Кравткое содержание рассказа москва-река. пришвин м.м.

Говорят, в старину в нашем маленьком городе на какой-то ко­локольне висел сторожевой колокол и в него положено было зво­нить, только если подходил неприятель. Этот сторожевой звон под­хватывали на колокольне в ближайшем селе, и так от колокольни к колокольне звон с вестью о неприятеле докатывался до Москвы. Тогда без всякого промедления по этому особенному военному звону собиралось войско и выходило навстречу неприятелю. Вот отчего будто бы наш любимый маленький город получил свое прекрасное имя: Звени-город. Мы живем верстах в семи от Звенигорода — в деревне Дуни­не на берегу реки Москвы. Правый берег нашей реки в этом месте очень высок и поднимается многими ступеньками-террасами вверх. На средней ступеньке стоит наш домик, и нам видно из окна, и как дети в школу идут по мосткам,— школа на той стороне реки в селе Козине,— и как рыбу ловят в реке. Кто видел реку в Москве, тот не узнает ее в Дунине, скажет, это совсем другая река. До чего узка тут река в сравнении с мос­ковской! Летом у нас два мальчика, один с нашего берега, хорошо понатужившись, перекидывает другому мальчику на другой берег камешек с ниточкой, и так оба мальчика соединяются. Посредине этой лески над рекой висит крючок («зазубрик»), и на этом зазуб-рике насажен живец: обыкновенно это бывает пескарь, но случа­ется и плотичка, и маленький окунь. Мальчики леску то подтянут, то ослабят, чтобы наживка не ныряла глубоко в реку, а только бы тюкала о поверхность воды и опять поднималась вверх над водой. Есть в реке щука, есть шелеспер, голавль, окуньчерез нашу Москву-реку, и трикотаж­ницы зашумят по мосткам, мешая нам ловить пескарей. Но далеко до этого времени. Под вечер мы опять сидим на хол­ме: на самом верху наш командир Ваня, вокруг него все школьни­ки, а пониже школьников в кружке все молодые трикотажницы. Мы еще не остыли от работы и как будто ждем команды своего командира. Вон карий, и ясный, и твердый, и такой чистый глазок наше­го лучшего ученика Васи Веселкина требовательно глядит в рассе­янные по голубому пространству голубые глаза командира. —    Ваня!— решился позвать Вася Веселкин. —    Ну?— отвечает Ваня. —    Ты везде бывал?—спрашивает Веселкин. —    И везде,— отвечает командир,— и за везде: я прошел весь путь войной от Сталинграда и до Берлина. Все это известно, и, конечно, мальчик хочет что-то спросить еще и не может, усиливается и только краснеет, а лодочник собрался в себе и ждет. Надо скорей помочь мальчику. —    Ваня!— сказали мы.— Веселкин хочет сказать: «Ты много видел всяких земель. Есть ли на свете где-нибудь местность краше нашего Дунина?» —    Что там земли разные!— отвечает Ваня.— Я видел море. Да, папаша, Черное море! —    Видел Черное море!— подхватили школьникСтолько Ваня насказал всего о красивых землях своих и чужихстран! Трикотажницы перестали даже меня укорять, и один только Вася Веселкин смотрел на меня и чего-то все ждал и ждал... И вдруг Ваня-инвалид обернулся прямо ко мне, стукнул себя в грудь кулаком и сказал с таким чувством, как будто он хотел молотком из камня навсегда вырубить свои слова:их слов выходило то самое, чего мы все так страстно хотели и не смели друг другу сказать: на свете сейчас в эту чудесную пору русской весны для нас