Статья: Слово о профессиональной журналистской культуре
Последовательное внимание к внутренней связи трех родов словесного искусства с тремя главными разновидностями СМИ помогает более отчетливой методической организации работ, связанных с медиаобразова-нием и медиаграмотностью в вузе, в средней школе, в детских дошкольно-образователь-ных структурах.
Здесь как раз пора нам перейти от признания известной близости искусства слова и журналистского искусства к тому, что их, на мой взгляд, принципиально отличает.
Одно из главных отличий журналистского текста от текста словесно-образного (литературного, поэтического) заключается в соотношении категорий «художественного» и «этического». Непосредственная связь этих категорий в художественном мире всегда была и остается под сильным подозрением. В истории эстетической мысли часто подчеркивается самоценность художественного начала, его более или менее отчетливая удаленность от представлении нравственного порядка.
Мало того, откровенным насмешкам, всякого рода остракизму последовательно подвергаются рассуждения о близости и тем более кровном родстве художественной правды и авторской (художнической) праведности. Разность эта привычно (со ссылкой на великие авторитеты) возводится в абсолют. Особенно - в наше время, привычно и егозливо балансирующее на опасной грани добра и зла.
В русской традиции эта тенденция разобщения художественного и этического неизменно вызывает известное сопротивление: литература от веку ооручена с «проклятыми» социально-нравственными вопросами бытия, изящная словесность изнемогает в отведенных ей хоромах беспечной поэтической роскоши, поэт™ издревле больше, чем поэт и т.п.
Даже тень Пушкина не спасает адептов так называемого искусства для искусства. Виной тому его проникновенно-мудрое признание-итог, самое, быть может, ответственно взвешенное и теперь уже непререкаемое:
..-чувства добрые я лирой пробуждал, ... в мой жестокий век восславил я свободу....
И все-таки (тот же Пушкин!): «Цель поэзии - поэзия - как говорит Дельвиг (если не украл этого)». Из письма Пушкина В. А. Жуковскому от апреля 1 825 года. И тоже предъявленное - навсегда.
Спор долгосрочный. Конца ему, похоже^ не будет. И вывод из него таков: раз некая «правда» подвергается сомнению, стало быть, в ней было и остается существенное внутреннее противоречие, не снимаемое никакими самыми трогательными, самыми заветными размышлениями на этот счет.
Да, художественное творчество самоценно. Да, этические «страсти» могут обходить его стороной. Однако этическое и художественное не разводятся до такой степени, чтобы вовсе не видеться друг с другом, чтоб взаимно оставаться глубоко чуждыми и равнодушными. Разъединенные, они пристально и ревниво взглядывают друг на друга и пробуют - от времени до времени - уз-ревать свои общие генеалогические корни...
В журналистском творчестве, природа которого, несомненно, родственна творчеству художественному, близость эстетических амбиций и этических начал (в силу особой социальной ответственности СМИ) невероятно тесная.
«Профессионально правильное» в журналистике - это (одновременно!) и честное, и образно-совершенное, мастерски проявленное и сформированное. Только так. Всё остальное - имитация настоящего качественного журналистского текста. И абсолютно прав Ю. В. Казаков, который, «не деля профессиональную культуру современного СМИ на «более» и «менее» важные составляющие, комплекс профессионально-этических зна-ний и представлений» считает «базовым для журналистики как профессии» .
Одно только очень важное уточнение: с точки зрения журналистско-профессио-нального идеала, мы вправе вести речь о родстве и даже единстве этического и эстетического в СМИ, о нераздельности журналистской этики и журналистской поэтики.
В доказательство такого подхода обратим внимание на то, как прочно сопряжены основные характеристики поэтики СМИ, отмеченные нами выше, с принципиальными ценностями этического порядка.
Эпическое начало в современных СМИ в первую очередь подразумевает многообъёмно сть и разносторонность охвата собы-тия, факта, явления на газетной полосе. Желанную разносторонность, от которой, как черт от ладана, бежит печать монологическая, карманная, сервильная, бежит пресса, под прикрытием властей присваивающая себе монополию на информацию и, стало быть, монополию на истину.
Лирические приметы радиожурналистики имеют в виду особую силу проникновенности, которой обладает (может обладать) аудио-СМИ. Не дешевую игру в поддавки со слушателем, но по-настоящему искреннюю доверительность тона, «Душевная сила» радиоискусства в одно и то же время имеет непосредственное отношение и к совести журналиста, и к его мастерству. Тут сплав. Иначе не бывает.
