Сочинение: Тема вольности в произведениях А.С. Пушкина

Пылко, страстно, по велению своей благородной чистой натуры, воспринял поэт, выйдя из Лицея, идеи политической свободы в кругу своих новых приятелей, близких к ранним декабристским организациям, эти идеи дороги Пушкину. Это его поэзия, его лирика. И пусть Пушкин думает в это время, будто вольность народов может быть обеспечена путем ограничения самовластия законами («Вольность», «Деревня»). «Хочу воспеть Свободу миру, на тронах поразить порок» - вот что воспринималось в пушкинской вольнолюбивой лирике как главное, вот что вдохновляло русских революционеров, не только декабристов. А в стихотворении «К Чаадаеву» (1818) и прямо говорилось о «грядущих обломках самовластья».

После выхода из Лицея Пушкин особенно сблизился с Николаем Тургеневым, часто бывал у него. Это тот самый Тургенев, о котором поэт впоследствии вспоминал в «Евгении Онегине», рисуя первые сходки будущих декабристов:

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидя в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

Одна огненная страсть владела Николаем Тургеневым – ненависть к крепостничеству, об этом он неустанно и горячо говорил, где только можно. Он считал, что глупо мечтать о политической свободе, о парламенте, пока не уничтожено крепостное право: «Непозволительно мечтать о политической свободе там, где миллионы несчастных не знают даже простой человеческой свободы».

«Хромой Тургенев» присматривался к юному поэту, замечал, как восторженно загорались его глаза, едва разговор переходил на «опасные темы», подначивал: «Все ахи да охи, молодой человек, в ваших стихах. Не стыдно ли вам оплакивать самого себя и несчастную свою любовь, когда Россия стонет от Петербурга до Камчатки».

В то же время брат Николая Сергей записывал в своем дневнике: «Мне опять пишут о Пушкине, как о развертывающемся таланте. Ах, да поспешает ему вдохнуть либеральность, и вместо оплакиваний самого себя пусть первая его песнь будет: «Свобода».

Пожелание исполнилось менее чем через месяц. Ода «Вольность» была написана прямо вслед вот за таким душещипательным, но мастерским стихотворением (предтечей есенинских!):

Не спрашивай, зачем душой остылой

Я разлюбил веселую любовь,

И никого не называю милой

Кто раз любил, уж не полюбит вновь,

Кто счастье знал, уж не узнает счастья

На краткий миг блаженство нам дано:

От юности, от нег и сладострастья

Останется уныние одно…

И вслед за этим – пламенный, трибунный стих «Вольность». Дело было так. У Николая Тургенева собрались молодые вольнодумцы. Речь зашла о Павле I, кто-то подвел Пушкина к окну, показал на Михайловский замок, расположенный напротив, - последнюю резиденцию Павла, где он был убит с молчаливого соизволения своего сына Александра: Тиран и народ. Задушенный душитель вольности. Вот тема для поэта!

Пушкин вскочил на большой стол у окна, растянулся на нем (в его привычках было писать лежа) и тут же, глядя на мрачный дворец, написал большую часть знаменитой оды. На следующий день он принес ее Тургеневым оконченную и переписанную набело.

Она произвела действие взрывчатки; спокойно читать ее было невозможно, каждая строка разила, жгла, влекла в бой, клеймила позором:

Питомцы ветреной Судьбы…

Тираны мира! Трепещите!

А вы мужайтесь и внемлите,

Восстаньте, падшие рабы!

Никогда еще после Радищева поэтический стих на Руси не звучал так набатно, так обличительно, гражданственно:

Увы! Куда ни брошу взор-