Статья: Что век грядущий нам готовит? Политические прогнозы на XXI в.
“Надо различать физический и социологический смысл понятия “будущее”. В физическом смысле оно обозначает время, которое следует за данным временем, считающимся настоящим. В социологическом смысле оно обозначает то состояние людей и их объединений, которое придет на смену состоянию их в настоящем”.
А.А. Зиновьев
§ 1. Прогностика как катализатор мысли и активности
Политическое прогнозирование (от греч. prognosis – предсказание, предполагающее познание) – это предвидение перспектив развития каких-либо политических явлений и процессов, т.е. предвидение будущего, ближайшего или более отдаленного, основанного на изучении того, что имеет место сегодня или было вчера, в прошлом вообще, выяснение тенденций развития. Политическим прогнозированием, как и прогнозированием вообще, люди занимаются не из “любви к искусству”, и даже не столько для того, чтобы проверить возможности своего интеллекта и “заглянуть” в будущее, сколько из практических потребностей оптимального программирования и управления в той или иной сфере общественной жизни.
Для прогнозов будущего нужны основания двоякого рода. Во-первых, эмпирически основания, т.е. совокупность суждений о состоянии человечества в момент предсказания его будущего. И во-вторых, теоретические основания, т.е. совокупность общих суждений, которые позволяют из эмпирических оснований получать по правилам логики более или менее достоверные выводы о будущем состоянии человечества.
Это следует иметь в виду при определении политологического смысла понятия будущего. [c.456]
В западных исследованиях, когда говорят о будущем, употребляется термин “футурология” (от лат. futurum – будущее и греч. logos – слово, мысль), под которой понимается в широком смысле общая концепция будущего Земли и человечества, в узком -– наука о будущем, занимающаяся систематизированным изучением прогнозируемых процессов. Этот термин ввел в обиход немецкий политолог О. Флехтхейм, который насчитал более ста планетарных моделей будущего. Термин “футурология” ко многому обязывает, особенно тогда, когда под ним понимают не просто учение, а науку о будущем.
Способность человека влиять на настоящее не подлежит большому сомнению. Настоящее, т.е. каждый проживаемый нами день, создается из множества больших и малых дел, событий, творимых нами под влиянием продуманных или, напротив, непродуманных, а нередко и просто эмоциональных, импульсивных решений. Настоящее, и это мы хорошо понимаем и чувствуем, всегда имеет связь с прошлым. Но вот будущее – может ли человек влиять на него? К. Поппер так отвечал на этот вопрос: “История всегда заканчивается сегодня, в этот самый момент времени. Начиная с сегодняшнего дня мы сами, наша воля, наши убеждения – вот что может влиять на будущее (хотя, конечно, лишь отчасти), на то, что случится в будущем”1.
Но, как представляется, возможность влияния нынешнего поколения людей на будущее, т.е. на жизнь будущих поколений, вовсе не означает, что нынешнее поколение способно расписать будущим поколениям, как им следует жить. Академик Н.Н. Моисеев пишет: “Я убежден, что любые долговременные прогнозы, схемы общества будущего несостоятельны. Жизнь сама распорядится, как должен быть устроен мир в следующих столетиях. И все же какие-то утопии людям необходимы как катализатор мысли и активности, расширяющий их представления о возможных вариантах общественного развития”2.
Так стоит ли огорчаться по поводу того, что современная политическая прогностика во многом оказывается в положении легендарной Кассандры, которую бог Аполлон, влюбленный в нее, наградил даром прорицания, но, отвергнутый ею, сделал так, чтобы ее вещим словам никто не верил? Пока у людей сохранится стремление к познанию (а оно сохранится до тех пор, пока существуют.люди), сохранится и стремление к предвидению, в том числе и в области политического развития. [c.457]
§ 2. Несколько сценариев будущего
Власть знания по О. Тоффлеру. Важным вкладом в политическую прогностику можно считать трилогию известного американского футуролога Олвина Тоффлера – “Футурошок” (1970), “Третья волна” (1980) и “Сдвиг власти: знание, богатство и сила на пороге XXI века” (1990). Книга “Сдвиг власти...” целиком посвящена анализу властных проблем, тем сдвигам, кардинальным изменениям, которые происходят в самой природе власти, ее качестве. В то время как большинство специалистов акцентируют внимание прежде всего на сдвигах в балансе власти на глобальном уровне, О. Тоффлер первостепенное значение придает сдвигам власти, происходящим в самих структурах общества – образовании и здравоохранении, финансах .и бизнесе, средствах массовой информации и коммуникации, а также в тех структурах, которые осуществляют насилие, принуждение опираются на неприкрытую силу. Схема О. Тоффлера основана на том, что в ходе развития общества от доиндустриального к постиндустриальному качественно менялись источники власти: на смену силе пришло богатство, на смену богатству пришло знание.
