Реферат: Психология чеченской войны
Алая кровь на снегу и палец разведчика-снайпера на спусковом крючке. Бывшего разведчика-снайпера. И кровь на снегу не в Афгане, а в России. Спустя годы после афганской войны.
Кто подсчитает, сколько крови пролили в России бывшие «афганцы», и кто ответит, на ком лежит вина за эту кровь?
Война не просто убивает людей и калечит души. Каждая война оставляет после себя незаживающие раны. Это не только вдовы, сироты или калеки. Это еще и падение нравов, и рост преступности. С психологией падения нравов все просто. Во время войны перед лицом многократно возросшей вероятности смерти многие пытаются урвать от жизни все. И мужчины, и женщины. Во время войны запретная любовь действует, как наркотик. После войны — это жизненная необходимость в связи с дефицитом мужчин.
В основе возникновения послевоенной преступности лежит психология самой войны. Ведь война не просто разрешает убийства. Война их активно поощряет — чем больше убил, тем больше наград, тем выше звание.
Структура преступности, количество преступлений, длительность послевоенного преступного следа зависят и от характера войны, и от психологических особенностей тех, кто в этой войне участвует. По отношению к войне всех людей можно разделить на несколько категорий.
Первая из них — это те, кто хочет и любит воевать, кто в убийстве, связанном с риском самому быть убитым, черпает жизненные силы. Именно из таких людей и формируются иностранные легионы, контрактные армии, именно этот тип людей идет в так называемые наемники. Однако не подумайте, что эти люди — бандиты.
Убивать кого ни попадя они не будут.
Конечно, для них много значат и деньги, которые они получают за войну. Но больше всего их влечет возможность применить оружие как социально поощряемая норма. Они, таким образом, социализируют свою агрессию.
Другая категория людей вообще-то не любит воевать, но повинуется чувству долга. Часть из них считает дни до окончания войны, а часть «входит во вкус», воюет охотно, причем не просто осваивает военное ремесло, но принимает факт убийства как нечто, безусловно, допустимое.
Третья категория — это те, кто ни при каких обстоятельствах не хочет воевать, не хочет убивать, не хочет, как говорится, «брать грех на душу».
Но ведь в армию рекрутируют почти всех. А в период военного времени — всех безоговорочно. Вопреки личным взглядам и убеждениям.
Первая категория — любители воевать — как ни парадоксально, вполне благополучная для общества. Эти люди воюют без страха и упрека — где угодно, с кем угодно, за кого угодно.
Но их агрессивность четко очерчена периодом войны. После окончания ее эти люди не будут убивать своих соседей, случайных прохожих или еще кого-нибудь. Они будут ждать новую войну или искать ее сами. И там опять дадут выход своей агрессивности. И опять в социально поощряемой форме.
Третья категория — люди, не желающие воевать, — благополучная в мирное и послевоенное время, но неблагополучная в период войны. Точнее, если их призвали на войну. В тылу эти люди будут трудиться не за страх, а за совесть, а во время военных действий предпочтут свою собственную смерть убийству других, даже врагов. Они, скорее, лягут грудью на пулемет, как Матросов, лишь бы прервать для себя кошмар участия в убийственной войне.
Самая сложная в послевоенное время категория людей — это те, кто идет воевать, повинуясь чувству долга. У них и в процессе подготовки, обучения, и в процессе войны вырабатывается и фиксируется рефлекс на убийство, но не вырабатывается, не формируется рефлекс прекращения убийства. И если у людей первой категории — любителей войны — тормозной рефлекс на убийство, связанный с прекращением войны, по существу, врожденный, то у людей «мобилизованных и призванных» такого врожденного тормозного рефлекса нет. А внутренняя мотивация убивать, чтобы не быть убитым, сильнее всех других. И уж если человек получил в этой области профессиональные навыки и закрепил их во время военных действий, то они сохраняются у него до конца его дней.
Но тут многое зависит и от характера войны. Скажем, после завершения Великой Отечественной войны тоже немало героев и орденоносцев переселилось в тюрьмы и лагеря за совершение тяжких преступлений. Привычка разрешать конфликты, применяя оружие (а его в послевоенное время на руках у населения было много), просто укоренилась в их сознании, и при малейшем конфликте срабатывал уже безусловный рефлекс. Но сама психология Великой Отечественной была такова, что преступный след быстро пошел на убыль.