Многообразная конфликтопорож-дающая энергия свойственна телевизионному тексту. Но конфликт конфликту рознь. Его ведь можно и с потолка брать, изо всех сил выдавая мертворожденное за подлинное. Можно подделкой (комической ли, серьезной по форме - кому что нравится) беззастенчивой заниматься... Журналистика, этически очень далекая от безупречности, налаживает производство видеотовара, основные «творческие» параметры которого либо походят на безумные и совершенно бессмысленные, безобразные, душераздирающие «страшилки» и «вопилки», либо часто заставляют вспоминать печальной памяти послевоенную советскую «теорию бесконфликтности».
Все курсивом выделенные только что характеристики имеют самое прямое отношение к сфере этического.
Лишена периодическая печать эпически разностороннего, многообъемного, многоголосого взгляда на мир, на происходящие в нем события - нет и продукта, достойного удовлетворительной этической оценки.
Пренебрегает радио достойными лирическими ресурсами, искусственно подыгрывает, подсюсюкивает «своему в доску» слушателю - нет оснований говорить о каком бы то ни было профессионализме.
Имеем мы дело с небрежной или даже усердной имитацией конфликтной напряженности - никуда не годен телевизионный выпуск. И так далее. И так всегда. В свою очередь самоуверенная журналистская на-ступательность, назойливая и высокомерно-самодовольная императивность (на газетной полосе, в радиоэфире, в телевизионном кадре) как форма проявления профессиональной власти над потребителями СМИ имеет, как правило, ограниченные ресурсы доверия подготовленной аудитории.
Честность, искренность, точность, непритворность, душевность, сердечность, натуральность, неподдельность - эти и другие свойства журналистики одновременно являются значимыми и для этической характеристики медиапродукта, и для определения его эстетического, формосодержательного качества.
И если в настоящей поэзии единство формы и содержания абсолютно, то в масс-медиа случается и так, что с формой не всё ещё ладится, а вот сама позиция, направление работы - честное, искреннее, открытое главным этическим началам журналистики. Иными словами, при всем кровном родстве этического и эстетического приоритет в журналистском деле часто отдается все-таки началам нравственного порядка. Хотя, если говорить о совершенных журналистских текстах, то, конечно же, желанным условием для них всегда было и остается внутреннее единство этих начал.
С другой стороны, откровенный цинизм и относительно высокая техника журналистского мастерства вроде бы, на первый взгляд, и уживаются (ослепляющее обаяние талантливой наглости и подлости?!), но сосуществование это для подготовленной и развитой аудитории, способной на самостоятельные, свободные критические рефлексии, далеко не мирное.
Отточенная техника журналистской работы цинизмом своим раздражает особенно сильно, как правило, вызывая у смышленого и дотошного читателя, слушателя, зрителя исключительно отрицательные реакции и властно достигая эффекта, прямо противоположного намерениям способного журналиста.
Для одаренного, но недобросовестного сотрудника СМИ итог в этих случаях малоутешительный: «кто есть кто» в журналистике безусловно затмевает «как это у него здорово всё сделано». Частотными становятся пренебрежительно-экспрессивные и беспощадные оценки примерно такой направленности: «Ну что он несёт, что мелет, постыдился бы: а ещё журналистом хорошим слывёт!», «Вот гад, красно говорит и не покраснеет!», «Ты посмотри только на него: как вдохновенно врёт и не подавится!»; «Холуйство так и прёт из этого типа; а ведь совсем ещё недавно надежды подавал!» и т.п.
Талантливому журналисту вероятный его адресат в большей мере не прощает сер-вилизма, нагловатой демагогической изво-ротливости, всеядности и т.д. К подёнщику отношение в подобных же ситуациях иное. Оно изначально и откровенно пренебрежительное: что с него взять?! другого от него и ждать нечего!! имя им легион!
Очередную информационную кампанию - игру в одни ворота с хорошо предсказуемым и заранее спланированным «хитроумным» результатом, игру, в которой участву-ют невзрачные журналисты средней руки, промышляющие ходовой «неправдой», вероятный получатель медиапродукции воспринимает с привычным и усталым раздражением. Но когда к этому занятию подключаются мастера высокого класса, для последних в глазах думающей и понимающей аудитории подобные сеансы связи становятся в высшей степени саморазоблачительными.
Иногда говорят: журналистскую этическую глухоту и недобросовестность способна лечить система надзоров и запретов (наблюдательные советы, общественные комитеты, государственные цензурные институты...). В общественном и индивидуальном сознании была и остается почти неколебимой вера в «крепкую руку», в некий мифический «порядок», без которого, дескать, не дано вольно жить...