Дрова

    И не раз и не два вспоминаю святые слова -- дрова.
     А. Блок
     Это подлинное происшествие случилось на Рождестве. Газеты мелким шрифтом в отделе происшествий отметили, что случилось это там-то и тогда-то.
     А я -- человек любопытный. Я не удовлетворился сухими газетными строчками.
     Я побежал по адресу, нашел виновника происшествия, втерся к нему в доверие и попросил подробнее осветить всю эту историю.
     За бутылкой пива эта вся история была освещена.
     Читатель -- существо недоверчивое. Подумает: до чего складно врет человек.
     А я не вру, читатель. Я и сейчас могу, читатель, посмотреть в ясные твои очи и сказать: "Не вру". И вообще я никогда не вру и писать стараюсь без выдумки. Фантазией я не отличаюсь. И не люблю поэтому растрачивать драгоценные свои жизненные соки на какую-то несуществующую выдумку. Я знаю, дорогой читатель, что жизнь много важнее литературы.
     Итак, извольте слушать почти святочный рассказ.
     "Дрова,-- сказал мой собеседник,-- дело драгоценное. Особенно, когда снег выпадет да морозец ударит, так лучше дров ничего на свете не сыскать.
     Дрова даже можно на именины дарить.
     Лизавете Игнатьевне, золовке моей, я в день рождения подарил вязанку дров. А Петр Семеныч, супруг ейный, человек горячий и вспыльчивый, в конце вечеринки ударил меня, сукин сын, поленом по голове.
     -- Это,-- говорит,-- не девятнадцатый год, чтобы дрова преподнесть.
     Но, несмотря на это, мнения своего насчет дров я не изменил. Дрова -- дело
     драгоценное и святое. И даже когда проходишь по улице мимо, скажем, забора, а мороз пощипывает, то невольно похлопываешь по деревянному забору.
     А вор на дрова идет специальный. Карманник против него -- мелкая социальная плотва.
     Дровяной вор -- человек отчаянный. И враз его никогда на учет не возьмешь.
     А поймали мы вора случайно.
     Дрова были во дворе складены. И стали те общественные дрова пропадать. Каждый день три--четыре полена недочет. А с четвертого номера Серега Пестриков наибольше колбасится.
     -- Караулить,-- говорит,-- братишки, требуется. Иначе,--говорит,-- никаким манером вора не возьмешь.
     Согласился народ. Стали караулить. Караулим по очереди, а дрова пропадают.
     И проходит месяц. И заявляется ко мне племянник мой, Мишка Власов.
     -- Я,-- говорит,-- дядя, как вам известно, состою в союзе химиков. И могу вам на родственных началах по пустяковой цене динамитный патрон всучить. А вы, -- говорит,-- заложите патрон в полено и ждите. Мы,-- говорит,-- петрозаводские, у себя в доме завсегда так делаем, и воры оттого пужаются и красть остерегаются. Средство,-- говорит,-- богатое.
     -- Неси, -- говорю, -- курицын сын. Сегодня заложим.
     Приносит. Выдолбил я лодочку в полене, заложил патрон. Замуровал. И небрежно кинул
     полешко на дрова. И жду: что будет.
     Вечером произошел в доме взрыв.
     Народ смертельно испугался -- думает черт знает что, а я-то знаю, и племянник Мишка знает,-- в чем тут запятая. А запятая -- патрон взорвался в четвертом номере, в печке у Сереги Пестрикова.
     Ничего я на это Сереге Пестрикову не сказал, только с грустью посмотрел на его подлое лицо, и на расстроенную квартиру, и на груды кирпича заместо печи, и
     на сломанные двери -- и молча вышел.
     Жертв была одна. Серегин жилец -- инвалид Гусев-- помер с испугу. Его
     кирпичом по балде звездануло.
     А сам Серега Пестриков и его преподобная мамаша и сейчас живут на развалинах.
     И всей семейкой с нового году предстанут перед судом за кражу и дров пропажу.
     И только одно обидно и досадно, что теперича Мишка Власов приписывает, сукин сын, себе все лавры.
     Но я на суде скажу, какие же, скажу, его лавры, если я и полено долбил, и патрон закладывал?
     Пущай суд распределит лавры.