Статья: Гражданское общество и политическое государство
По Марксу, произошло фактическое наделение естественными и неотчуждаемыми правами прежде всего человека-собственника, а не гражданина политического государства. Права гражданина оказались как бы на заднем плане, получили подчиненное значение.
Для Маркса цивилизация отделяет от человека его предметную сущность. Политическое государство и гражданское общество оторваны друг от друга, а потому и гражданин государства отделен от гражданина как члена гражданского общества. (104,т. 1, 307). По Марксу, гражданское общество в его отрыве от политического государства (всеобщего интереса) есть общество атомизированных индивидов. Индивидуальное проявление, потребление индивида и его способность к потреблению объявляются последней целью такого общества и т.д. Отсюда вытекает великая социальная задача - необходимость преодоления буржуазного дуализма, выраженного в раздельном существовании человека и гражданина. Частное должно достичь статуса всеобщего (таковым выступает государственное начало, политика), частное лицо должно стать гражданином.
Обращает на себя внимание ориентированность марксовых позиций, его устремлений на решение проблемы общества с помощью политического момента, разного рода политических учреждений, политическим путем. Видимо, на формировании концепции сказалась специфичность общественного развития в Германии первой половины XIX в.
Социально-экономическое развитие Германии отставало от европейского на несколько десятилетий. Маркс, отвергая немецкие порядки 1843 г., как он сам признавался, находился по французскому летоисчислению едва ли даже в 1789 г. Если французская политическая революция уничтожила политический характер гражданского общества, тем самым осуществив политическую эмансипацию человека, то в Германии это оставалось пока нерешенной проблемой. Какая сила способна разрешить ее? В странах, отстающих в своем развитии и реализующих так называемую «догоняющую модернизацию», подобная миссия перекладывается не неимущие слои общества - пролетариат. Антиабсолютистские силы уже расколоты на буржуа и пролетариев, между которыми начинает возрастать социальная напряженность, антагонизм (104, т.1,
428-429). Поэтому революция в Германии произойдет в других условиях, чем в Англии (XVII в.) и Франции (XVIII в.). В «Манифесте коммунистической партии» фиксируется положение, согласно которому «немецкая буржуазная революция ... может быть лишь непосредственным прологом пролетарской революции» (104, т. 4, 459).
Данное положение было подвергнуто впоследствии резкой, но справедливой, на мой взгляд, критике со стороны Э. Бернштейна в работе +Социальные проблемы». «То для чего, - пишет марксов оппонент, - нужен был ряд поколений, - то при свете философии развития из противоположностей и в противоположностях (Бернштейн считает, что на Маркса крайне отрицательно повлияла гегелевская философия. - В.К.) оказывалось непосредственным результатом политического переворота, который перед тем должен был открыть буржуазному классу широкий простор для процветания» (45, 41).
Бернштейн был удивлен тем, что Маркс, видя одну из главных проблем своего времени во влиянии экономики на политический мир, остановил свой выбор исключительно на политическом факторе. «...То самое учение, которое исходит из мысли, что экономика оказывает решающее влияние на власть ... становится настоящей верой в чудесную созидательную силу власти» (14.45).
Появление таких теоретических конструкций у основателей марксизма, конечно, не случайно. Как не случайно повторение аналогичных схем в русской философской мысли, что подтверждает общую природу развития общественной мысли.
Уровень немецкой философской мысли первой половины XIX в. опережал уровень политического и социально-экономического развития страны, точно так же, как это случилось во второй половине XIX в.в России. Историческая и социально-политическая ситуация в Германии 40-50 - гг. XIX в. во многих чертах повторилась в России в последующие десятилетия. Капиталистический уклад в его новейших проявлениях вплоть до 1917 г. продолжал сосуществовать с раннекапиталистическими и даже докапиталистическими формами экономики.
Несмотря на различие в исторических путях (в том числе и в историческом времени) России и Европы, выявляются общие закономерности движения политической мысли. Эта ситуация повторяется и, более того, актуализируется в 80-90-е гг. XX столетия. Долго, видимо, будет оставаться в силе сравнение «молодой России» и «старой Европы» (И.Г.Гердер), поскольку потенциал страны, отставшей в своем развитии и осуществляющей «догоняющую модернизацию», постоянно остается невостребованным. Русская философская мысль, отражая общественные изломы своего времени, в начале 90-х гг. XX в. стала активно востребоваться. К ней апеллируют в ходе общественных дискуссий, в публицистике, исходя при этом из различных побуждений. Одни - для подк-репления идеи патриотизма, самобытности русской культуры, восстановления прерванных культурных традиций, духовной свободы и т.д. Другие связывают вклад русских мыслителей в мировую цивилизацию с критикой не только буржуазного общества, но и различных аспектов марксистского учения и привлекают антикоммунистические фрагменты из их трудов, в первую очередь, из числа философов-эмигрантов.
Обращение к этой стороне (антимарксистской, антикоммунистической) наследия русских философов затушевывают парадоксальную вещь - совпадение в содержательной и отчасти концептуальной стороне их размышлений о судьбе прав человека и гражданина, гражданского общества и государства с марксистским подходом к этим вопросам. Здесь русские философы не всегда будут надежным союзником в борьбе за утверждение правового государства в нашей общественной жизни, в становлении подлинного гражданского общества.
Проблемы становления гражданского общества, политического государства, что непосредственно связывалось, да и связывается с развитием капиталистических отношений, глубоко волновали отечественных философов. Так, тема целостного человека нашла отражение в труде В.С.Соловьева «Философские начала цельного знания» (1877 г.). В ней автор прослеживает исторический путь докапиталистического общества и выделяет «слитность, или необособленность всех сфер и степеней общечеловеческой жизни» (154, т.2, 155). Он не видит никакого различия между духовным, политическим и экономическим обществом. Это фазис «субстанционального единства и безразличия (154, т. 2, 170). Идея единого слитного целого не позволила Соловьеву признать, и принять дифференциацию общественных структур, самого человека, начавшуюся в Новое время, по мнению Соловьева, не может удовлетворить тех вечных требований, которыми определяется соб