Статья: Глядишь, и толк будет…
смысложизненных архетипов и ценностных доминант в мирочувствии народа.
"В сказке, как в зеркале, отражается душа народа".
В.Белинский.
Взгляд на то, что глубинный смысл русской сказки можно и нужно искать не столько в ее истоке - архаических ритуалах и архетипах коллективного бессознательного, сколько в самой философии народа, в присущем ему жизнечувствии и миропонимании, нашел свое выражение в исследованиях ценностной модели мира, которые можно обнаружить в целом ряде работ отечественных исследователей. Г.П. Федотов - историк культуры, филолог и богослов, положивший, по-сути, начало исследованию религиозной и ценностной модели мира русского народа через обращение к жанру духовных стихов - писал в статье 1938 года ("Русский человек"):
"Нация не дерево и не животное, которое в семени несет все свои возможности. Нацию лучше сравнивать с музыкальным или поэтическим произведением, в котором первые такты или строки вовсе не обязательно выражают главную тему. Эта тема иногда раскрывается лишь в конце".
Аксиологическая проблематика фольклорных жанров и, в частности, сказки, в работах таких ученых как Г. Федотов, Б. Вышеславцев, И. Ильин, Е. Трубецкой присутствует в контексте изучения ими русского национального характера. В основе такого подхода лежат представления о наличии общих личностных элементов и структур у представителей той или иной культурной традиции, которые обеспечивают доминирующие для данного этноса формы мировосприятия, мышления и поведения. Изучение представлений о норме и паталогии, соотношение природного и культурного в человеке, процесса формирования культурных реакций, этнической и культурной самоидентификации - ставшие уже традиционными темы исследований "национального характера", научный интерес к которым, начиная с последней трети XIX века, то возрастал, то угасал, то опять выходил на первый план.
Учитывая вновь возросшую актуальность проблемы этничности на рубеже нынешних эпох, опыт обращения русских мыслителей начала XX века к ценностно-смысловому пространству отечественной культуры через призму толкования сказок, представляется особенно зачимым. Интерпретируя специфику сказочных коллизий и образы героев, исследователи предпринимают интереснейшую попытку постижения "индивидуального лика народа", самобытности русской души, выражающей себя, свои чаяния и страхи, идеалы и предостережения в фольклорном тексте.
Ценности и антиценности в русской сказке, симптоматика болезней народного духа, его сильные и слабые стороны, воплощение социальной утопии, пророческие предупреждения, высказанные в тексте, прослеживание метафорической соотнесенности мифопоэтических аспектов сказки с образной системой христианской культуры, воплощенные образы Красоты и Правды - вот спектр проблем, поднятых в ходе интепретации сказок русскими философами. Понятно, что в силу известных политических коллизий, эта исследовательская традиция не могла быть продолжена в России советского периода.
Так, например, Б. Вышеславцев, анализируя былину о ссоре любимого героя русского эпоса Ильи Муромца с князем Владимиром, который "забыл позвать на пир старого казака", отмечает пророческое откровение этого сюжета о присущем русской душе стихийном нигилизме и видит в нем картину русской революции:
"...Начал он стрелять по Божьим церквам, да по чудесным крестам, по тыим маковкам золоченым... И вскричал Илья во всю голову зычным голосом:
- Ах вы, голь кабацкая, (доброхоты царские!) Ступайте пить со мной заодно зелено вино, Обирать-то маковки золоченыя!
Тут-то пьяницы, голь кабацкая Бежат, прискакивают, радуются:
— Ах ты, отец наш, родной батюшка!— Пошли обирать на царев кабак. Продавать маковки золоченые, Берут золоту казну бессчетную, И начали пить зелено вино.
Вот вам вся картина русской революции, которую в пророческом сне увидела древняя былина: Илья, этот мужицкий богатырь, это олицетворение крестьянской Руси, устроил вместе с самой отвратительной чернью, с пьяницами и бездельниками, настоящий ... разгром церкви и государства...; внезапно он стал разрушать все, что он признавал святыней и что ... защищал всю свою жизнь. ... Здесь ясно виден весь русский характер: несправедливость была, но реакция на нее совершенно неожиданна [не сообразна] и стихийна. Это не революция западно-европейская; с ее добыванием прав и борьбою за новый строй жизни, это стихийный нигилизм, мгновенно уничтожающий все, чему народная душа поклонялась, и сознающий притом свое преступление, совершаемое с "голью кабацкою". Это не есть восстановление нарушенной справедливости в мире, это есть "неприятие мира", в котором такая несправедливость существует..."
В целом, для похода к толкованию текста сказки с позиции выявления в нем смысложизненных и ценностных доминант традиционной русской культуры, характерно выделение разных пластов, отражающих неоднородность народного мирочувствия, сопряжение в нем вульгарных и высоких идеалов. Так, размышляя над загадками русской души в работе ""Иное царство" и его искатели в русской сказке", Е.Н. Трубецкой выделял разные уровни жизнечувствия, отраженные в текстах - как бы разные ступени сказки: нижние и высшие.
