Аристократка

    Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал
    рассказывать:
     - Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
     А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то все и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всем объеме.
     А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золоченый.
     - Откуда, - говорю, - ты, гражданка? Из какого номера?
     - Я, - говорит, - из седьмого.
     - Пожалуйста, - говорю, - живите.
     И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует?
     - Да, - отвечает, - действует.
     И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижет. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц - привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович.
     Дальше - больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму ее под руку и волочусь, что щука. И чего сказать - не знаю, и перед народом совестно.
     Ну, а раз она мне и говорит:
     - Что вы, говорит, меня все по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы, говорит, как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
     - Можно, - говорю.
     И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.
     На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой - внизу сидеть, а который Васькин - аж на самой галерке.
     Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я - на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу - антракт. А она в антракте ходит.
     - Здравствуйте, - говорю.
     - Здравствуйте.
     Интересно, - говорю, - действует ли тут водопровод?
     - Не знаю, - говорит.
     И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
     А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:
     - Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
     - Мерси, - говорит.
     И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.
     А денег у меня - кот наплакал. Самое большое, что па три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег - с гулькин нос.
     Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
     Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
     Я говорю:
     - Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
     А она говорит:
     - Нет.
     И берет третье.
     Я говорю:
     - Натощак - не много ли? Может вытошнить.
     А она:
     - Нот, - говорит, - мы привыкшие.
     И берег четвертое.
     Тут ударила мне кровь в голову.
     - Ложи, - говорю, - взад!
     А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.
     А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с пей не гулять.
     - Ложи, - говорю, - к чертовой матери!
     Положила она назад. А я говорю хозяину:
     - Сколько с нас за скушанные три пирожные?
     А хозяин держится индифферентно - ваньку валяет.
     - С вас, - говорит, - за скушанные четыре штуки столько-то.
     - Как, - говорю, - за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.
     - Нету, - отвечает, - хотя оно и в блюде находится, но надкус на ем сделан и пальцем смято.
     - Как, - говорю, - надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
     А хозяин держится индифферентно - перед рожей руками крутит.
     Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
     Одни говорят - надкус сделан, другие - нету.
     А я вывернул карманы - всякое, конечно, барахло на пол вывалилось, народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
     Сосчитал деньги - в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
     Заплатил. Обращаюсь к даме:
     - Докушайте, говорю, гражданка. Заплачено.
     А дама не двигается. И конфузится докушивать.
     А тут какой-то дядя ввязался.
     - Давай, - говорит, - я докушаю.
     И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
     Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
     А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
     - Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег - не ездют с дамами.
     А я говорю.
     - Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
     Так мы с ней и разошлись.
     Не нравятся мне аристократки.