Жена

    I
     Когда долго живешь с человеком, то не замечаешь главного и существенного в его отношении к тебе. Заметны только детали, из которых состоит это существенное.
     Так, нельзя рассматривать величественный храм, касаясь кончиком носа одного из его кирпичей. В таком положении чрезвычайно затруднительно схватить общее этого храма. В лучшем случае можно увидеть, кроме этого кирпича, еще пару других соседних - и только. Поэтому мне стоило многих трудов и лет кропотливого наблюдения, чтобы вынести общее заключение, что жена очень меня любит. С деталями ее отношения ко мне приходилось сталкиваться и раньше, но я все никак не мог собрать их в одно стройное целое. А некоторые детали, надо сознаться, были глубоко трогательны.
     Однажды жена лежала на диване и читала книгу, а я возился в это время с крахмальной сорочкой, ворот которой с ослиным упрямством отказался сойтись на моей шее.
     "Сойдись, проклятое белье, - бормотал я просящим голосом. - Ну, что тебе стоит сойтись, чтоб ты пропало!"
     Сорочка, очевидно, не привыкла к брани и попрекам, потому что обиделась, сдавила мое горло, а когда я, задыхаясь, дернул ворот, петля для запонки лопнула.
     "Чтоб ты лопнула! - разозлился я. - Впрочем, ты уже сделала это. Теперь, чтобы досадить тебе, придется снова зашить петлю".
     Я подошел к жене.
     - Катя! Зашей мне эту петлю.
     Жена, не поднимая от книги головы, ласково пробормотала:
     - Нет, я этого не сделаю.
     - Как не сделаешь?
     - Да так. Зашей сам.
     - Милая! Но ведь я не могу, а ты можешь.
     - Да, - сказала она грустно. - Вот именно, поэтому ты и должен сам сделать это. Конечно, я могла бы зашить эту петлю. Но ведь я не долговечна! Вдруг я умру, ты останешься одинок - и что же! Ничего не умеющий, избалованный, беспомощный перед какой-то лопнувшей петлей - будешь ты плакать и говорить: "Зачем, зачем я не привыкал раньше к этому?.." Вот почему я и хочу, чтобы ты сам делал это.
     Я залился слезами и упал перед женой на колени.
     - О, как ты добра! Ты даже заглядываешь за пределы того ужасного, неслыханного случая, когда ты покинешь этот мир! Чем отблагодарю я тебя за эту любовь и заботливость?!
     Жена вздохнула, снова взялась за книгу, а я сел в уголку и, достав иголку, стал тихонько зашивать сорочку. К вечеру все было исправлено.
     Не забуду я и другого случая, который еще с большей ясностью характеризует это кроткое, любящее, до смешного заботливое существо.
     Я получил от одного из своих друзей подарок ко дню рождения: бриллиантовую булавку для галстука.
     Когда я показал булавку жене, она испуганно вы-хватила ее из моих рук и воскликнула:
     - Нет! Ты не будешь ее носить, ни за что не будешь!
     Я побледнел.
     - Господи! Что случилось?! Почему я не буду ее носить?
     - Нет, нет! Ни за что. Твоей жизни будет грозить вечная опасность! Эта булавка на твоей груди - слишком большой соблазн для уличных разбойников. Они подсмотрят, подстерегут тебя вечером на улице и отнимут булавку, а тебя убьют.
     - А что же мне... с ней делать? - прошептал я обескураженно.
     - Я уже придумала! - радостно и мелодично засмеялась жена. - Я отдам ее переделать в брошку. Это к моему синему платью так пойдет!
     Я задрожал от ужаса.
     - Милая! Но ведь... они могут убить тебя!
     Лицо ее засияло решительностью.
     - Пусть! Лишь бы ты был жив, мой единственный, мой любимый. А я - что уж... Мое здоровье и так слабое... я кашляю...
     Я залился слезами и бросился к ней в объятия. "Не прошли еще времена христианских мучениц", - подумал я.
     Я видел ее заботливость о себе повсюду.
     Она сквозила во всякой мелочи. Всякий пустяк был пронизан трогательной памятью обо мне, во всем и везде первое было - ее мысль о том, чтобы доставить мне какое-нибудь невинное удовольствие и радость.
     Однажды я зашел к ней в спальню, и первое, что бросилось мне в глаза, - был мужской цилиндр.
     - Смотри-ка, - удивился я. - Чей это цилиндр?
     Она протянула мне обе руки.
     - Твой это цилиндр, мой милый!
     - Что ты говоришь! Я же всегда ношу мягкие шляпы...
     - А теперь - я хотела сделать тебе сюрприз и купила цилиндр. Ты ведь будешь его носить, как подарок маленькой жены, не правда ли?
     - Спасибо, милая... Только постой! Ведь он, кажется, подержанный! Ну конечно же подержанный.
