Думы

    И вот так каждую ночь!
     Как только маленько угомонится село, уснут люди -- он начинает. . . Заводится, паразит, с конца села и идет. Идет и играет.
     А гармонь у него какая-то особенная -- орет. Не голо -- орет.
     Нинке Кречетовой советовали:
     -- Да выходи ты скорей за него! Он же, черт, житья нам не даст.
     Нинка загадочно усмехалась:
     -- А вы не слухайте. Вы спите.
     -- Какой же сон, когда он ее под самыми окнами растя. Ведь не идет же, черт блажной, к реке, а здесь стара! Как нарочно.
     Сам Колька Малашкин, губастый верзила, нахально смотрел маленькими глазами и заявлял:
     -- Имею право. За это никакой статьи нет.
     Дом Матвея Рязанцева, здешнего председателя колхоза, стоял как раз на том месте, где Калька выходил из переулка и заворачивал в улицу. Получалось, что гармонь еще в переул начинала орать, потом огибала дом, и еще долго ее было слышно.
     Как только она начинала звенеть в переулке, Матвей са в кровати, опускал ноги на прохладный пол и говорил:
     -- Все: завтра исключу из колхоза. Придерусь к чему-ни и исключу.
     Он каждую ночь так говорил. И не исключал. Только, когда встречал днем Кольку, спрашивал:
     -- Ты долго будешь по ночам шляться? Люди после тру дня отдыхают, а ты будишь, звонарь!
     -- Имею право, -- опять говорил Колька.
     -- Я вот те покажу право! Я те найду право!
     И все. И на этом разговор заканчивался. Но каждую ночь Матвей, сидя на кровати, обещал:
     -- Завтра исключу.
     И потом долго сидел после этого, думал. . . Гармонь уже уходила в улицу, и уж ее не слышно было, а он все сидел. На рукой брюки на стуле, доставал из кармана папиро, закуривал.
     -- Хватит смолить-то! -- ворчала сонная Алена, хозяйка.
     -- Спи, -- кратко говорил Матвей.
     О чем думалось? Да так как-то. . . ни о чем. Вспоминалась жизнь. Но ничего определенного, смутные обрывки. Впро, в одну такую ночь, когда было светло от луны, звенела гармонь и в открытое окно вливался с прохладой вместе горький запах полыни из огорода, отчетливо вспомнилась другая ночь. Она была черная, та ночь. Они с отцом и с младшим братом Кузьмой были на покосе километрах в пятнад от деревни, в кучугурах. И вот ночью Кузьма захрипел: днем в самую жару потный напился воды из ключа, а ночью у него "завалило" горло. Отец разбудил Матвея, велел поймать Игреньку (самого шустрого меринка) и гнать в деревню за молоком.
     -- Я тут пока огонь разведу. . . Привезешь, скипятим -- надо отпаивать парня, а то как бы не решился он у нас, -- го отец.
     Матвей слухом угадал, где пасутся кони, взнуздал Иг и, нахлестывая его по бокам волосяной путой, погнал в деревню. И вот. . .

--> ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ <--