Статья: Глядишь, и толк будет…

Сказка, как специфическое воспроизведение внутреннего пространства человека.

"Волшебные сказки являются непосредственным отображением

психических процессов коллективного бессознательного,

поэтому по своей ценности для научного

исследования они превосходят любой другой материал."

М.-Л. фон Франц.

Научные работы по психологии, интерпретирующие сказочный материал в собственных целях, играют немалую роль как в изучении сказки, так и в культурологии и самосознании современной культуры. Поиск, выявление, и апология изначальной, первозданной, архетипической "самости", свободной от "комплексов", составляет отличительную особенность ряда исследований юнгианского и психоаналитического толка.

Основываясь на теории "психоанализа" Зигмунда Фрейда, его последователь О.Ранк рассматривал сказку как вуалирующую сексуальный комплекс, в противоположность мифу, где комплекс представлен откровенно. По его утверждению сказка как раз и появляется в тот период, когда семейно-родовые отношения стали упорядовачиться, накладывая определенные ограничения на поведение людей.

Эрих Фромм, американский философ и культуролог, преобразователь фрейдизма, в работе "Забытый язык" (1951) обращался к мифу и сказке для исследования сновидений, рассматривая их через язык символов.

Многочисленные и весьма популярные интерпретации волшебных сказок породила концепция К.Г. Юнга, швейцарского психиатра и родоначальника "аналитической психологии". Гюстав Юнг (1875–1961), в отличие от З. Фрейда, исследовал не сексуальные комплексы и их вытеснение, а психологию бессознательного. По его мысли, в подсознании существуют два слоя – персональный и коллективный, более глубокий, при том развивающийся не индивидуально, а наследуемый. Недра коллективного подсознания хранят не комплексы, а архетипы, элементы психических структур, которые ученый сопоставлял со сказочными и мифическими образами и мотивами. Этот универсальный набор архетипов — основа формирования мифологических систем древности, а в более позднее время - причина мифологизации ранних этапов реальной истории и, как следствие, превращения ее в эпос, в народные сказки с архетипическими "бродячими сюжетами", далее интегрирующих и в различные виды художественного творчества.

Согласно его концепции, суть различия между архаичным и современным человеком состоит, прежде всего, в том, что у первого менее развиты структуры саморефлексии, сознательного "я", и по этой причине он воспринимает собственные психические содержания, лежащие на периферии сознания, как нечто внешнее:

"В начале формирования сознания психика фактически находится вовне в форме намерений и сил произвола и только в процессе душевного развития она постепенно врастает в человека" (Юнг, 1993).

Архетипы - как функциональные структуры коллективного бессознательного - Юнг сравнивал со стереометрической структурой кристалла. Это первичные формы, организующие психические содержания, схемы, согласно которым образуются мысли и чувства всего человечества. Результатом актуализации архетипов становятся архетипические идеи, являющиеся основными содержаниями мифологических представлений. Таким образом, в науке сложилось представление о мифах как о структурах, выражающих "необычную" психологическую реальность, т.е. как о символических системах.

Последовательница юнгианского подхода М.-Л. фон Франц, автор целого ряда работ по толкованию сказок утверждает:

"...все волшебные сказки пытаются описать один и тот же психический феномен, который во всех своих разнообразных проявлениях настолько сложен и труден для нашего понимания, что его постижение возможно лишь в отдаленном будущем. Именно поэтому нам необходимы сотни сказок и тысячи их повторений с различными композиционными вариациями. Но даже тогда, когда этот феномен будет осознан, тема не будет до конца исчерпана. Юнг назвал его Самостью). По его мнению, в Самости заключено все психическое содержание личности, а также, как ни парадоксально, она является регулирующим центром коллективного бессознательного. Любой индивид и любая нация имеют свои собственные способы осознания и взаимодействия с этой психической реальностью...

Несмотря на различие делаемых акцентов, по своему значению все сказки равны, так как в мире архетипов нет градации ценностей: любой архетип по своей сути является не только одной из форм коллективного бессознательного, но и его отражением в целом".

Мария Луиза фон Франц предлагает также свой собственный взгляд на сам процесс интерпретации, весьма характерный для юнгианской психологии. Она считает, что сказки можно толковать с помощью "любой из четырех основных функций сознания":

"Мыслительный тип, например, будет указывать на структуру и на способ, посредством которого связаны все мотивы. Чувствующий тип выстроит эти мотивы в соответствии с их ценностью (иерархией ценностей), что также вполне оправданно. С помощью чувствующей функции можно получить хорошую и полную интерпретацию сказки. Ощущающий тип будет опираться на простое наблюдение символов и давать их полное подробное развертывание. А интуитивный тип, наоборот, будет видеть всю совокупность символов в их единстве. Люди с преобладанием интуиции убедительнее других могут показать, что сказка в целом — это не сбивчивый рассказ, перескакивающий с одного вопроса на другой, а единое сообщение, разделенное на множество аспектов. И чем более дифференцированными функциями обладает человек, тем лучше он способен интерпретировать волшебные сказки, так как к ним необходимо подходить с разных сторон, используя, по возможности, все четыре функции. А, следовательно, чем больше внимания вы будете уделять их развитию и чем лучше будете осознавать полезность каждой из них, тем более яркой и разносторонней станет ваша интерпретация."

