Сочинение: Сравнительный анализ Silentium! Ф. Тютчева и Silentium О. Мандельштама

…………………………………

Взрывая, возмутишь ключи, -

Питайся ими – и молчи.

…………………………………

Дневные разгонят лучи, -

Внимай их пенью – и молчи!…

Настойчивое повторение – этот приём превалирует в стихотворении, построенном как призыв, как убеждение, как стремление объяснить.

Вновь и вновь перечитывая стихотворение, перенасыщенной повелительной интонацией, убеждаемся, что оно не носит характера спора и у него нет адресата – человека, с которым спорят. В стихотворении «Silentium!» нет полемики. Скорее оно утешает отчаявшегося, объясняет растерявшемуся, другому или себе, как жить в мире. «Как бессильна человеческая мысль, так бессильно и человеческое слово. Не удивительно, что в одном из самых задушевных стихотворений Тютчев оставил нам такие суровые советы», - пишет Валерий Брюсов.

Первая строфа – энергичное убеждение, волевой напор, обращённый к себе ли, к другому ли, но к родному и слабому, нуждающемуся в помощи словом со стороны более опытного или просто себя же, но повзрослевшего: «Молчи, скрывайся и таи…». И тут же успокоение: твои чувства от этого не погибнут, но будут жить всё той же жизнью, вставать и заходить в душевной глубине, «как звезды в ночи», «любуйся ими». Старший друг заботливо оберегает младшего; повзрослевший человек учит юного романтика, в душе которого встают и заходят прекрасные звёзды чувств и мечтаний. Такова первая строфа.

Во второй строфе энергичный напор, настойчивость уступают место убеждению с помощью логического размышления, доказательств. На три предельно острых вопроса:

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймёт ли он, чем ты живёшь?

следует афористически ёмкое: «Мысль изречённая есть ложь». Вот что пишет по этому поводу В. Брюсов: «Из сознания непостижимости мира вытекает другое – невозможность выразить свою душу, рассказать свои мысли другому… Если «мысль», то есть всякое рассудочное познание, есть ложь, то приходится ценить и лелеять все нерассудочные формы постижения мира: мечту, фантазию, сон». Во второй строфе идёт речь о возможности передать словом жизнь сердца и души. «Мысль изречённая» – это не просто мысль сказанная, произнесённая, это ещё антоним слову «неизречённая». Значение слова – необыкновенный, неописуемый. Следовательно, изречённая – это ещё и обыкновенная. Я думаю, что читателям девятнадцатого века этот смысл слова «изречённая» был гораздо более явен, лежал ближе к поверхности, чем для нас.

Тютчев необычайно скуп на тропы в «Silentium!». На три строфы – три образа: сравнение «Безмолвно, как звезды в ночи», параллель души с незамутнёнными ключами и образ дневных лучей, разгоняющих мир «таинственно-волшебных дум». Звёзды и ключи – образы, выражающие внутреннюю жизнь души, дневные лучи – символ внешнего мира.

Таинственно-волшебные думы – это не мысли, это романтические мечтания. Соприкосновения с реальной жизнью они не выдерживают:

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, -

Призывом «Молчи!…» начинается стихотворение, и этим же оканчивается каждая из трёх строф:

Любуйся ими – и молчи,

……………………………

Питайся ими – и молчи,

……………………………

Внимай их пенью – и молчи.

Основываясь на прочитанной мной статье Н. Королёвой, хочу сказать, что лирически стихотворение «Silentium!» выдержано в нейтральном стиле лирики 1830-х годов со словами высокого стиля: «оне», «звезды» вместо «звёзды». Параллельно со словами высокого стиля используется разговорный синтаксис.

Пускай в душевной глубине

…………………………………

Мнения о размере, которым написано «Silentium!» разделяются. Вот какой точки зрения придерживается Н. Королёва, статью которой я прочитал: «Сказать о “Silentium!”, что это стихотворение написано четырёхстопным ямбом, равносильно тому, чтобы не сказать ничего. Ритмика тютчевского стихотворения и система ударений строки свободны от условно-стихового размера. О размере этого стихотворения возникли фантастические теории, что оно написано ямбом со включением трёх строк амфибрахия… Видимо, к музыке тютчевского стиха должен быть найден другой ключ». Если подойти к раскрытию секрета ритмики тютчевского «Silentium!» с другой точки зрения, то окажется, что оно написано в основном трёхударной строкой:

Молчи , скрыва йся и таи