     Она положила голову на мое плечо и застенчиво прошептала:
     - Прости меня... Но мне, с одной стороны, хотелось сделать тебе подарок, а с другой стороны, новые цилиндры так дороги! Я и купила по случаю.
     Я взглянул на подкладку.
     - Почему здесь инициалы Б. Я., когда мои инициалы - А. А.?
     - Неужели ты не догадался?.. Это я поставила инициалы двух слов: "люблю тебя".
     Я сжал ее в своих объятиях и залился слезами.
     II
     - Нет, ты не будешь пить это вино!
     - Почему же, дорогая Катя? Один стаканчик...
     - Ни за что... Тебе это вредно. Вино сокращает жизнь. А я вовсе не хочу остаться одинокой вдовой на белом свете. Пересядь на это место!
     - Зачем?
     - Там окно открыто. Тебя может продуть.
     - О, я считаю сквозняк предрассудком!
     - Не говори так... Я смертельно боюсь за тебя.
     - Спасибо, мое счастье. Передай-ка мне еще кусочек пирога...
     - Ни-ни... И не воображай. Мучное ведет к ожирению, к тучности, а это страшно отражается на здоровье. Что я буду без тебя делать?
     Я вынимал папиросу.
     - Брось папиросу! Сейчас же брось. Разве ты забыл, что у тебя легкие плохие?
     - Да одна папир...
     - Ни крошки! Ты куда? Гулять? Нет, милостивый государь! Извольте надевать осеннее пальто. В летнем и не думайте.
     Я заливался слезами и осыпал ее руки поцелуями.
     - Ты - Монблан доброты!
     Она застенчиво смеялась.
     - Глупенький... Уж и Монблан... Вечно преувеличит!
     Часто задавал я себе вопрос: "Чем и когда я отблагодарю ее? Чем докажу я, что в моей груди помещается сердце, действительно понимающее толк в доброте и человечности и способное откликнуться на все светлое, хорошее".
     Однажды, во время прогулки, я подумал: "Отчего у нас никогда не случится пожар или не нападут разбойники? Пусть бы она увидела, как я, спасший ее, сам, с улыбкой любви на устах, сгорел бы дотла или с перерезанным горлом корчился бы у ее ног, шепча дорогое имя".
     Но другая мысль, здравая и практическая, налетела на свою пылкую безрассудную подругу, смяла ее под себя, повергла в прах и, победив, разлилась по утомленному непосильной работой мозгу. "Ты дурак и эгоист, - сказала мне победительница. - Кому нужно твое перерезанное горло и языки пламени. Ты умрешь, и хорошо... Но после тебя останется бедная, бесприютная вдова, нуждающаяся, обремененная копеечными заботами..."
     - Нашел! - громко сказал я сам себе. - Я за-страхую свою жизнь в ее пользу!
     И в тот же день все было сделано. Страховое общество выдало мне полис, который я, с радостным, восторженным лицом, преподнес жене...
     Через три дня я убедился, что полис этот и вся моя жизнь - жалкая песчинка по сравнению с тем океаном любви и заботливости, в котором я начал плавать.
     Раньше ее отношение и хлопоты о моих удовольствиях были мне по пояс, потом они повысились и достигали груди, а теперь это был сплошной бушующий океан доброты, иногда с головой покрывавший меня своими теплыми волнами, иногда исступленный. Это была какая-то вакханалия заботливости, бурный и мощный взрыв судорожного стремления украсить мою жизнь, сделать ее сплошным праздником.
     - Радость моя! - ласково говорила она, смотря мне в глаза. - Ну, чего ты хочешь? Скажи... Может быть, вина хочешь?
     - Да я уже пил сегодня, - нерешительно возражал я.
     - Ты мало выпил... Что значит какие-то полторы бутылки? Если тебе это нравится - нелепо отказываться... Да, совсем забыла, - ведь я приготовила тебе сюрприз: купила ящик сигар - крепких-прекрепких!..
     Я чувствую себя в раю.
     Я объедаюсь тяжелыми пирогами, часами просиживаю у открытых окон, и сквозной ветер ласково обдувает меня... Малейшая моя привычка и желание раздувается в целую гору.
     Я люблю теплую ванну - мне готовят такую, что я из нее выскакиваю красный, как индеец. Я раньше всегда отказывался от теплого пальто, предпочитая гулять в осеннем. Теперь со мной не только не спорят, но даже иногда снабжают летним.
     - Какова нынче погода? - спрашиваю я у жены.
     - Тепло, милый. Если хочешь - можно без пальто.
     - Спасибо. А что это такое - беленькое с неба падает? Неужели снег?
     - Ну уж и снег! Он совсем теплый.
     Однажды я выпил стакан вина и закашлялся.
     - Грудь болит, - сказал я.
     - Попробуй покурить сигару, - ласково гладя меня по плечу, сказала жена. - Может, пройдет.
     Я залился слезами благодарности и бросился в ее объятия.
     Как тепло на любящей груди...
     Женитесь, господа, женитесь.