Полевые работы

    - Это, наконец, черт знает, что такое!! Этому нет границ!!! И редактор вцепился
    собственной рукой в собственные волосы.
    - Что такое? - поинтересовался я. - Опять что-нибудь по министерству народного просвещения? - Да нет... - Значит, министерство финансов? - Да нет же, нет! - Понимаю. Конечно, министерство внутренних дел? - Позвольте... Междугородный телефон, это к чему относится? - Ведомство почт и телеграфов. - Ну, вот... Чтоб им ни дна ни покрышки!! Представьте себе: опять из Москвы ни звука. Потому что у них там что-то такое случилось - газета должна выходить без московского телефона. О, пррр!.. Вот, послушайте: если бы вы были настоящим журналистом - вы бы расследовали причины такого безобразия и довели бы об этом до сведения общества!! - А что ж вы думаете... Не расследую? И расследую. - Вот это мило. У них там, говорят, телефонную проволоку воруют. - Кто ворует? - Тамошние мужики. - Нынче же и поеду. Я вам покажу, какой я настоящий журналист! Было раннее холодное утро, когда я, выйдя на маленькой промежуточной между двумя столицами станции, тихо побрел по направлению к ближайшей деревушке. Догнал какого-то одинокого мужичка. - Здорово, дядя! - Здорово, племянничек. Откудова будешь? - С самого Питербурху, - отвечал я на прекраснейшем русском языке. - Ну, как у вас тут народ... Ничего живет? - Да будем говорить так, что ничего. Кормимся. - Урожай, будем сказать, ничего. Первеющий урожай. - Цены как на хлеб? - Да цены средственные. Французские булки, как и допрежь, по пятаку, а сайки по три. - Я не о том, дядя. Я спрашиваю, как урожай-то продали? - Урожай-то? Да полтора рубля пуд. - Это вы насчет ржи говорите? - Со ржой дешевле. Да только ржи ведь на ней не бывает. Слава Богу, оцинкованная. - Что оцинкованная? - Да проволока-то. На ней ржи не бывает. - Фу, ты Господи! А хлеб-то вы сеете? - Никак нет. Не балуемся. Я, вгляделся вдаль. Несколько мужиков с косами за плечами брели по направлению к нам. - Что это они? - Косить идут. Все представления о сельском хозяйстве зашатались в моем мозгу и перевернулись вверх ногами. - Косить?! В январе-то? - А им што ж. Как навесили, так значит и готово. Поселяне, между тем, с песнями приблизились к нам... Пели, очевидно, старинную местную песню: Эх, ты проволока - Д-металлицкая, Эх, кормилица Ты мужицкая!.. Срежу я тебя Со столба долой, В городу продам - Парень удалой!.. Увидев меня, все сняли шапки. - Бог в помощь! - приветливо пожелал я. - Спасибо на добром слове. - Работать идете? - Это уж так, барин. Нешто православному человеку возможно без работы. Не лодыри какие, слава тебе Господи. - Косить идете? - А как же. На Еремином участке еще вчерась проволока взошла. - Как же вы это делаете? - Эх, барин, нешто сельских работ не знаешь? Спервоначалу, значит, ямы копают, потом столбы ставят. Мы, конечно, ждем, присматриваемся. А когда, значит, проволока взойдет на столбах, созреет - тут мы ее и косим. Девки в бунты скручивают, парни на подводы грузят, мы в город везем. Дело простое. Сельскохозяйственное. - Вы бы лучше хлеб сеяли, чем такими "делами" заниматься, - несмело посоветовал я. - Эва! Нешто можно сравнить. Тут тебе благодать: ни потравы, ни засухи; семян - ни Боже мой. - Замолол, - перебил строгий истовый старик. - Тоже ведь, господин, ежели сравнить с хлебным промыслом, то и наше дело тоже не мед. Перво-наперво у них целую зиму на печи лежи, пироги с морковью жуй. А мы круглый год работай, как окаянные. Да и то нынче такие дела пошли, что цены на проволоку падать стали. Потому весь крещеный народ этим займаться стал. - А то и еще худшее, - подхватил корявый мужичонко. - Этак иногда по три, по пяти ден проволоку не навешивают. Нешто возможно? - Это верно: одно безобразие, - поддержал третий мужик. - Нам ведь тоже есть-пить нужно. Выйдешь иногда за околицу на линию, посмотришь - какой тут к черту урожай: одни столбы торчат. Пока еще там они соберутся проволоку подвесить... - А что же ваша администрация смотрит? - спросил я. - Сельские власти за чем смотрят?! - Аны смотрят. - Ото! Еще как... Рази от них укроишься. Теперь такое пошло утеснение, что хучь ложись, да помирай. Строгости пошли большие. - От кого? - Да от начальства. - Какие же? - Да промысловое свидетельство требует, чтоб выбирали в управе. На предмет срезки, как говорится, телефонной проволоки. - Да еще и такие слухи ходят, что будто начальство в аренду будет участки сдавать на срезку. Не слышали, барин? Как в Питербурхе на этот счет? - Не знаю. Седой старикашка нагнулся к моему уху и прохрипел: - А что, не слышно там - супсидии нам не дадут? Больно уж круто приходится. - А что? Недород? - Недорез. Народ-то размножается, а линия все одна. - В Думе там тоже сидят, - ядовито скривившись, заметил чернобородый, - а чего делают - и неизвестно. Хучь бы еще одну линию провели. Все ж таки послободняе было бы. - Им что! Свое брюхо только набивают, а о крестьянском горбе нешто вспомнят? - Ну, айда, ребята. Что там зря языки чесать. Еще засветло нужно убраться. А то и в бунты не сложим. И поселяне бодро зашагали к столбам, на которых тонкой, едва заметной паутиной вырисовывались проволочные нити. Хор грянул, отбивая такт: Э-эх, ты проволока Д-металлицкая. Э-эх, кормилица Ты мужицкая!.. Солнышко выглянуло из-за сизого облака и осветило трудовую, черноземную, сермяжную Русь.