Реферат: Слово в меняющемся мире: русский язык начала XXI столетия: состояние, проблемы, перспективы
Слово информационный до недавнего времени занимало весьма скромное и незаметное место в лексической системе русского языка, выполняя функции относительного прилагательного от существительного информация - «Относящийся к информации; осведомительный» [БАС].
В языке наших дней сочетаемостные, а, следовательно и семантические потенции этого слова расширяются, выходят за пределы узуальных. Актуализация обоих значений существительного информация повлекла за собой стремительное расширение сочетаемости соответствующего прилагательного информационный и образования серии устойчивых терминологических сочетаний. К первому значению («Сведения, факты о ком-, чем-л.; сообщение о фактах, событиях») относятся такие свободные словосочетания, как информационная деятельность телевидения, информационное сообщение, информационная программа, информационное агентство, радио, информационное обеспечение, информационная связь, информационный поток и устойчивые терминологические сочетания: Информационная блокада. Информационный взрыв. Информационная война. Информационное поле. Информационное пространство.
Второй лексико-семантический вариант («В информатике. Совокупность сведений как объект хранения, переработки и передачи») реализуется и функционирует в свободных словосочетаниях информационный банк данных, информационная база, информационный центр и в терминологических сочетаниях: Информационная зависимость. Информационное общество. Информационная сеть. Информационная система. Информационная технология.
Актуализовано прилагательное рублевый, которое также вышло за пределы своих традиционных значений "достоинством в один рубль" и "стоимостью в один рубль" и сформировало новое значение «оцениваемый в рублях; такой, где расплачиваются в рублях; такой, где функционирует только отечественная валюта - рубль», антонимичное прилагательному валютный: рублевые средства, кредиты; рублевая прибыль; рублевый счет, рублевый бизнес; рублевая зона; рублевый бар, магазин; рублевое казино.
Подобные процессы коснулись таких слов, как адрес, валютный, внешний, внутренний, партия, собственность, экологический и др.
Образование серий устойчивых сочетаний (с разной степенью терминологичности) наиболее убедительно свидетельствует об актуализации слова. Слово Деньги, выражающее одно из актуальных понятий современности, вызывает к жизни обширную группу устойчивых сочетаний, в том числе терминологических: Быстрые деньги. Горячие деньги. Грязные деньги. Деревянные деньги (Ирон. о российских деньгах, обладающих низкой покупательной способностью, подверженных быстрому обесцениванию). Длинные деньги (выдаваемые на длительный срок кредиты). Живые деньги (наличные или реально существующие). Необеспеченность денег (отсутствие товаров, услуг и т.п., которые можно купить). Отмывание (грязных) денег [от англ. laundering of money] (легализация незаконно полученных доходов, путем инвестирования их в промышленность, отчисления на благотворительные цели и т.п.). Отмыть/отмывать(грязные) деньги (легализовать незаконно полученные доходы путем инвестирования их в промышленность, отчисления на благотворительные цели и т.п.). Пластиковые деньги (о кредитных карточках). Черные деньги [от англ. black money] (доходы, скрытые от налогообложения; вообще, о доходах, полученных незаконным путем, с нарушением законодательства).
Важно осознавать, что перечисленные языковые процессы (заимствования, демократизация языка, словообразование и семантическая актуализация) универсальны-свойственны всем языкам на всем протяжении языковой эволюции и в наше время социальных катаклизмов отличаются лишь особой интенсивностью. Правда, при этом степень их интенсивности такова, что они производят впечатление лингвистического хаоса: непропорциональное разрастание отдельных групп слов, ломка устойчивых языковых моделей, словообразовательная избыточность, неумеренная демократизация языка - его «люмпенизация» - при поверхностном взгляде эти явления могут быть расценены как свидетельство порчи, болезни языка. Однако, как мне представляется, кризисные состояния языка, вызванные кризисом общества (а это несомненно так), свидетельствуют об активности адаптационных механизмов языковой системы, ее способности к саморегулированию, подобно тому как внешние проявления болезни, которые воспринимаются как сама болезнь, в действительности являются реализацией приспособительных, защитных сил организма.
