Реферат: Преступность в России в XIX — начале XX веков

Содержание

1.Преступность в России В XIX—начале XX в

2.Источники данных о преступности и методика их обработки

3.Динамика и структура преступности

4.Факторы преступности

Список литературы

1.Преступность в России В XIX—начале XX в

Уровень преступности является важнейшим показателем состояния общества. В стабильном, традиционном обществе, в котором население привязано к месту жительства и своим общинам, мало развита городская жизнь, существует строгий социальный контроль, социальная структура иерархизирована, вертикальная социальная мобильность низка, общинные связи сильно развиты и общественные цели преобладают над личными, обычно наблюдается низкая преступность. Наоборот, для индустриальных и урбанизированных обществ, в которых население социально и географически подвижно, доминируют общественные связи, сильно развит индивидуализм, личный успех является важнейшим в системе ценностей, население располагает большой свободой и инициативой, характерна более значительная преступность. Но особенно высокого уровня преступность достигает в обществах, испытывающих серьезные изменения в культурных, социальных и политических ориентациях, в которых трансформируется господствовавшая прежде система ценностей, где значительное число людей является маргиналами. В свете этого представляет большой научный интерес оценка уровня преступности и ее динамики в России за XVIII—начало XX в., тем более что данные о преступности могут служить проверкой ряда выводов, сделанных в других главах книги. Цель данного параграфа и состоит в том, чтобы дать общую картину изменения преступности за XIX—начало XX в. под углом зрения тех проблем, которые затронуты в других главах книги. Мы не располагаем массовыми данными о преступности в XVIII в.

Но можно надеяться, что сведения первой половины XIX в. дают до некоторой степени представление и о ее уровне в XVIII в.

2.Источники данных о преступности и методика их обработки

Данные о преступности в масштабе всей России стали собираться с 1803 г., после образования Министерства юстиции в 1802 г. Поступавшие из губерний сведения систематизировались в министерстве и прилагались к ежегодному «всеподданнейшему отчету министра юстиции». В 1834—1868 гг. отчеты министра юстиции публиковались вместе с криминальной статистикой. За 1803—1833 и 1869—1870 гг. отчеты хранятся в Российском государственном историческом архиве, но за 1809—1824 гг. они не содержат данных о преступности (возможно, в 1809—1818 гг. эти сведения вообще не обобщались в министерстве). По завершении судебной реформы 1864 г. данные о преступности ежегодно публиковались с 1872 по 1913 г. отдельно от отчета министра в «Сводах статистических сведениях по делам уголовным», а за 1884—1913 гг. — также и в ежегоднике «Сборник статистических сведений Министерства юстиции».

Таким образом, для криминологических исследований России в XIX—начале XX в. существует серьезная источниковая база, но реализовать ее потенции нелегко. Архивные источники до сих пор не разрабатывались, а из опубликованных данных за разные годы весьма трудно составить единую картину динамики преступности по нескольким причинам. Во-первых, в течение 1803—1913 гг. форма учета и представления данных в отчетах, сводах и сборниках неоднократно изменялась. Во-вторых, в 1860-е гг., 1889 г. и 1912 г. система судебных учреждений преобразовывалась, что отражалось как в учете, так и в отчетности о преступности. В-третьих, данные за разные годы охватывали различную территорию страны. Именно поэтому к настоящему моменту историки располагают данными об изменении преступности за отдельные и сравнительно небольшие отрезки времени, самый длинный из которых заключает 20 лет, 1874—1893 гг.