Власть, основанная на силе или угрозе применения силы, – это власть низшего качества. Она способна лишь на грубое принуждение, физическое воздействие, лишена гибкости, функционально ограничена. Такая власть преобладала в доиндустриальном обществе.
Власть, основанная на богатстве, – это власть среднего качества. В ее распоряжении имеются как негативные, так и позитивные средства регулирования. Насилие, как таковое, не исчезает, но оно принимает видоизмененные, скрытые, законодательно урегулированные формы. Такая власть преобладает в эпоху индустриального общества. “Главная причина, объясняющая, почему корпорации и даже правительства индустриальных обществ значительно реже прибегают к открытому силовому давлению, чем в доиндустриальную эпоху, состоит в том, что найден более совершенный инструмент контроля. Этот инструмент – деньги”3.
Власть, основанная на знаниях, – это власть высшего качества. Она позволяет “достичь искомых целей, минимально расходуя ресурсы власти; убедить людей в их личной заинтересованности в этих целях; превратить противников в союзников”4. Кроме того, новое знание постоянно ускоряет экономические процессы в обществе, делая его более динамичным, позволяя экономить один из главнейших ресурсов – время. В противовес прежней философской формуле “Знание– сила” (Ф. Бэкона), О. Тоффлер выдвигает новую формулу: "Знание – капитала" (Knowledge – capital), причем знания и капитал сливаются у него в одно нерасторжимое целое. [c.458] Американский ученый считает, что на пороге XXI в. власть силы изжила себя, хотя можно привести немало примеров ее существования. Власть богатства изживает себя, хотя ресурсы этой власти далеко не исчерпаны. Господствующие позиции – и не только в отдельных странах, но и в мире в целом – начинает занимать власть высшего качества, основанная на знаниях, информации, новых и новейших технологиях. “В водовороте изменений власти кружится знание, воплощенное в новых технологиях”.
Лицо и характер общества все больше определяют быстро совершенствующиеся средства информатики, прежде всего информационные сети, объединяющие сотни и тысячи компьютерных терминалов и представляющие собой сложнейшие пространственно распределенные системы хранения, обработки и передачи разнообразных данных. Информационные сети глубоко воздействуют на экономику: “Знание, поскольку оно сокращает потребность в сырье, рабочей силе, времени и капитале, становится важнейшим ресурсом передовой экономики”. По мере развития экономики, основанной на высоких технологиях, происходят качественные изменения в социальной структуре общества. Важнейшее из них состоит в том, что пролетариат превращается в “когнитариат” (от лат. cognitio – знание, познание), т.е. класс, уровень знаний которого позволяет ему работать со все более сложной и разнообразной информацией, приобретать новые квалификации.
Немаловажное значение приобретает процесс “разбюрократизации” общества и его властных структур. Многие компании заменяют многочисленные бюрократические аппараты информационной системой компьютеризированного управления. Меняется и характер отношений между предпринимателями и менеджерами, между менеджерами и служащими. Принятое в индустриальном производстве разделение персонала на работников умственного и физического труда уходит в прошлое. “Ментальное производство”, новые информационные технологии предполагают высокий уровень образования и квалификации каждого работника.
