Реферат: Россия XV-XIX веков глазами иностранцев

У Мейерберга находим неопределенные известия о солдатах: он говорит, что в случае нужды царь мог собрать какое угодно число пеших ратников, которые сбегаются на звук барабана в надежде поживиться во время похода богатою добычей; в отличие от стрельцов, их называют солдатами; они распределяются на полки, под командой иностранных офицеров./3, с. 112/ На хорошее жалование привлекало иностранцев на русскую службу, и в XVII веке число иностранных офицеров в русском войске увеличивалось в значительной степени.

Рейтанские и солдатские полки набирались из охочих людей, без поместных или мало поместных дворян, из детей боярских, а также из крестьян по всему государству. Ими командовали преимущественно иностранцы. Рейтенфильс уверяет, что эти полки могли равняться с лучшими войсками Европы./3, с. 112/

Петрей оставил описание осмотра, который производился собравшимися соратниками перед выступлением в поход: воеводы собираются вместе и садятся в избе у окон или в шатрах и вызывают к себе один полк за другим. При них стоит дьяк со списком в руках, по которому он вызывает по имени каждого ратника; ратник должен выступить вперед и показаться воеводам. Если какого-то ратника не оказалось на месте, дьяк ставил в списке против его имени отметку для дальнейших распоряжений. Неявка не службу преследовалась строго. Смотр повторялся и во время похода каждую неделю./3, с. 116/

Михалон говорит, что московитяне каждую весну получают из нагайской орды по несколько тысяч лошадей годных для войны, платя за это одеждой и другими дешевыми вещами. Седла делались так, что всадники без затруднения могли поворачиваться на них и стрелять во все стороны. Шпоры были у немногих, большая часть употребляли нагайки, которые вешали на мизинце правой руки; поводья и узы были двойные, с отверстием в конце, которые они надевали на палец правой руки, чтобы можно было, не выпуская его, пользоваться луком./3, с. 124/

Одежда и их телесное убранство были у всех одинаковы; кафтаны они носили длинные, без складок, с очень узкими рукавами, почти на венгерский лад; сапоги они носили красные и очень короткие, так что они не доходили до колен, а подошвы были подбиты у них железными гвоздиками. Рубашки почти у всех были разукрашены у шеи разными цветами; застегивают их либо ожерельем, либо серебряными цветами, к которым для украшения добавляют жемчуг. Они подпоясываются не по животу, а по бедрам, и даже опускают пояс до паха, чтобы живот выдавался больше.

Гербейштен говорит, что великий князь Василий имеет литейщиков из немцев и итальянцев, которые, кроме пушек, льют железные ядра, подобные тем, какие употребляются на Западе, но что русские не умеют употреблять пушки в сражении, потому что главное у них – быстрота движений./1, с. 151/

Но в конце XVI века Гваньини уже говорит, что русские в его времена очень часто и очень искусно действовали пушками, выучившись этому у каких-то беглых итальянцев, немцев и литовцев./3, с. 119/

Полагают, говорит Флетчер, что ни один из христианских государей не имеет такого хорошего запаса военных снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить доказательством оружейная палата в Москве./3, с. 121/

Относительно продовольствия войска во время похода Флетчер говорит, что царь никому ничего не отпускает, кроме иногда некоторого количества хлеба, и то на деньги служивых же людей; поэтому каждый, идя в поход, должен иметь при себе провианта на четыре месяца, а в случае недостатка может приказать перевести его к себе в лагерь из своего имения. Русскому войску, прибавляет тот же иностранец, много помогает то, что каждый русский в отношении жилища и пищи с детства готовится быть воином./3, с. 122/

Иностранцы с удивлением говорят о терпении и неприхотливости простого московского ратника во время лагерной жизни. Довольствовались очень скудными средствами, имея лук и чеснок, московский ратник легко обходился без остальных приправ. Пришедший в местность, где этого нет, этот житель снегов, этот темный и пренебрегаемый сармат, по выражению Климента, разводит себе небольшой огонь, наливает воды в горшок, кладет туда ложку муки или крупы, добавляет соли и, сварив, довольствуется этим наравне с прислугой; последняя, впрочем, когда господин в нужде, голодает дня по два и по три./3, с. 128/ Нередко месяца по два терпят такую нужду всадник и лошадь и, однако же, сохраняет прежнюю силу и бодрость.