Однако, несмотря на сложности, получить общую картину динамики преступности с 1803 по 1913 г., т. е. построить единый индекс преступности, мне представляется принципиально возможным при одном условии — если не предъявлять к этому индексу непомерных требований, а рассматривать его как ориентир в динамике и уровне преступности. Такое заключение покоится на двух основаниях. Для всего изучаемого периода, и определенно для 1845—1903 гг. существовал уголовный кодекс, который не претерпел существенных изменений с точки зрения понимания преступления и номенклатуры преступлений. Новый Уголовный кодекс был подготовлен лишь в 1903 г. и начал по частям вводиться в практику с 1904 г., но к 1917 г. так и не был полностью введен в действие. Второе принципиальное основание состоит в том, что, хотя судебная система, судопроизводство и процессуальное право были существенно преобразованы по судебной реформе 1864 г., официальная криминальная статистика учитывала только те уголовные дела, которые рассматривались общими судами, а этот круг дел не изменился после 1864 г., и однозначно использовала такие важные для криминальной статистики понятия, как «следствие», «уголовное дело», «подсудимый» и «осужденный». До 1864 г. криминальная статистика принимала в расчет уголовные дела, рассмотренные 1) в судебных местах первой, уездной инстанции — надворных судах в столицах, уездных судах, магистратах и ратушах, окружных и городовых судах в пограничных и сибирских губерниях, 2) в судах второй, губернской инстанции — уголовных палатах, губернских судах Сибири, совестных судах, а также в третьей, высшей инстанции — Сенате (уголовными департаментами и общими собраниями Сената). После 1864 г. учитывались дела, рассмотренные окружными судами, судебными палатами, мировыми судами и заменившими их в 1889 г. судебно-административными установлениями.

В литературе очень часто смешиваются понятия «преступление», «следствие» и «уголовное дело», что ведет к недоразумениям. Чтобы избежать этого, вслед за нашими источниками будем придерживаться следующего толкования ключевых понятий криминальной статистики. Преступление — это деяние, направленное против существующей в данный момент правовой нормы и вызывающее определенные репрессивные последствия. Во все времена далеко не все преступные деяния становились известными правоохранительным органам. Преступление, зафиксированное правоохранительными органами, называлось в российской уголовной статистике следствием. В современном языке этим словом называется также расследование обстоятельств, связанных с преступлением. Число следствий, или расследований, лишь примерно соответствовало числу преступлений, зафиксированных правоохранительными органами, и лишь приблизительно отражало уровень преступности. Это объясняется тем, что, с одной стороны, некоторое число деяний, зафиксированных первоначально как преступные, после проведения розыска или по решению суда квалифицировались как не заключающие в себе состава преступления. С другой стороны, не все преступления, особенно мелкие, становились известными правоохранительным органам. Значение второго фактора, занижающего уровень преступности, всегда и везде было более существенным, вследствие чего полицейская статистика преступности преуменьшала ее уровень, но степень занижения не поддается точной оценке.

Уголовное дело — это преступление, ставшее предметом судебного разбирательства. Разумеется, и здесь следует принимать во внимание, что суд мог не согласиться с обвинением и не найти состава преступления, однако доля таких дел была более или менее постоянна, благодаря чему число уголовных дел отражало, хотя также приблизительно, число преступлений, доведенных до судебного разбирательства. Поскольку общее число совершенных преступлений никогда точно не известно, то уровень преступности — это, скорее, теоретическое понятие.

То, что русская уголовная статистика называла следствием, в сущности являлось практическим понятием преступления. Итак, в дальнейшем преступлением будет называться известное правоохранительным органам правонарушение, уголовным делом — дело, рассмотренное в суде, подсудимым — лицо, подозреваемое в совершении преступления, а осужденным — лицо, признанное судом виновным.

