Доклад: Коммунистическая правящая элита и политические лидеры советской эпохи

Радикальное обновление всех сторон жизни российского общества актуализировало научный интерес к историческому прошлому. Глубинные реформы предполагают формирование новой парадигмы развития, учитывающей опыт мировой цивилизации и уроки десятилетий советского развития. Это обусловливает необходимость активизации научного поиска исторической истины, создания устойчивой деидеологизированной концепции освещения истории России и СССР.

Новый этап изучения истории означает коренное переосмысление накопленного исторического опыта с учетом реальных итогов социалистического эксперимента и в связи с проблемами социально-политического развития бывшего советского общества в границах СНГ, имея в виду введение в научный оборот корпуса новых источников из ранее закрытых архивов.

Перед исследователями стоит задача заново проанализировать содержание пройденного страной пути, объяснить достижения и провалы, успехи и поражения в их диалектическом единстве, не выпячивая отдельные события в угоду примитивной политической конъюнктуре. С такой постановкой вопроса в теории согласны все историки, однако при реализации на практике происходит заметная поляризация авторов исторических работ в зависимости от политической ориентации и интерпретации принципиальных социально-политических явлений прошлого. К числу таких проблем относится теория и практика большевизма, 90-летие которого исполнилось в июле 1993 года.

Наследие большевизма, выраженное в его организационно-централизаторских традициях, радикализме и утопизме, отнюдь не исчезло с роспуском ЦК КПСС. С одной стороны, возрождение необольшевизма заметно в стане ультраоппозиционных сил, пытающихся пропагандировать устаревшие идеологические догмы, с другой стороны, традиции большевизма, прежде всего стиль руководства, были вложены в душу и разум части правящих политиков вместе с образованием и всем укладом прошлой жизни. Придя в новые структуры власти и заявляя о своем демократизме, они зачастую реализуют необольшевистские методы проведения радикальных преобразований.

История большевизма — это прошлое, которое непосредственно связано с сегодняшним днем, определяет исходные пункты в ходе разработки политиками, теоретиками и рядовыми гражданами их позиций, в целом влияет на мироощущение, настроение, общественное мнение, оценку действительности.

Большевизм является сложным социально-политическим феноменом, в структуру которого входили идеологические, политические, социально-психологические, организационные компоненты, находившиеся в переплетении друг с другом. Как течение политической мысли и как партия, большевизм представлял собой многоуровневую систему со своей внутренней организационной иерархией. Одним из важнейших элементов его структуры являлась специфическая политическая и интеллектуальная элита большевизма: так называемые «вожди», «верхи», «старая партийная гвардия», «номенклатура», «руководящие кадры» и т. д. Косвенно признаваемое существование элитного слоя функционеров в эпоху правления КПСС после событий 1991 г. стало аксиомой, не подлежащей сомнению. Это нашло юридическое подтверждение в решении Конституционного Суда по делу о законности Указа Президента о роспуске КПСС. В заключении Суда подчеркивалась обоснованность ликвидации верхушечных структур партии и в то же время признавалась конституционность функционирования компартии как массовой политической организации. Постановление констатировало противоречивый характер КПСС, наличие в ней высшего эшелона бюрократии и широких партийных масс, не имевших доступа к политической кухне и влияния на принимаемые элитой решения. Это разделение партии категорически осуждалось в прессе и в общественном мнении, однако с политологической точки зрения оно в известной мере отвечало сложившимся в мировой практике властеотношениям.

Каждому обществу в истории мировой цивилизации, независимо от его мировоззренческих и политических характеристик, были присущи элитарные группы в качестве необходимого элемента организации и управления общественными процессами перераспределения власти в обществе. Функционирование в различных странах элитарных структур, формирующих политическую администрацию меняющихся правящих режимов, стало предметом исследования специальных направлений политологии и социологии. В этой связи становится очевидным, что происходящая в современной России реформация призвана не ликвидировать элитарность правящих кругов, а создать новую, доступную контролю, профессиональную политическую элиту на всех уровнях властвования. В новую политическую элиту, сформировавшуюся в России после августа 1991 г., вошли представители прежней коммунистической элиты и ряд деятелей демократических групп. К ним примыкает многочисленный аппарат чиновников, высококвалифицированных технократов, также усвоивших многие черты предшествующего партийно-государственного аппарата.