Другую группу языковых инноваций составляют процессы уникальные - свойственные русскому языку в постсоветский период.
Принципиально новыми (и безусловно позитивными) можно считать три процесса.
Первый процесс - уход из активного употребления в пассив целых лексических пластов, отражающих реалии и категории советской эпохи и составлявших в прошлом своеобразный языковой фон. Такие слова обладали наибольшей активностью в официальном языке и оказывали большое влияние на формирование массового языкового сознания. Этот разряд составляют, во-первых, слова, связанные с коммунистической идеологией, в том числе речевые штампы и клише (агитипункт, активист, вахта мира, доска почета, загнивание капитализма, идейно-воспитательный, маяки производства, народ и партия едины, народный избранник, партийно-воспитательный, партийно-хозяйственный, партвзыскание, пятилетка, соцлагерь, соцреализм, спецхран и др.) и, во-вторых, слова, возникшие как реакция на эту идеологию (невыездной, отказник, самиздат, спецпсихушка, подписант, отсидент, тамиздат).
Второй процесс - возвращение с периферии общественного языкового сознания в активное употребление лексики, связанной с наименованиями "вернувшихся" в жизнь нашего общества реалий, некоторых общественных явлений, а также нравственных категорий (акциз, атаман, аудитор, гильдия, гимназия, градоначальник, лицей, губернатор, гувернёр, атаман, аудитор, благотворительность, милосердие, милостыня, меценат, призрение, думец, казна, казнокрад, казнокрадство, костоправ, казачество, кадетский корпус, приют, прислуга, чиновник). Эти слова сопровождались в словарях советского времени либо пометой "устар.", либо комментариями "в старину", "в дореволюционной России" и т. п. Подобным образом вернулась с периферии
массового языкового сознания лексика, в прошлом стойко ассоциировавшаяся с категориями буржуазного общества и имевшая соответствующие комментарии в предшествующих словарях ("в буржуазном обществе", "в капиталистических странах") и обозначающая теперь реалии, соотносимые с российской действительностью: инфляция, мафия, коррупция, многопартийность, стачка, забастовка, стачком, неимущий, безработица, бизнес, бизнесмен, капитал, банкир. Сюда же относятся широко распространенные в современной России наименования реалий и явлений, заимствованных из социального устройства зарубежных стран (мэр, мэрия, парламент, муниципалитет, офис, фермер).
Третий процесс может быть назван процессом ресемантизации - он связан с восстановлением исходных значений слов за счет снятия идеологических наслоений и запретов советского времени.
Остановимся на этом процессе подробнее - он меньше других исследован, хотя, по нашему мнению, наиболее важен для понимания подлинных, глубинных языковых изменений современности.
В советский период истории русского языка, когда, по словам Н.Бердяева, «идеологи коммунизма… низвергли религию, философию, мораль, отрицали дух и духовную жизнь» [Бердяев 1990: 26], роль и функции языка трансформируются: из средства коммуникации язык превращается в средство насилия, становясь при этом объектом насилия [Купина 1999: 13 и след.]. Тоталитарное языковое сознание формировалось не только с помощью лозунгов и прямых запретов, но и с помощью продуманных и внедряемых в сознание людей семантических искажений. При мощном идеологическом воздействии на язык оценочная модальность базировалась не на традиционных и общих представлениях о мире (таких, как добро и зло, свет и тьма, жизнь и смерть и под.), а на знаниях и истинах, навязанных, внушенных и пропагандируемых в обществе. В тоталитарном общественном сознании стремительно формировался стандартный оценочный императив «относись плохо!» не только по отношению к семантически нейтральным словам, таким, как собственник, частный, оппозиция, диссидент, фракция и под., но и к словам, за которыми в русской культурной традиции была закреплена мелиоративная оценка: бескорыстие, праведность, всепрощение, покаяние, милостыня, благотворительность. Напротив, за словами с устойчивой пейоративной оценкой под давлением идеологии закрепляется аксиологический императив «относись хорошо!»: ненависть (ср. классовая ненависть), террор (ср. красный террор).