Гербейштейн говорит в своих записках: «Пожалуй, кое-кому покажется удивительным, что они содержат себя и своих людей на столь скудное жалование и при том столь долгое время. Поэтому стоит сказать об их бережливости и воздержанности»./1, с. 159/

Петрей описывает порядок наступления московских полков из лагеря, из чего можно отчасти видеть их ратный строй, каким был он в начале XVII века: за передовыми полком идет большой, со множеством трубачей и литаврщиков, которые бьют в литавры и трубят в трубы./7, с. 127/

Эта музыка наводила тоску на иностранцев; по словам Корба, она скорее могла навеять уныние, нежели возбудить воинственное одушевление.

«Если бы русский ратник, говорит Флетчер, с такою же твердостью исполнял те или другие предприятия, с какой он переносит нужду и труд, им столько же был приспособлен и навычен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и к пище, то далеко превзошел бы наших солдат, тогда как теперь много уступает им в храбрости и в самом исполнении военных обязанностей»./3, с. 129/

Такой нелестный переход делает иностранец от удивления перед суровостью и терпением, которым московский ратник переносил неудобство и лишения всякого рода, к его военному. Контарини замечает, что у московского государя довольно разных людей, большею частью они никуда не годны./3, с. 134/ Некоторые иностранцы удивляются физической силе московских ратников; Гванини советует осторожно схватываться с ними в сражении, чтоб не попасть к ним в руки, из которых, благодаря их необыкновенно крепким мускулам, трудно вырваться. Московитянин, говорит Гванини, один без всякого оружия смело выходит на дикого медведя и, схватив его за уши, таскает до тех пор, пока тот в изнеможении не повалится на землю./3, с. 141/

Михалон говорит, что московитяне превосходят литовцев деятельностью и храбростью; у них не было так же недостатка в преданности к своему делу в особенности к самопожертвованию.

По сознанию самих иностранцев московское государство, благодаря своей артиллерии, какая бы она не была, стояла в военном отношении гораздо выше восточных своих соседей.

Вот как описывает военную тактику русских Гербершейн: «При первом столкновении они нападают на врага весьма храбро, но долго не выдерживают, как бы придерживаясь правила «бегите или побежим мы». Города они редко захватывают штурмом и после сильного натиска; у них более в обычае принуждать людей к сдаче продолжительной осадой, голодом или изменой.

Готовясь вступить в сражение, они возлагают более надежды на численность, на то, сколь большим войском они нападут на врага (а не на силу воинов и на возможно лучшее построение войска); они удачнее сражаются в дальнем бою, чем в ближнем, а потому стараются обойти врага и напасть на него с тыла»./1, с. 161/

В мирное время жалование служивым людям выдавалось в Москве и в областных городах, по свидетельству Петрея в два срока: на пасху и на Михайлов день.

УПРАВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Одной из целей управления в России было управление служивых людей за счет не служивого народонаселения и соответственно, управление отличалось некоторыми особенностями, исходившими из этой цели.

Гербейштейн ставит «профектуры» рядом с поместьями, как средства, служащие для одной и той же цели. На образованного западного европейца, внимательно всматривавшегося в устройство Московского государства, не могло, конечно, произвести выгодного впечатления это смешение совершенно различных занятий и целей, какое представляло им гражданское управление посредством военных людей. Таковы же были органы и центрального управления, сосредоточившиеся в думе и в приказах столицы. В устройстве управления Московского государства в XV-ХVII веках мы видим важное движение: тогда произошли две перемены: появление и развитие приказной системы и в новом значении дьяков. Явились новые более сложные органы и более пригодные к делу деятели.

Еще в начале XVI века при дворе считали значение боярина тождественным со значением советника, и первое слово заменили последним.

Однако впоследствии отношение к боярам несколько изменились. Герберштейн следующим образом отзывается об отношении бояр-советников к великому князю: «Никто из них, как бы велико ни было его значение, не смеет ни в чем противоречить государю»./1, с. 164/

Иностранцы ясно дают понять, что боярская дума имела только совещательное значение, что дела часто решались до обсуждения их в думе и без ее утверждения приводились в исполнение. Думные бояре, по отзыву Поссевина, были недалеки познаниями: некоторые не умели ни читать, ни писать./3, с. 147/

Под думой, как высшим правительственным местом, стояли приказы, ведавшие отдельные отрасли государственного управления.

Вообще трудно составить себе не только по иностранным, но и по отечественным известиям ясное понятие об устройстве и ходе управления посредством приказов именно потому, что ведомства не были точно разграничены и определены по известным началам. По описанию Флетчера, Разрядный приказ управлял делами, относящимися к войску, ведал земли и доходы на жалования ратным людям, получавшим его; Поместный вел список поместий, розданных служилым людям; Казанский вел дела царств Казанского и Астраханского с городами по Волге./3, с. 150/

Областные правители и дьяки назначались по царскому указу, и через год (по Герберштейну через два) обыкновенно сменялись./1, с. 170/