Реферат: Политическое самоопределение России: проблемы выбора

Тема: “Политическое самоопределение России: проблемы выбора”

Выполнил: студент И- V -8

Кухарь А.А.

Принял: Болдашева Н.Г.

Кинель 2003 г.

"Самоопределение". Насколько правомерно употребление этого понятия, обычно используемого при описании национально-государственных проблем, для характеристики политической ситуации в современной России? Сущест­вуют разные подходы к исследованию политического развития российского общества. На одном конце широкого спектра применяемых методов — самое общее, абстрактно-теоретическое, можно сказать, историософское видение отечественной истории, оценки исторических судеб страны, базирующиеся на осмыслении ее геополитического положения, специфики политической куль­туры, особенностей менталитета народа и элиты, а также той роли, которую она призвана сыграть в развитии человеческой цивилизации. На другом — си­туационный политический анализ, преследующий сиюминутные цели, в част­ности, в нынешний период — просчет возможных результатов предстоящих парламентских, а затем и президентских выборов. В обоих случаях рассматри­ваемое понятие мало что дает для постижения происходящего. Оно приобре­тает эвристический смысл лишь на крутых изломах истории, когда перед об­ществом встает проблема кардинального выбора и в повестку дня выдвигает­ся смена самой парадигмы политического развития.

С середины 1980-х годов Россия вступила в полосу глубокого реформиро­вания фундаментальных основ своего общественного устройства. Уже второе десятилетие страна переживает системный кризис, дестабилизировавший об­щество, потрясший его до основания, поставивший вопрос о принципиально новых политических ориентирах. Поиск средств и способов преодоления это­го кризиса и перехода к иному качественному состоянию превращает понятие "политическое самоопределение" в релевантный инструмент познания глу­бинных тенденций, скрывающихся за турбулентной динамикой текущих со­бытий. Российское общество оказалось как бы на развилке: вопрос о том, ку­да идти, стал для него поистине судьбоносным.

В настоящее время Россия находится, возможно, на самом крутом вираже своей истории. Общество мучительно тяжело самоопределяется по отношению к новым реалиям и в мире, и в собственном развитии. До начала перемен, ини­циированных горбачевской перестройкой, вопрос о политическом самоопреде­лении не возникал. Советский Союз воспринимался всеми как мощная супер­держава, объединившая вокруг российского ядра народы с разными социо-культурными и даже цивилизационными традициями. Несмотря на такое мно­гообразие, советское общество являло собой некую целостность, скрепленную единой государственностью, общностью социально-экономического строя, до­минировавшей в общественном сознании социалистической идеологией, кол­лективистским образом жизни. При всем национально-этническом и социаль­но-культурном плюрализме это позволяло характеризовать население страны как единую историческую общность — советский народ. На мировой арене СССР представлял один из полюсов биполярной международной системы.

В большинстве своем жители СССР ощущали себя гражданами великого государства, имевшего вполне определенный социальный строй и занимавше­го вполне определенное место в мировом сообществе. Независимо от того, как люди относились к этому государству, какие давали ему философско-истори-чеекие, социально-политические и нравственные оценки, и в самой стране, и в мире оно четко идентифицировалось с уникальным обществом, претендо­вавшим на свой особый путь и в этом смысле вполне самоопределившимся как альтернатива капиталистическому.

С началом реформирования советского общества в эту определенность был внесен мощный фермент брожения, давший толчок сомнениям и болезнен­ным переоценкам. Попытки удержать данный процесс в русле эволюционной смены ориентиров, более постепенной и потому менее мучительной, не увен­чались успехом. Восторжествовал конфронтационный принцип: "до основа­ния, а затем...". Радикально-либеральный курс ранних 1990-х придал иденти­фикационной ломке разрушительный характер, ввергший общество в состоя­ние неопределенности, граничившей с хаосом. Прежние оценочные стереоти­пы были разбиты, вводимые же стандарты, заимствованные преимущественно из чужого опыта, не выдерживали испытания на прочность при соприкосно­вении с российской действительностью. Началось шараханье из стороны в сторону — от полного отрицания своего прошлого до ностальгического жела­ния вернуться в его объятия. Удержаться на столь зыбкой почве было невоз­можно. Российское общество могло сохранить себя только путем выработки новых базовых оснований собственного существования и развития, т.е. путем нового политического самоопределения. Ему предстояло сделать стратегичес­кий выбор и для этого ответить на целый ряд важнейших вопросов. В чем за­ключаются национальные интересы России? Какой политический строй и ка­кая форма власти в наибольшей мере им соответствуют? Какими должны быть место и роль страны в глобализирующемся мировом сообществе? Какая соци­альная система обеспечит ее возрождение?