В число таких слов с искаженной, смещенной семантикой и нарушенным аксиологическим статусом попадает, в частности, слово интеллигенция со всеми производными [2].
Семантическая трансформация осуществлялась с помощью разнообразных собственно лингвистических приемов. Во-первых, была сформирована семантическая оппозиция «интеллигенция - пролетариат»: … Большинство народа начнет производить самостоятельно и повсеместно … учет…, контроль за капиталистами (превращенными теперь в служащих) и за господами интеллигентиками, сохранившими капиталистические замашки (Ленин, т. 21, 440, 1917). Как видно, в нашей партии выявились две тенденции: тенденция пролетарской стойкости и тенденция интеллигентской шаткости (Сталин, т. 1: 130).. Этот факт не только кардинально меняет положение слова интеллигенция на аксиологической шкале, формируя аксиологический императив «относись плохо!», но вводит его в семантическую сферу всего, что социально и политически чуждо и потому опасно (буржуазия, контрреволюция). Ср. также: Это замаскированное уважение к буржуазной морали мне так же противно, как и любовное копание в вопросах пола. Как бы бунтарски и революционно это занятие ни стремилось проявить себя, оно все же в конце концов вполне буржуазно. Это особенно излюбленное занятие интеллигентов и близко к ним стоящих слоев. В партии, среди классово-сознательного, борющегося пролетариата для него нет места (Клара Цеткин, Воспоминания о Ленине. 1955: 44).
Во-вторых, образованы словообразовательные дериваты уничижительной семантики и крайне негативных коннотаций: интеллигентщина и диминутивы интеллигентик и интеллигетишка. Начало этому было положено, судя по всему, словоупотреблением Ленина: Наступил 1905 год, и девятое января еще раз изобличило всех непомнящих родства интеллигентиков (т. 8, с. 120). Карать их исключением. Только так можно оздоровить рабочую партию, очиститься от дюжины бесхарактерных интеллигентиков…, идти навстречу трудностям, идти с революционными рабочими. (т. 21, с. 355, 1917). Большинство народа начнет производить самостоятельно и повсеместно …учет, контроль за капиталистами (превращенными теперь в служащих) и за господами интеллигентиками, сохранившими капиталистические замашки (т. 21, с. 440, 1917). Рабочий депутат … не дал бы себя в обман запуганным либеральным интеллигентишкам (т. 16, с. 208, 1912).
Помимо образования уничижительных словообразовательных дериватов умело и последовательно применяются все возможные собственно лингвистические приемы, направленные на семантическую трансформацию слова: настойчиво насаждаются сопутствующие слову оскорбительные эпитеты (интеллигенты-отступники, интеллигент-истерик, интеллигент-белоручка, гнилая интеллигенция, бесхарактерный интеллигентик, безликий интеллигент, перепуганные интеллигентики); относительное прилагательное интеллигентский сочетается только со словами пейоративной окраски (интеллигентская шаткость, интеллигентский истеризм); по этому же принципу образуются и составные прилагательные (интеллигентски-пошлый, интеллигентски-мещанский).
«Оформленное» такими способами аксиологическое представление о слове интеллигент было стремительно навязано обществу массовыми презентативными текстами, не только политическими (Ленин, Сталин, Луначарский и др.), но и художественными (Маяковский, Асеев, Гладков, Н. Островский, А. Толстой и др.), вошли в широкое речевое употребление и надолго закрепились в общественном языковом сознании.
В-третьих, происходит непосредственное семантическое насилие над словом - искажение или поломка его семантической структуры, разрушение слова на семном уровне.
Рассмотрим этот процесс подробнее и проанализируем его на структурном уровне - на уровне лексического значения.
К лексическому значению будем подходить с интегральных позиций, при которых слово понимается не как ограниченный набор семантических элементов, а как бесконечно сложная и избыточная структура, включающая в себя не только понятийное содержание, но и прагматическую информацию о слове - весь запас лингвистических и экстралингвистических сведений, всех добавочных смыслов, называемых коннотациями.