Взаимодействие демократического, коммунистического и технократического компонентов новой элиты характеризуется двумя состояниями: консолидацией и противоборством. Новые лидеры из числа бывших диссидентов и молодых научных кадров стремятся утвердить праволиберальные мировоззренческие ценности. В этом с ними солидаризируется та группа бывшей коммунистической номенклатуры, которая добивается юридического оформления права на часть государственного имущества, находившегося ранее в их распоряжении. Однако, несмотря на единодушное признание частнособственнической идеологии доминантой общественного развития, внутри возникшей политической элиты развиваются противоречия, приведшие к внутриусобной борьбе по вопросам вариантов реформ, темпов преобразований и личного лидерства. Процессы, происходящие в современной политической элите, по форме удивительно напоминают эволюцию бывших большевистских и коммунистических верхушек. Если учесть, что наряду с правящими кругами в современном обществе функционируют оппозиционные контрэлиты коммунистического, а также национал-патриотического направления, то становится очевидным, что изучение большевистской политической элиты является актуальной задачей. В России чрезвычайно популярно использование исторической аргументации для утверждения истинности курса партий или движений. Однако в отношении проблемы большевистской элиты, изучения опыта ее функционирования в общественно-политической литературе проявляется недопонимание и замалчивание. По мнению целого ряда политологов, элита в советском обществе сложилась только в послесталинскую эпоху, когда властвующая группа стала практически самостоятельной величиной и могла реально ограничивать власть первых лиц в государстве. Отрицание существования предшествующих коммунистических элит, прежде всего большевистской, во-первых, не дает возможности выявить генетические связи и преемственность советских партийно-государственных верхушек на различных этапах, во-вторых, не позволяет в полном объеме выявить причины победы и поражения ленинской когорты вождей большевизма, в-третьих, лишает перспективы полноценного элитологического анализа высшего эшелона власти.

Становление коммунистической элиты началось задолго до ее прихода к власти и превращения в политическую господствующую страту нового общества. Процесс зарождения этой специфической общности пришелся на конец XIX в., когда в ходе становления российской социал-демократии выявилась группа лидеров, относивших себя к так называемым профессиональным революционерам. В ее состав входили революционеры-интеллигенты, рабочие-«передовики» и маргинальные люмпен-интеллигенты, примкнувшие к рабочему движению по конъюнктурным соображениям, национальным или по другим причинам. После поражения первой русской революции 1905—1907 гг. партийная верхушка расслоилась на революционеров-эмигрантов и революционеров-«почвенников», местных комитетчиков. Несмотря на острую внутрипартийную борьбу и межличностные разногласия, партийная верхушка сохранила относительное единство, так как условия революционной нелегальной борьбы диктовали совершенно определенные правила и нормы. Именно это обусловило усиление централизаторских тенденций и нивелирование различий между группами на основе заявленной принадлежности к пролетарским революционерам.

Во время Октябрьской революции большевистская верхушка превратилась из контрэлиты в правящую политическую элиту, сосредоточившую в своих руках все рычаги власти от имени пролетариата. Встав во главе государства, большевистская элита сразу же обнаружила неоднородность своего состава и внутреннюю противоречивость.

Интеллигентская часть руководящих кадров большевизма, особенно из числа эмигрантов, учитывала неготовность страны к социалистическим преобразованиям и выдвигала различные варианты решения проблем о сроках переворота, о возможности создания однородного социалистического правительства без Ленина и Троцкого, о возможности сохранения в системе Советской власти Учредительного собрания. Эти взгляды В. И. Ленин оценил как «правый большевизм», который противостоит интересам рабочих и крестьян. Сам В. И. Ленин поддержал партийцев-практиков, стоявших на более радикальных позициях в этих вопросах, и категорически настоял на отказе от любых компромиссов с поверженными противниками из других партий.

Элита большевизма, исходя из представления о том, что она обладает нравственным правом осуществлять от имени пролетариата его диктатуру, возглавила государственный аппарат снизу доверху. Формально и логически это было обосновано тем, что не каждый рабочий может управлять обществом и рабочий класс должен делегировать свои полномочия лучшим представителям своей партии. Однако на практике отношения между рабочим классом и новой политической элитой сложились более противоречивыми, чем это ожидали теоретики марксизма. Большевистская верхушка обрела относительную самостоятельность и стала функционировать как самостоятельный политический организм, претерпев различные метаморфозы. К правящей партии, как всегда, примкнула большая группа карьеристов и проходимцев, которая стала прямо или косвенно дискредитировать новое государство. Известный теоретик марксизма, разошедшийся с Лениным, А. Богданов писал в письме Н. Бухарину, что к революции прилипло больше грязи и крови, чем требовалось ее сущностью, но винить здесь некого: виновата историческая отсталость и неподготовленность страны к социалистическим преобразованиям.