Позади уже без малого два десятилетия перемен, а ответы на эти вопро­сы так и не найдены. Ни у одной из партий нет и убедительной стратегии политического развития. Все это наводит на мысль, что политическое само­определение России — длительный, сложный и многомерный процесс. Об­щий вектор движения будет формироваться в ходе решения совокупности узловых политических проблем, каждая из которых потребует от власти и общества четкой позиции относительно направления и характера предпри­нимаемых шагов. Накопленный политический опыт позволяет наметить лишь контуры альтернатив, стоящих перед Россией. Более детальные про­гнозы в нынешней ситуации вряд ли оправданы вследствие глубокой анти-номичности российского общества.

В трактовке И.Канта, антиномии — это утверждения, которые в равной сте­пени логически доказуемы и в то же время взаимоисключающи. В применении к социальной действительности антиномичность указывает на особый тип про­тиворечия, где каждая из противоположностей имеет одинаково прочное базо­вое основание в реальности. Противоречия-антиномии ведут к возникновению дилемм, не поддающихся снятию в результате единожды сделанного выбора. Пока сохраняются глубинные основания контрнаправленных тенденций, анти-номичная дилемма вновь воспроизводится, требуя постоянного подтверждения выбора. Российская действительность насыщена подобными дилеммами: авто­ритаризм versus демократия, гражданское общество versus корпоративное, фе­дерализм versus унитаризм, рынок versus государственная опека над экономи­кой, постиндустриализм versus сырьевой анклав мировой экономики, противо­стояние versus партнерство на международной арене. Несмотря на принципи­альную важность всех перечисленных дилемм, России, на мой взгляд, необхо­димо самоопределиться прежде всего по первым трем из них.

На политическом уровне решающей представляется антиномия демократия — авторитаризм. Не будет преувеличением сказать, что вся российская поли­тическая жизнь протекает в ее энергетическом поле, сдвигаясь то к одному, то к другому полюсу. Оглядываясь на историю российских преобразований, можно заметить, что пик смещения в сторону демократии приходится, пожалуй, на 1980-е годы, на время утверждения гласности и формирования в стране публичной сферы. Именно тогда возник важнейший инструмент демократического развития, ко­торый до сих пор остается стержнем и индикатором демократизма в россий­ском обществе. С появлением гласности и публичности общество заговорило;

заговорив, оно стало размышлять, а затем и действовать. Без этого прорыва к демократии были бы невозможны последующие реформы в экономике и по­литической системе, приведшие к крушению коммунистического авторита­ризма. Но потом маятник вновь качнулся в направлении авторитаризма. В русле радикально-либеральной политики сложился политический режим, вос­производивший типичные черты автократии.

В итоге политическая система нынешней России оказалась амбивалентной. С одной стороны, она вроде бы демократична, так как ей присущи ключевые признаки демократического строя: всеобщие выборы, разделение властей, двухпалатный парламент, многопартийность, свобода прессы, гласность, ком­плекс гражданских прав, местное самоуправление. С другой — эти атрибуты демократии во многом декоративны, придавлены и обесточены, поскольку Конституция РФ, принятая в 1993 г., закрепила общественный порядок, тяго­теющий к самовластию.

Нельзя сказать, что подобная амбивалентность свойственна только нашей стране. Она известна многим государствам, освобождающимся от наследия ав­торитаризма. Однако у нас противоречия между демократическими и автори­тарными тенденциями проявляются гораздо острее, чем где бы то ни было. От­части это объясняется историческими и социокультурными особенностями Рос­сии. Традиция самовластия пронизывает всю отечественную историю вплоть до 1917 г. Она была воспроизведена в новом виде в советскую эпоху и вновь про­росла в постперестроечных условиях. Среди главных причин ее устойчивости — слабое развитие гражданского общества и невысокий уровень массовой полити­ческой культуры. Оба этих фактора препятствуют реальному воплощению в жизнь декларированных прав и свобод, облегчают узурпацию власти олигархи­ческими и государственно-бюрократическими элитными группами.