Эмоциональный фактор, внимание к чувствам и эмоциям, возникающим как реакция на изучаемый материал, столь значимые для интерпретатора в рамках такого подхода, вызывает подчас скептическое отношение в научной среде. Скепсис проявляется также к умению юнгианцев везде видеть архетипы:

"...наши пациенты каждую ночь видят архетипические образы во сне; нашим же оппонентам получить подобные факты никогда не удается..." (М.-Л. фон Франц).

Сказки, мифы и легенды становятся в этой парадигме важнейшими источниками проникновения в пространство архетипов, в первозданное бессознательное. Анализируя волшебные сказки с позиции юнгианской школы, известный немецкий психоаналитик Ханс Дикман пишет:

"Сознание и бессознательное – это две противоположные сферы, в которых разыгрывается сказка и между которыми она пытается установить связь".

Призыв вернуться к своим инстинктивным корням, освободить интуицию от усвоеных поведенческих комплексов - распространенный лейтмотив в интерпретациях такого рода. Собственно, и цель инатерпретатора часто предполагает обнаружение в тексте сказки этих корней, изначальной самости, которая понимается, как необходимая, утраченная свобода. Исследуя, в частности, женский архетип в мифах и сказаниях, Кларисса Пинкола Эстес, философ, сказительница и психотерапевт-юнгианец, пишет о тоске по первозданному, свойственной, на ее взгляд, современной цивилизации:

"Культура предлагает не слишком большой выбор противоядий от этой тоски. Нас научили стыдиться таких влечений. Мы отпустили длинные волосы и привыкли скрывать под ними свои чувства. Но днем и ночью за нашей спиной таится тень Первозданной Дикой Женщины. Где бы мы ни ступали, эта тень крадется следом..." Мифы и сказания" ... обостряют наше зрение до такой степени, что мы можем увидеть путь, оставленный первозданной природой, и направиться по нему. Сохранившиеся в этих историях указания подтверждают, что путь не исчез, что он по-прежнему ведет женщину все дальше и глубже – к самопостижению. Следы, по которым все мы пойдем, оставлены архетипом Первозданной Женщины, врожденного инстинктивного Я... Целью же ... должна стать помощь в восстановлении очаровательного и естественного психического облика женщины.

Взгляд на сказку, как на специфическое воспроизведение внутреннего пространства человека, требует от толкователя умения подобраться к самому "костяку" сказки, очистив его от культурных наслоений:

"Сказки убеждают нас в том, что таящийся в глубине архетип необходимо вытащить на свет... Иногда разные культурные наслоения изменяют костяк сказки. Например, относительно братьев Гримм (типичный пример собирателей сказок, работавших в последние столетия) возникает сильное подозрение, что источники (сказители) того времени порой "подчищали" свои сказки в угоду набожным собратьям... Именно так были утрачены многие назидательные сказки, призванные рассказывать женщинам о половой жизни, о любви, деньгах, замужестве, деторождении, смерти и преображении. Именно так ушли в тень волшебные истории и мифы, в которых объяснялись древние женские таинства. Из большинства издаваемых ныне старых собраний волшебных сказок и мифов полностью выкорчеваны всякая скатология, все сексуальное, порочное (даже там, где сказка учит избегать этого), все дохристианское, женское, женские Божества, инициации, лекарства от различных душевных недугов и наставления по экстатическим духовным практикам. (Кларисса Эстес).

Не отрицая определенного значения психоанализа и юнгианской психологии для понимания некоторых феноменов культуры, все же невозможно не обратить внимание, что при таком подходе к интерпретации в не поля исследования оказывается постижение целесообразности накопления "культурных слоев", объяснение причин их закрепления в сказке, как тексте культуры. При этом все то, что так стремятся вытащить на свет психоаналитики, сокровенно прикрыто тканью сказочного повествования (да и то ли прикрыто?..)

Сведение сказочных сюжетов к своеобразным пережиткам архаической культуры, доминирование установки на поиск в них некой пракультуры, по-сути, мало способствуют пониманию того актуального смысла, ради которого сказка бережно передавалась из поколение в поколение, вырабатывая в своей исторической жизни адекватное восприятию слушателя содержание и художественную форму. Е. Мелетинский комментирут увлечение сугубо генетическими изысканиями в отношении сказки таким образом:

"Идеалы сказки, выражающие общественные стемления народа, оказываются либо пережитком первобытной магии, либо реализацией заторможенных извращенных желаний... Необходимо раскрыть истинное социальное, историческое и национальное содержание сказки, выяснить, как оно развивалось и изменялось..."