Однако и в “когнитивном обществе”, где знания, подчинив себе силу и богатство, стали определяющим фактором функционирования власти, не все безоблачно и бесконфликтно. Новые информационные технологии не могут автоматически “улучшить” жизнь общества. Социальная неоднородность не только сохранится, но даже возрастет. В условиях высокой образованности работников, занятых в новых информационных технологиях, происходят болезненные сдвиги власти от тех, кто раньше был монопольным распорядителем информации, к тем, кто таковым не был. [c.459]
И на международной арене у общества, где властвует знание, есть свои противники. Главными из них О. Тоффлер считает религиозные движения фанатического, тоталитаристского толка; группы, которые тяготеют к насильственным методам борьбы за свои идеалы; экстремистские националистические силы и некоторые другие, которые “провоцируют смещение власти в прошлое”.
Особое значение имеет распространение знания в экономически отсталых странах, с помощью которого можно содействовать их прогрессу, культурному и научному развитию.
Несмотря на возможные отступления от общей линии прогресса общества на основе прогресса знаний, в целом, согласно прогнозам этого американского ученого, человечество может вступать в XXI в. с большой долей уверенности в лучшем будущем. Но О. Тоффлер – один из немногих оптимистов. Большинство современных футурологов настроено весьма пессимистично.
Столкновение цивилизаций по С. Хантингтону. Фундаментальная статья профессора С. Хантингтона “Столкновение цивилизаций?”5 справедливо оценивается как крупное явление в мировой политической науке. Несмотря на вопросительный знак в ее названии, что, видимо, должно означать некоторое сомнение автора, будет ли столкновение цивилизаций в XXI в., все ее содержание говорит о том, что такое столкновение будет.
С. Хантингтон исходит из того, что в нарождающемся новом мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика, а культура, точнее, разность культур, лежащих в основе разных цивилизаций. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики.
В научной литературе – философской, социологической, исторической – дается много определений цивилизации. Определение, данное Хантингтоном, одно из самых удачных. Определяя цивилизацию как культурную общность наивысшего ранга (следующую ступень составляет уже то, что отличает род человеческий от других видов животных), он предлагает различать в ней две стороны – объективную и субъективную. Объективную сторону цивилизации составляют язык, история, религия, обычаи, институты; субъективную – самоиндентификация людей, т.е. что они сами о себе думают, к какой цивилизации относят. [c.460] В современном мире существуют 7–8 крупных цивилизаций: западная, православно-славянская, исламская, индуистская, конфуцианская, японская, латиноамериканская и, возможно, африканская.
Американский ученый считает, что самые значительные конфликты будущего могут развернуться вдоль линии “разлома” между цивилизациями в силу следующих факторов.
1. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, – религиям. Люди разных цивилизаций поразному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Эти различия складывались столетиями и не исчезнут в обозримом будущем. Вернее всего, не исчезнут вообще. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами.
2. Мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. В этом не было бы ничего плохого – даже наоборот, если бы это не приводило к такому росту цивилизационного самосознания, которое культивирует враждебное отношение к представителям иных цивилизаций.
3. Одно из доминирующих социальных явлений конца XX в. – происходящая десекуляризация мира, т.е. возрождение религии после “атеистических” XVII – первой половины XX в. Этот своеобразный “реванш Бога” нередко происходит в форме воинствующих фундаменталистских, непримиримых с другими религиями, движений. Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая, национальная принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полуарабом и даже гражданином обоих этих государств. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином.
4. Хотя сегодня Запад находится на вершине своего могущества, завтра все может измениться, ибо у незападных стран “достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик”. К тому же во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестернизации элит и их возврата к собственным культурным корням.
5. В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: на чьей ты стороне? И человек мог выбирать – на чьей он стороне, а также менять сторону. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: кто ты такой? [c.461] И человек, по общему правилу, не может ни выбирать себе цивилизацию, ни менять ее.
6. Цивилизационный фактор играет все возрастающую роль в процессах региональной экономической интеграции. Так, Европейское сообщество покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства. Культурно-религиозная схожесть лежит в основе Организации экономического сотрудничества, объединяющей десять неарабских мусульманских стран: Иран, Пакистан, Турцию, Азербайджан, Казахстан, Кнргизстан, Таджикистан, Туркмению, Узбекистан и Афганистан.
--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--