Отчеты за 1803—1808 гг. содержали данные об общем числе уголовных дел, рассмотренных всеми судами империи, подведомственными Министерству юстиции, а также о числе подсудимых и осужденных. В 1825—1870 гг. отчеты содержали те же самые сведения, но порознь для судов первой, второй и третьей (Сенат) инстанций. До судебной реформы 1864 г. все уголовные дела, за исключением тех, которые касались лиц, находившихся на государственной или общественной службе, по общему правилу первоначально рассматривались в судах первой инстанции, но окончательно там решались лишь маловажные дела. По тяжким преступлениям суды первой инстанции выносили предварительные приговоры, или мнения, и направляли их в суды второй инстанции на утверждение, или ревизию. Всего, по моим расчетам, на ревизию переходило около 40% всех дел, рассмотренных в судах первой инстанции, на апелляцию — до 1%. Непосредственно в суды второй инстанции поступало всего от 2 до 10%, в среднем около 6% всех рассмотренных в них дел. Незначительное число дел поступало на апелляцию или на ревизию в Сенат. Все суды посылали ежегодные отчеты в Министерство юстиции, где поступившие сведения систематизировались по раз- личным признакам: по судебным инстанциям, по видам преступлений, по губерниям и т. д. — и в обработанном виде включались в ежегодный Отчет министра юстиции. Отчет заключал в себе также и общие сведения о числе уголовных дел, подсудимых и осужденных судами первой, второй и третьей инстанций. Именно эти данные из опубликованных отчетов и использовались исследователями для оценки криминологической ситуации в стране. Однако они существенно завышали уровень зафиксированной преступности: при подведении общих итогов в Министерстве юстиции механически складывали данные о числе дел, подсудимых и осужденных по первой и второй инстанциям, вследствие чего около 40% дел учитывались в министерских итогах дважды. Только устранение дублирования позволяет получить более или менее точные цифры о преступности за 1803—1808 и 1825—1870 гг. Исключить двойной счет возможно, потому что в министерских отчетах за 1825—1870 гг. по каждой судебной инстанции дела, рассмотренные в порядке ревизии, апелляции и самостоятельно, разделялись. Естественно, что после устранения двойного счета итоговые показатели преступности должны уменьшиться сравнительно с министерским отчетом примерно на 40%. Скорректированные данные более точно отражают уровень и динамику преступности, в особенности средние за 5—10 лет.

Криминальная статистика 1872—1913 гг. дополнительно содержала данные о преступлениях, зафиксированных следователями, т. е. о числе следствий, а сведения о преступниках (возраст, сословная принадлежность, образование и т. п.) были более полными. Главная новизна этой формы отчетности состояла в том, что

следователи, через руки которых проходили все зафиксированные преступления, обязаны были до производства предварительного следствия посылать непосредственно в Министерство юстиции отдельную карточку о возникшем деле, независимо от того, задержан или не задержан преступник. В результате этого в России с 1872 г. возник учет преступности, известной следствию и полиции. За более раннее время подобные данные отсутствуют. Ввиду этого для 1803—1870 гг. встал вопрос об их реконструкции. За 5 первых лет существования новой уголовной статистики, 1872—1876 гг., около 40% от общего числа следствий, или зафиксированных преступлений, разбирались в суде, что примерно соответствовало проценту раскрываемости преступлений, разумеется, примерно, поскольку некоторое, небольшое, число следствий закрывалось из-за отсутствия состава преступления или недостатка информации о преступниках. Известно, что раскрываемость преступлений существенно улучшается только при важных технических нововведениях, доступных следственным органам, или при значительном увеличении численности стражей порядка. Ни того, ни другого в течение 1803—1870 гг. в России не произошло. Поэтому, на мой взгляд, возможно распространить соотношение между количеством учтенных и раскрытых преступлений в 1872—1876 гг. на более раннее время для реконструкции числа зафиксированных преступлений, или следствий, за 1803—1870 гг. Данные о количестве уголовных дел, подсудимых и осужденных за 1803—1870 гг. в подобной реконструкции не нуждаются, так как являются сопоставимыми с более поздними данными.

Еще одна трудность при получении общей картины преступности состоит в изменении территории, а значит, и населения, охваченного криминальным учетом. Для получения сопоставимых данных число преступлений, уголовных дел, подсудимых и осужденных за каждый год необходимо, как говорят статистики, взвесить на численности населения, охваченного в этот год криминальным учетом, о чем в источниках почти всегда имеются указания. Как считается в криминальной статистике, число преступлений на 100 тыс. человек населения служит наиболее точной мерой уровня преступности. Следует иметь в виду, что в 1803—1870 гг. криминальный учет охватывал Россию без Польши и Финляндии, в 1872—1883 гг. — около 75% населения Европейской России, затем учет постепенно распространялся на остальную территорию, и к 1907 г. в Министерство юстиции стали поступать данные со всей империи, исключая Финляндию. В разных регионах уровень преступности несколько отличался, но 75%-ная выборка давала достаточно репрезентативные сведения для всей России без Финляндии.