Пытаясь внедрить в российское общество западную модель демократии, ра­дикальные либералы не посчитались с тем, что данная модель формировалась столетиями, притом в совсем иной социокультурной среде. Следствием либе­рального "большевизма наизнанку" стал подрыв складывавшихся веками усто­ев общественно-политической жизни страны: сильной государственности и коллективистского солидаризма, в какой-то мере компенсировавшего неразви­тость гражданского общества и личностного начала. В результате молодая рос­сийская демократия оказалась крайне уязвимой для авторитарного "термидо­ра". Резкий слом государственных институтов не сопровождался ростом новых, демократических учреждений, что привело к потере управляемости и обесце­нению норм, регулирующих общественное поведение. Обрушились социаль­ные ниши, формировавшие привычные формы солидарности. В одночасье об­нищавшие и утратившие ориентиры люди начали связывать свои надежды на социальную защищенность и устойчивость существования, на обуздание кри­минального беспредела и восстановление национального достоинства не с раз­витием демократии, а с "сильной рукой". Поколебленная перестройкой веко­вая традиция самовластия обрела социальную почву для возрождения.

Конституция РФ узаконила "перекос" государственной структуры в сторону президентской власти. Формально провозглашенный принцип разделения вла­стей был по сути подменен гегемонией исполнительных органов, подчиненных главе государства. Парламент фактически оказался лишен реальных рычагов власти и контрольных функций. Политические партии не получили официальных каналов влияния ни на состав правительства, ни на процесс принятия ре­шений. Средства массовой информации в своем большинстве попали под кон­троль олигархических групп и бюрократических клик, которые цинично ис­пользовали их в качестве орудия манипулирования общественным мнением.

Вместе с тем обнаружилось, что авторитарный "откат" не в состоянии пол­ностью уничтожить потенциал демократии. Население страны не хочет рас­ставаться с завоеваниями горбачевских времен: с политической свободой, гласностью, плюрализмом. Не желает оно отказываться и от плодов эконо­мических реформ, развязавших частную инициативу. Правящая элита, будучи неоднородной, не смогла сплотиться на автократической платформе. Форми­рованию системы авторитарных институтов помешали и противоречия между интересами столичной и региональных элит.

Некоторые важнейшие демократические нормы, прежде всего свобода сло­ва и выборность властных органов, уже стали для активного большинства граждан неотъемлемой характеристикой политической жизни. Это свидетель­ствует о том, что российское общество вступило на путь, который в конечном счете может привести к превращению демократии в образ жизни.

Тем не менее всероссийские выборы 1999 — 2000 гг. показали, что населе­ние, уставшее от тягот жизни, от ощущения перманентной опасности и отсут­ствия перспективы, от лицемерия и обманов со стороны власти и чиновни­ков, проявляет возрастающую готовность довериться харизматическому лиде­ру, связывая с ним свои чаяния. Складывающаяся ситуация во многом напо­минает ту, которую М.Вебер называл "плебисцитарной демократией": отчуж­дение государственной власти от общества, кризис доверия к политической элите выливаются в акт народного волеизъявления в пользу лидера, воспри­нимаемого в качестве национального символа и олицетворяющего упования на защиту порядка и безопасности, обуздание произвола бюрократической власти. Высокий кредит доверия президенту В.Путину впол­не может быть интерпретирован как "рейтинг" разочарования властью и на­дежды на нормализацию сверху системы государственного управления жизне­деятельностью общества.

На выбор формы политического самоопределения России серьезно влияют и международные факторы. Глобализационные процессы, ограничивая суве­ренитет и возможности государств, подтачивают фундамент национальных де­мократий и стимулируют авторитарные тенденции — как в мировом масшта­бе, так и в отдельных странах. На старте третьего тысячелетия демократия сталкивается с серьезными проблемами. Исходя из этого, многие исследова­тели не исключают вероятность того, что мировому сообществу предстоит пройти в наступившем столетии через фазу авторитарного развития. Под вли­янием глобальных вызовов все большему числу российских граждан начинает казаться убедительным аргумент о том, что сильная авторитарная власть эф­фективнее защитит интересы страны на мировой арене.