Во-первых, Великая Отечественная имела четкую позитивную мотивацию: «За Родину». Во-вторых, война была всенародной. «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой». И Великая Отечественная на всех фронтах — и на военном, и на трудовом — объединила все слои общества не только социально, но и психологически. Наконец, Отечественная война имела четко обозначенный период времени — «до победы». И этот пункт был самым главным в противодействии послевоенной неосознанной рефлекторной преступности. Ибо Победа подводила черту под вызванной войной человеческой разрушительной агрессивностью. А послевоенная пропаганда сразу направила эту агрессивность в положительное русло — восстановление народного хозяйства.
Война в Афганистане, негативные последствия которой мы до сих пор пожинаем, была иной. Она имела другую психологию, другую мотивацию для воюющих. И последствия ее для общества тоже были иные. Неизмеримо более тяжкие, чем от Великой Отечественной. Кроме того, само государство в период афганской войны и после нее занимало во многом ошибочную позицию и по отношению к народу в целом, и по отношению к «ограниченному контингенту» наших войск, и особенно к тем, кто возвращался с этой войны.
В Великую Отечественную весь народ бил и гнал прочь оккупантов. А в афганской войне и офицеры, и солдаты были посланы убивать в обмен на будущие блага и льготы, а также для выполнения абстрактного «интернационального долга». Они шли убивать не личного врага, не врага Родины, а просто гражданина другой страны.
Страны, о которой практически мало кто из них знал. Гражданина, который ни в чем не был виноват. Солдат и офицеров готовили для выполнения специальных заданий партии и правительства на территории тех стран, с которыми официально не были объявлены войны. Психологически мотивацию защиты Родины подменили мотивацией заказного убийства.
За что воевали наши солдаты, молодые парни в Афганистане? За что они гибли, за что становились калеками? Кто сейчас ответит на эти вопросы? А потом в один день всех солдат и офицеров, весь «ограниченный контингент» вернули на Родину.
Представьте себе психологию человека, который в обнимку с автоматом ел, пил, спал, ходил в туалет.
Представьте себе психологию двадцатилетнего мальчишки, который из-за каждого угла ждал смерти. Который настолько был готов к ней, что на малейших шорох отвечал автоматным огнем.
И вот эти парни вернулись домой.
Представьте теперь, как они после войны должны были воспринимать наш мир, наш быт. Что им ежедневно напоминают столь привычные для нас звуки — хлопки, стуки, треск, визг тормозов? Что снится им по ночам? …Американцы после войны во Вьетнаме поняли необходимость специальных реабилитационных программ. Они подключили к послевоенной адаптации демобилизованных солдат и офицеров огромный штат психиатров и психологов, выпустили на экраны десятки прекрасных фильмов, создали центры профессиональной переподготовки.
Что сделали мы? НИЧЕГО. Правда, очень охотно стали брать «афганцев» на службу в милицию. И сразу получили то, что и должны были получить.
Массовое неправомерное применение оружия. Срабатывал заложенный в подсознании этих солдат рефлекс — на малейшую опасность отвечать огнем на поражение.
Но не только этот рефлекс был причиной неожиданной крайней агрессии. Практически каждый из прошедших через афганское горнило имел не только психологические, но и медицинские, психиатрические проблемы. Думаю, не ошибусь в своем утверждении, что каждый, кто участвовал в боях, был хотя бы раз контужен. Не может быть, чтобы под обстрелом, бомбежкой, во время атаки или отступления взрывная волна обходила солдата стороной. Не говоря уже о легких ранениях, ушибах и травмах. Этот микротравматический фон не менее опасен, чем рефлекс на убийство. На этом болезненном фоне при специально воспитанной готовности к защитной агрессии легко возникают реакции так называемого короткого замыкания, состояния суженного сознания, когда человек в ответ на угрозу, даже небольшую или мнимую, отвечает с крайней степенью агрессивности. А потом сам не может понять, что же с ним такое произошло, а иногда даже и вспомнить не может, как убил, кого и за что. Количество преступлений на бытовой почве — убийств, тяжких телесных повреждений — после афганской войны возросло в несколько раз. Легкая ссора — и моментальный высокопрофессиональный ответ. Зафиксировано великое множество случаев, когда на обычную бытовую обиду следовала совершенно неадекватная реакция.
Достаточно вспомнить «афганца»-мужа, который из ревности взорвал свою жену и вместе с ней посетителей и работников ее магазина. И это лишь часть психологического эха войны, особенно войны неправедной.
--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--