Лексическое значение представим в виде системы концентрических кругов, где внутренний круг означает денотативное ядро - постоянные обязательные и неустранимые семы, обычно составляющие словарную дефиницию, а следующий за ним - периферию денотата - второстепенные семы, закрепленные в массовом языковом сознании за данным денотатом и являющиеся факультативными в словарных дефинициях (по существу семная структура первых двух кругов обнаруживается на уровне компонентного анализа и составляет обобщенное содержание словарной дефиниции - родовое понятие и основные видовые признаки). Далее следует ряд концентрических кругов, содержащих прагматическую информацию о слове, - разнородный набор коннотаций (социальных, исторических, культурных, эмотивных, экспрессивных и т.д.), который также представляет собой не аморфное образование, а иерархически организованную систему с разными уровнями, в разной степени удаленными от денотативного ядра. Ближайший к денотативному ядру круг составляют потенциальные семы - соотносимые с несущественными для денотата признаками, но общеизвестные в языковом коллективе (такие, например, как неопрятность свиньи, упрямство осла и т. п.). Наиболее отдаленное от денотативного ядра место занимают семы индивидуальные, ситуативные и т.п. - то есть такие семантические компоненты, которые не являются всеобщими, а отражают ассоциации некоторой части языкового коллектива и могут реализоваться только при определенных обстоятельствах (к ним относятся в первую очередь идеологические прагматические компоненты).
Семантическая поломка слова интеллигент на системном уровне осуществляется таким образом: в его денотативное ядро внедряются отдаленные от денотата ситуативные семы «непрактичный», «далекий от жизни», «беспомощный», которые, привлекая по ассоциативной цепочке семы резко уничижительной характеристики «трусливый», «безвольный», «приниженный» и т.п., вытесняют ядерные семы «образованный», «профессионально занимающийся умственным трудом», и вместе с ними близкие к денотату потенциальные семы «альтруизм», «совестливость», «деликатность» - и занимают все денотативное пространство. Меняется семантическое наполнение ЛЗ, система коннотаций и вместе с ними аксиологический статус слова меняется на противоположный.
Более того, семантическая поломка так сокрушительна, что слово интеллигент десемантизуется, становится семантически выхолощенным и на аксиологической шкале опускается на уровень бранного: Варвара, бормоча «взбесившийся самец, тиран, собственник», торопливо сделала бутерброд с баклажанной икрой. «Ешь, негодяй!» - в отчаянии крикнула Варвара, тыча бутербродом. - «Интеллигент!» (Ильф и Петров, Золотой теленок).
Словарные описания тоталитарного общества закрепляли за соответствующими понятиями пейоративную оценку в виде семантических комментариев, стилистических помет, а также соответствующих иллюстративных цитат (Купина 1995: 12). Ср. в ТСУ: Интеллигент. 1. Лицо, принадлежащее к интеллигенции. 2. То же, как человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями (презрит.). Вот она, психология российского интеллигента: на словах он храбрый радикал, на деле он подленький чиновник. Ленин. Интеллигентство. (презрит.) Образ мыслей, привычки, свойственные интеллигенту (во 2 знач.). Интеллигентщина. (нов. разг. презрит.) 1. собир. Интеллигенция, интеллигентные люди. 2. То же, что интеллигентство (но с большим презрением).
Семантическая трансформация слов интеллигенция, интеллигент сохранялась долгие десятилетия. Внедренные в семантическую структуру слова семантические компоненты удерживались в общественном языковом сознании даже тогда, когда за советской интеллигенцией было признано право существовать в виде «прослойки» между пролетариатом и крестьянством: Шахтеры … жали руки увесисто, плотно, не тискали с повышенной торопливостью, как это делают мнящие себя сильными интеллигентики, а пожимали руки непринужденно и весомо, как люди, знающие цену труда. Известия, 9 авг. 1964. На сцену вышел изрядно потрепанный жизнью, озлобленный, духовно опустошенный человек, в котором уживались анархист и эсер, оголтелый демагог, пошляк и позер, жалкий интеллигентишко-слизняк. Правда, 30 ноября, 1973. Сенин чувствовал себя мальчишкой, идеалистом, гнилым интеллигентом. Вл. Попов. Обретешь в бою.
Такому же семантическому искажению было подвергнуто множество слов.