Какие метаморфозы могут произойти в описанном антиномичном проти­востоянии демократии и авторитаризма? В рамках исследовательского проек­та "Россия в формирующейся глобальной системе", осуществленном в Горба­чев-Фонде в 1998 — 2000 гг., были рассмотрены четыре потенциальных сце­нария политического развития российского общества на ближайшую перспек­тиву.

Сценарий первый: сохранение сложившейся в 1990-е годы системы самовла­стия. Вероятность реализации подобного сценария в чистом виде сравнитель­но невелика. Не исключены, однако, попытки законсервировать самовластие в его более "цивилизованной" форме, свободной от крайностей самодурства и построенной на рационально и цинично просчитанных технологиях мани­пулирования общественным сознанием.

Сценарий второй; восстановление модернизированной версии советской системы. При господствующих сегодня в обществе настроениях такой вариант представляется маловероятным. Вместе с тем возможен определенный возврат к советской практике по тем направлениям, где воздействие радикально-ли­беральных реформ на материальное и социально-культурное положение граж­дан оказалось наиболее болезненным.

Сценарий третий: становление сильной демократии как альтернативы авто­ритаризму. К сожалению, такой поворот событий, открывающий путь для во­влечения большинства граждан в политический процесс, требует создания це­лого ряда предпосылок и потому реален лишь в отдаленной перспективе. Апа­тия и пассивность значительной части граждан, уровень их политической культуры, а также высокая результативность политики манипулирования их сознанием и поведением делают шансы на осуществление его в обозримом бу­дущем крайне незначительными.

Сценарий четвертый', утверждение умеренно авторитарной власти, приме­няющей при необходимости жесткие меры для обеспечения целостности стра­ны, мобилизации ресурсов общества во имя преодоления системного кризиса и поддержания международного статуса России. Этот вариант наиболее веро­ятен: его готово принять общество, уставшее от жизненных невзгод, крими­нала, неразберихи, безволия власти; в его пользу действует острая потребность в консолидации политической элиты; к нему побуждает ущемление интересов России на международной арене.

Укрепление ослабленной российской государственности носит сегодня им­перативный характер. Альтернатива одна — полная потеря управляемости и распад общества под давлением локального, этнонационального, корпоратив­ного, либертарного и других видов партикуляризма. Современный мир сталки­вается с беспрецедентным "вызовом плюрализма". Не только у нас, но и в за­падных демократиях перспектива постмодернистского "плюрализма без гра­ниц" вызывает тревогу за целостность и стабильность общества. Эта тема ста­ла предметом углубленных теоретических изысканий. Тем более она актуальна для современной России, где публичная поли­тика оказалась под прессом групповых и клановых интересов. В этих условиях ради сохранения и упрочения государственности как политического механиз­ма представления публичного интереса в качестве интереса общества в целом приходится идти на такие ограничения политического плюрализма, которые по критериям развитых демократий выглядят антидемократическими. Однако в фазе становления демократии в трансформирующемся обществе они могут быть исторически оправданы в качестве упорядочивающих мер. Это признают и многие западные специалисты по России. Так, в частности, З.Бжезинский, оценивая проводимую В.Путаным политику усиления властной вертикали, указывает, что "ограничения на определенные аспекты той хаотичной свобо­ды, которая утвердилась на волне крушения советской системы", были вызва­ны потребностью в восстановлении законности и порядка.

Надо иметь в виду, что истоки и измерения российского плюрализма су­щественно иные, нежели на Западе. Плюрализм и дробность интересов здесь не столько следствие постиндустриальных тенденций, сколько результат эко­номического и духовного упадка, повлекшего за собой разрушение всей сис­темы социальных идентификаций и солидарностей. На этой почве и произра­стает хаотичное многообразие интересов, чем-то напоминающее неупорядо­ченное броуновское движение, когда все частицы подвержены бесчисленным случайным воздействиям и потому постоянно меняют свое местоположение. За годы реформ перед нашими глазами прошла длинная череда партий, нео­жиданно появлявшихся и столь же быстро исчезавших. Взгляды и позиции индивидуальных участников этого политического калейдоскопа тоже стреми­тельно менялись. Формировались причудливые политические комбинации. Создавались союзы и объединения-однодневки. Обыкновенные российские граждане, в большинстве своем выбитые из привычных социальных ниш, бы­ли лишены возможности свободно (важнейшее условие демократии) опреде­литься в этой системе (точнее, бессистемности) политического беспорядка.