Необходимо отметить, что ни до, ни после судебной реформы 1864 г. Министерство юстиции не контролировало деятельность местных сельских судов и полицейских чиновников как в городе, так и в деревне и не учитывало мелкие уголовные дела (мелкие кражи, пьянство, легкие побои и др.), рассмотренные ими.

В 1841 г. в государственной деревне, в 1864 г. повсеместно сельские суды были преобразованы в волостные суды. К компетенцию сельских судов, как уже указывалось, относились мелкие уголовные проступки крестьян, проживавших в деревне, по нормам обычного права. До отмены крепостного права деятельность сельских судов помещичьих крестьян была подведомственна помещикам, государственных крестьян — Департаменту государственных имуществ (с 1837 г. — Министерству государственных имуществ), удельных крестьян — Удельному ведомству, а после 1864 г. все сельские суды контролировались Министерством внутренних дел. Сельские суды рассматривали большее число дел, чем общие суды. Например, в 1844 г. через сельские суды государственных крестьян прошло 53.1 тыс. дел, из которых только 558, или 1%, были переданы в общие суды. Всего же в общих судах было рассмотрено около 22 тыс. уголовных дел государственных крестьян, привлечено к суду 32.8 тыс. человек, т. е. в 2.4 раза меньше, чем в сельских судах. Аналогичная картина наблюдалась в пореформенное время. В 1905 г. через волостные суды по 43 губерниям России прошло 1121 тыс. уголовных дел, а через все общие суды — 1220 тыс. дел. Учитывая, что в 43 губерниях проживало около 65% всего населения, общие суды рассмотрели примерно в 1.4 раза меньше дел, чем местные сельские суды. Что же касается мелких правонарушений, относящихся к компетенции полиции, то сведения о них пока вовсе не разработаны. Таким образом, если принять во внимание не учитываемые Министерством юстиции мелкие правонарушения, решения по которым принимались сельскими судами или городской и сельской полицией, то общее число зарегистрированных преступлений следует, по-видимому, по меньшей мере увеличить в 3—4 раза.

Учет преступлений, подсудимых и осужденных в масштабе огромной страны был делом чрезвычайной сложности, требовал большого аппарата сотрудников высокой квалификации, которых всегда недоставало. Вследствие этого трудно надеяться, что российская криминальная статистика давала совершенно точные данные. Вместе с тем вряд ли можно согласиться и с теми, кто считает, что «юридические цифры, взятые в массе, скорее должны считаться мерилом полицейской деятельности, чем морального состояния населения».

Криминальная статистика отражала как деятельность правоохранительных органов, так и моральное состояние общества. Наименее точными были данные о количестве преступлений, большего доверия заслуживают данные о подсудимых и наибольшей достоверностью отличаются данные об осужденных как до, так и после 1872 г. Знакомство с делопроизводством и работа с самими материалами криминальной статистики показывают, что они собирались и обрабатывались достаточно тщательно. Устранение двойного счета правонарушений могло повлиять на уровень, но не на динамику преступности; реконструкция числа следствий для 1803—1870 гг. затронула лишь один показатель преступности из четырех и, следовательно, не могла оказать существенного влияния на общие статистические итоги криминальной статистики. Все сказанное дает основание для вывода о том, что, принимая во внимание трудность и несовершенство учета, а также использование методов реконструкции пропущенных в источниках сведений, приводимые ниже статистические данные о преступности следует рассматривать как ориентировочные, лишь более или менее правильно отражающие основные тенденции в развитии криминального поведения в России за 1803—1913 гг. Что же касается уровня зафиксированной преступности, то официальная статистика Министерства юстиции достаточно правильно отражала движение крупной преступности и занижала уровень мелкой преступности примерно в 3—4 раза, главным образом за счет недоучета правонарушений крестьян, проживавших в деревне.

3.Динамика и структура преступности

преступность криминалистический архивный преступление

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--