Героям "нижнего этажа сказки" свойственны вульгарные жизненные идеалы. Самым элементарным их проявлением Е.Н. Трубецкой называет мечту о "легком хлебе" - стремление жирно есть, сладко пить и мягко спать. Воровство и плутовство здесь представляется одним из простых способов обретения искомого жизненного идеала.
Героям же "среднего" и "высшего этажа" сказки свойственно особое вдохновение, внежитейская мудрость; это герои, "которые презирают золото, не находят себе удовлетворения даже на высших ступенях житейского благополучия".
Приземистый идеал житейского благополучия не для них. Их влечет "иное царство", таинственный предел, где встречается обыденное и чудесное, где обитает Краса Ненаглядная, по которой извечно томится душа человеческая. Оттого-то на "высших ступенях" сказки подъем к чудесному может превращаться в подъем молитвенный. Здесь, на этих "этажах", и обитает "подлинная душа сказки".
Сказка, по-мнению другого русского филосова - И. Ильина, служит своеобразным проводником к истокам национального духовного опыта:
"В русских сказках русский народ пытался распутать и развязать узлы своего национального характера, высказать свое национальное мироощущение, наставить своих детей в певобытной, но глубокой жизненной мудрости, - разрешая лежавшие на его сердце жизненные, нравственные, семейные, бытовые и государственные вопросы".
Ответы на эти вопросы, касаются постижения самых основ, определяющих бытие человека в мире, национальную судьбу, национальный характер и национальную борьбу:
"...Что такое счастье? Само оно в жизни приходит или надо добывать его?... И откуда эта бездольность и бессчастность? Можно ли ее преодолеть или она суженая, роковая?.. Что такое судьба?... И неужели судьбу нельзя одолеть и человеку остается покорно сидеть у моря и ждать погоды?... Как быть человеку на распутье жизненных дорог, и на тропинках жизненного леса, в беде и в несчастье?.. А ведь есть в мире злые силы... Кто они? Откуда они? И как с ними быть, когда они появляются?!... А можно ли жить и прожить кривдою на свете?.. Не сильнее ли она, не выгоднее правды? Или правда лучше и всегда в конце концов победит?.. Не правит ли миром некая таинственная благая сила и каковы законы ее?.."
Размышляя о соотношении языческого и христианского понимания духовности в сказочных текстах, Е. Н. Трубецкой отмечает:
"Одно представляется несомненным: сказка заключает в себе богатое мистическое откровение, ее подъем от житейского к чудесному, ее искание "иного царства" представляет собою великую ценность в духовной жизни и несомненную ступень в той лестнице, которая приводит народное сознание от язычества к христианству."
Так, спрашивая свою народную сказку, человек может расслышать и получить ответы о счастье и судьбе, о правде и о зле, о смысле и о путях жизни, открывая для себя духовные опоры бытия.
Таким образом, отношение к сказке, как глубочайшему источнику постижения феномена русскости, самым тесным образом связано с актуальной проблематикой, открывающей понимание ценностно-смысловой организации русской культуры. Ее осмысление не только открывает особенности этнокультурного мировосприятия, но позволяет лучше понять современность и прогнозировать тенденции культурного развития.
Вопрос о месте традиционной культуры в архитектонике культурного пространства современности, сопряжении в нем традиций и новаций, традиционных и новационных ценностных ориентаций является одним из самых дискуссионных. И.Т. Касаткин, анализируя возможные перспективы, констатирует, что сегодня устойчивое развитие часто трактуют, как "…пролонгацию базисных ценностей техногенной культуры. Такой сценарий возможен, но он не затрагивает самих основ современного потребительского общества, и можно показать, что он приведет к обострению глобальных кризисов. Но существует и другой сценарий, который связан с изменением базисных ценностей техногенной культуры. В этом сценарии постиндустриальное, информационное общество рассматривается не как очередной этап техногенной цивилизации, а как переходная стадия к новому типу цивилизационного развития. Тогда следует ожидать радикального изменения базисных ценностей… техногенной культуры. Такие изменения можно интерпретировать как возможную духовную революцию, соизмеримую с той, которая произошла в эпоху Возрождения…"
Можно предположить, что традиционные ценностные идеалы народной культуры, во многом воспринявшие и впитавшие в себя христианские идеалы и продолжающие присутствовать в мировоззрении русского народа, могут получить в наши дни новое звучание, не только обеспечивая ценностное единство семьи, нации, специфику этноса, но и в целом способствуя преодолению человечеством критического духовного и культурного состояния.
В частности, аксиологический подход к интерпретации такого емкого и востребованного современностью жанра народной культуры, как сказка, представляется одним из очевидных и продуктивных путей освоения духовно-нравственного наследия и включения его в контекст современной культуры.