В. Гоголь срывает красивые покровы города и высказывает всю ненависть к нему.
Столица теперь представлялась писателю не стройной, строгой громадой, а кучей набросанных друг на друга домов, царством мертвых душ, быть может, - самым холодным и законченным его проявлением.
Но времени правления Александра II образ имперской столицы уже претерпел глубокую ароморфозу. Блеск его стерся, вода его сгнила. «Мне не раз, среди этого тумана, сдавалась страшная, но навязчивая греза: «А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли вместе весь этот гнилой склизлый город, подымится с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото…». Этот пассаж из романа Ф.М. Достоевского «Подросток» (1875) не уступит в пафосе ненависти к Петербургу восторгу перед ним К.Н. Батюшкова.