ПОМОГИТЕ! Назовите проблему, которая поднимается в этом тексте! До странности окостеневшими быва­ют общественные пристрастия к ошиб­кам и односторонним мнениям. В том числе и у людей широких и проница­тельных умов, у летописцев...

ПОМОГИТЕ! Назовите проблему, которая поднимается в этом тексте! До странности окостеневшими быва­ют общественные пристрастия к ошиб­кам и односторонним мнениям. В том числе и у людей широких и проница­тельных умов, у летописцев отечествен­ной истории, и души народной. Человек легче проникает в дальние миры, во всякие макро- и микрокосмы, а в себе самом, в общности таких, как он, разо­браться не хочет. У нас не только нет цельной науки о нашем народе, но и взгляды на него настолько разные и порой противоречивые, будто мы сва­лились с луны, а не вышли из его недр. Загадочная русская душа до сих пор представляет тайну не для одних лишь иностранцев, усаживающих ее под раз­весистую клюкву, но и для нас, судящих о ней с пространной приблизительнос­тью. Вот уже два века, начиная с Ради­щева и Чаадаева и заканчивая нашими современниками как из левого, так и из правого лагерей, русский человек никак в себя не укладывается. Разноречивые суждения о нем всем нам хорошо знако­мы. Для одних он существо безвольное, склоняющее свою выю под любое ярмо, нетрезвое, недалекое и т. д. И не объяс­няется этими первыми, как такое пья­ное и "растительное", малоподвижное во всех отношениях существо постро­ило Империю в шестую часть суши, прошло победными парадами в Варша­ве и Вене, Париже и Берлине, создало могучую индустрию и могучую науку и первым полетело в космос. Вторые обращают внимание как раз на это, на могучую деятельность русского челове­ка, и обходят молчанием периоды его затишья, вялости и анархии. Третьи, чтобы как-то согласовать те и другие начала, предлагают теорию затухания наций, по которой выходит, что русские сейчас и находятся в периоде такого угасания. Да, были, мол, времена вели­ких подвигов и побед, но тысячелетний срок, отпускаемый историей для актив­ной жизни наций, миновал, наступила пора органической старости. Тут и являются несоответствия. Семьсот лет назад, когда о затухании нации не могло быть и речи, Русь лежа­ла в тяжелом и молчаливом рабстве и, казалось, даже не помышляла об осво­бождении. Но явились вожди — полко­водец и пастырь, — и точно из небытия собралась она на Поле Куликово и от­стояла себя. Триста лет назад, когда о национальной дряхлости тоже не приходилось говорить. Смута продолжа­лась не менее двадцати лет, и неизвест­но, существовала ли Россия в те пол­тора года, когда на престоле сидел чужеземец, — все было в шатаниях, раз­броде, несогласиях и взаимоистреблении. Но только ополчение Минина и Пожарского двинулось на Москву — словно током пронизало разметанный в распре народ, и больше он уже не сомневался, чью взять сторону. С Суво­ровым ходили крепостные людишки с задавленным сознанием и волей, как пытаются внушить нам, — а какие рас­прямлялись богатыри! К Кутузову на Бородино на подмогу отступающей ар­мии выступило народное ополчение из мастеровых и холопов. В последнюю Отечественную как не половину ли войска составляли мужики из подъяремной колхозной деревни, которую не перестают сравнивать с крепостниче­ством... Неужели только и всего: пока гром не грянет, мужик не перекрестится?