Медик

    Нынче, граждане, в народных судах все больше медиков судят. Один,
    видите ли, операцию погаными руками произвел, другой -- с носа очки обронил в кишки и найти не может, третий -- ланцет потерял во внутренностях или же не то отрезал, чего следует, какой--нибудь неопытной дамочке.
     Все это не по--европейски. Все это круглое невежество. И судить таких врачей надо.
     Но вот за что, товарищи, судить будут медика Егорыча? Конечно, высшего образования у него нет. Но и вины особой нету.
     А заболел тут один мужичок. Фамилия -- Рябов, профессия -- ломовой извозчик. Лет от роду -- тридцать семь. Беспартийный.
     Мужик хороший -- слов нету. Хотя и беспартийный, но в союзе состоит и ставку по третьему разряду получает.
     Ну, заболел. Слег. Подумаешь, беда какая. Пухнет, видите ли, у него живот и дышать трудно. Ну, потерпи! Ну, бутылочку с горячей водой приложи к брюху -- так нет. Испугался очень. Задрожал. И велит бабе своей, не жалеючи никаких денег, пригласить наилучшего знаменитого врача. А баба что? Баба всплакнула насчет денег, но спорить с больным не стала. Пригласила врача.
     Является этакий долговязый медик с высшим образованием. Фамилия Воробейчик. Беспартийный.
     Ну, осмотрел он живот. Пощупал чего следует и говорит:
     -- Ерунда, говорит. Зря, говорит, знаменитых врачей понапрасну беспокоите. Маленько объелся мужик через меру. Пущай, говорит, клистир ставит и курей кушает.
     Сказал и ушел. Счастливо оставаться.
     А мужик загрустил.
     "Эх, думает, так его за ногу! Какие дамские рецепты ставит. Отец, думает, мой не знал легкие средства, и я знать не желаю. А курей пущай кушает международная буржуазия".
     И вот погрустил мужик до вечера. А вечером велит бабе своей, не жалея никаких денег, пригласить знаменитого Егорыча с Малой Охты.
     Баба, конечно, взгрустнула насчет денег, но спорить с больным не стала -- поехала. Приглашает.
     Тот, конечно, покобенился.
     -- Чего, говорит, я после знаменитых медиков туда и обратно ездить буду? Я человек без высшего образования, писать знаю плохо. Чего мне взад--вперед ездить?
     Ну, покобенился, выговорил себе всякие льготы: сколько хлебом и сколько деньгами -- и поехал. Приехал. Здравствуйте. Щупать руками желудок не стал.
     -- Наружный, говорит, желудок тут ни при чем. Все, говорит, дело во внутреннем. А внутренний щупай -- болезнь от того не ослабнет. Только разбередить можно.
     Расспросил он только, чего первый медик прописал и какие рецепты поставил, горько про себя усмехнулся и велит больному писать записку -- дескать, я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
     И эту записку велит проглотить.
     Выслушал мужик, намотал на ус.
     "Ох, думает, так его за ногу! Ученье свет -- неученье тьма. Говорило государство: учись -- не учился. А как бы пригодилась теперь наука".
     Покачал мужик бороденкой и говорит через зубы:
     -- Нету, говорит, не могу писать. Не обучен. Знаю только фамилие подписывать. Может, хватит?
     -- Нету, -- отвечает Егорыч, нахмурившись и теребя усишки. -- Нету. Одно фамилие не хватит. Фамилие, говорит, подписывать от грыжи хорошо, а от внутренней полная записка нужна.
     -- Чего же, -- спрашивает мужик, -- делать? Может, вы за меня напишете, потрудитесь?
     -- Я бы, -- говорит Егорыч, -- написал, да, говорит, очки на рояли забыл. Пущай кто-----нибудь из родных и знакомых пишет.
     Ладно. Позвали дворника Андрона.
     Дворник даром что беспартийный, а спец: писать и подписывать может.
     Пришел Андрон. Выговорил себе цену, попросил карандаш, сам сбегал за бумагой и стал писать.
     Час или два писал, вспотел, но написал:
     "Я здоров и папаша покойный здоров во имя отца и святого духа.
     Дворник дома No 6. Андрон".
     Написал. Подал мужику. Мужик глотал, глотал -- проглотил.
     А Егорыч тем временем попрощался со всеми любезно и отбыл, заявив, что за исход он не ручается -- не сам больной писал.
     А мужик повеселел, покушал даже, но к ночи все-----таки помер.
     А перед смертью рвало его сильно и в животе резало.
     Ну, помер -- рой землю, покупай гроб -- так нет. Пожалела баба денег -- пошла в союз жаловаться: дескать, нельзя ли с Егорыча деньги вернуть.
     Денег с Егорыча не вернули -- не таковский он, но дело всплыло.
     Разрезали мужика. И бумажку нашли. Развернули, прочитали, ахнули: дескать, подпись не та, дескать, подпись Андронова -- и дело в суд. И суду доложили: подпись не та, бумажка обойная и размером для желудка велика -- разбирайтесь!
     А Егорыч заявил на следствии: "Я, братцы, ни при чем, не я писал, не я глотал и не я бумажку доставал. А что дворник Андрон подпись свою поставил, а не больного --недосмотрел я. Судите меня за недосмотр".
     А Андрон доложил: "Я, говорит, два часа писал и запарился. И, запарившись, свою фамилию написал. Я, говорит, и есть убийца. Прошу снисхождения".
     Теперь Егорыча с Андроном судить будут. Неужели ж засудят?