Подобный политический плюрализм отнюдь не способствует демократиче­скому развитию общества. Напротив, он становится разрушителем мостов со­гласия и целостности социума. В такой экстраординарной обстановке предот­вратить сегментацию и распад политической системы можно только одним способом — поставив предел необузданному политическому плюрализму, вве­дя его в рамки ответственной демократии. Как решить эту проблему, не по­рывая с демократическим курсом развития, который невозможен без полити­ческого плюрализма? Именно с этим вопросом и сталкивается сегодня рос­сийское общество, где после десятилетия разгула полуанархического плюра­лизма возникла необходимость упорядочить хаос частных и групповых инте­ресов в нормативных границах правового демократического государства.

Думается, что в политике нынешней российской власти присутствуют и да­же в какой-то мере срастаются два компонента: укрепление государственнос­ти и усиление авторитарных тенденций. Разделить эти две составляющие чрезвычайно трудно. Во всяком случае, в действиях Президента грань между ними ясно не просматривается. Тем не менее, выбор должен быть сделан. Об­щество приближается к бифуркационной точке, когда надо будет определить­ся: либо новый тур демократических перемен, либо ужесточение авторитариз­ма. От этой точки власть может эволюционировать либо к сильной демокра­тии, либо к неприкрытому авторитаризму. В каком направлении пойдет раз­витие, зависит от общей динамики политической жизни, от конфигурации сил на политической арене, что, естественно, связано с решением всего ком­плекса экономических и социальных проблем.

К сожалению, антиномичность дилеммы демократия versus авторитаризм затрудняет выбор. Все больше признаков того, что движение к точке бифур­кации замедляется. Возникает некое неустойчивое равновесие, своего рода "бифуркационный застой". В любом случае есть немало оснований предпола­гать, что в вязкой трясине авторитарно-демократической антиномичности вы­бор пути политического развития России снова будет смазан, растянется по времени, распадется на чередующиеся этапы прорывов к демократии, попят­ных шагов к авторитарной практике, застойных стадий равновесия.

Подтолкнуть общество, "зависшее" между демократией и авторитаризмом, к решающему выбору могла бы демократическая энергетика гражданского об­щества. Это позволило бы уравновесить усиление вертикали власти развити­ем системы горизонтальных сетевых связей гражданских институтов и объеди­нений. Однако здесь мы сталкиваемся с другой антиномичной дилеммой:

гражданское общество versus система корпоративистских отношений.

Горбачевская перестройка дала толчок формированию в России граждан­ского общества. Частные интересы высвободились из-под пресса государст­венной монополии на собственность, наметились главные линии их структу­рирования. Возникли многочисленные самодеятельные организации, объединения, ассоциации, их деятельность получила вполне удовлетворительную нормативно-правовую базу.

Но, как показывает опыт того же Запада, для развития полноценного граж­данского общества — носителя энергии общественной самодеятельности нуж­ны многие десятилетия. В России оно пока очень хрупко и неустойчиво. Ра­зобщенность превалирует над солидарностью. Частные интересы аморфны, слабо кристаллизованы. Наемный труд плохо организован. Профессиональ­ные союзы еще не обрели самостоятельности и не освободились от патерна-листских иллюзий. Не стали авторитетными выразителями общих интересов национального капитала и объединения предпринимателей и банкиров. В их политике и деятельности слишком велик удельный вес корыстных расчетов соперничающих олигархических групп, действующих главным образом в сфе­ре финансов и сырьевых ресурсов.

Надо отметить, что рост влияния корпоративных интересов и организаций — общая черта современного мирового развития. Далеко не случайно XVIII Всемирный конгресс политологов, состоявшийся в 2000 г. в Канаде, был по­священ обсуждению вопроса о том, станет ли XXI в. началом тысячелетия корпоративизма. Повсюду в мире наблюдается усиление могущества и мо­бильности ТНК, которые нередко навязывают свою волю правительствам, осуществляют диктат в мировой политике. Эти тенденции несут в себе серь­езнейшую угрозу перспективам демократии на планете.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--