Большевистская верхушка стала проявлять в своей повседневной деятельности и быту определенные слабости, стремление к привилегиям, оправдывая их необходимость особой занятостью и политической ответственностью. Лидер меньшевиков Ю. Мартов проницательно отметил это новое явление в публичной полемике со Сталиным и обратил внимание общественности на его опасность.

С развертыванием широкомасштабной гражданской войны противоборство демократической и авторитарно-бюрократической тенденций завершилось в пользу второго направления. Во многом это было обусловлено жесткой необходимостью мобилизации всех сил большевизма и их сосредоточения на решающих участках военно-организаторской работы. Централизм и дисциплина стали главными принципами кадровой работы. Кадры большевистской элиты распределялись на основе метода совмещения партийных, советских и военных постов в одних руках. В. И. Ленин по этому поводу говорил, что «как правящая партия мы не могли не сливать с «верхами» партийными «верхи» советские, — они у нас слиты и будут таковыми». Персональная ответственность за судьбу дела было главным принципом функционирования политической системы в этот период. В деятельности большевистской политической элиты во главе с В. И. Лениным, пользовавшимся непререкаемым авторитетом в ее среде, воплотилась диктатура Коммунистической партии, выступавшей от имени рабочего класса в качестве его авангарда.

В. И. Ленин не скрывал, что именно тончайший слой старой партийной гвардии является главной организующей силой становления нового государства, а следовательно, фактической политической элитой советского общества. Естественно, он не позволял себе таких определений или даже намеков об ее избранности и элитарности, так как это противоречило принципиальнейшим основам коммунистической идеологии. В то же время В. И. Ленин понимал, что независимо от желания привлечь всех трудящихся к управлению государством, на данном конкретном этапе это практически неосуществимо.

Использование старых, воспитанных в дореволюционное время кадров партии не решало кадровую проблему в целом. Централизованная военно-политическая система нуждалась в значительно большем количестве чиновников не только высшего, но среднего и низшего эшелонов. 5—6 тысяч бывших подпольных комитетчиков и несколько сотен эмигрантов не могли покрыть потребности руководства. Кроме того, старая партийная гвардия состояла из людей, прошедших тюрьмы, каторги, ссылки, знавших нищету эмиграции, годы нелегального существования. Их здоровье было серьезно подорвано, что ограничивало их возможности как ответственных работников. В силу этого государственный и партийный аппарат активно комплектовался из новых кадров партии, вступивших в нее в 1917 г. и позднее. Полностью полагаться на новых работников, в числе которых были выходцы из меньшевистской и эсеровской партий, примкнувшие, сочувствующие и просто карьеристы, для которых членство в правящей единственной партии было единственно возможным путем обеспечить безбедное существование, большевикам было невозможно. Поэтому, начиная с 1918 г. началось формирование новой системы руководства, партийного и государственного строительства. До VIII съезда РКП (б) доминировал принцип элитности руководства на основе персональной ответственности каждого из членов элиты. Как говорил Осинский на VIII съезде РКП (б), ЦК не руководил всесторонне разработанной политической линией и не обеспечивал единство советской, партийной работы как системы «в смысле цельной, сознательной постановки вопроса».

VIII съезд партии принял решение об упорядочении взаимоотношений между партийными и советскими органами, о кадровой политике, о внутренней структуре Центрального Комитета партии. Было официально закреплено функционирование Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК РКП (б) и началось формирование в рамках партийно-государственных структур новой коммунистической иерархии. В. И. Ленин ультимативно требовал, чтобы весь аппарат состоял из коммунистов, а высшие посты занимали проверенные представители большевистской элиты. Поскольку эта система развивалась в ходе гражданской войны, она обретала милитаристский характер, но с выраженными чертами самостоятельности и инициативы местных органов и кадров. Авторитарно-бюрократические тенденции развивались постепенно и укреплялись по мере духовной трансформации элиты. Вся большевистская элита в целом стала заметно эволюционировать в сторону ужесточения отношения к демократии, к непролетарским слоям населения: к интеллигенции, к казачеству и к крестьянству, не говоря уже о буржуазии. Видные представители элиты с готовностью стали проводить тактику красного террора, часто не считаясь с местными конкретно-историческими условиями. Г. Зиновьев в Петрограде, И. Сталин в Царицыне, Бела Куна и Р. Землячка в Крыму, А. Бе-лобородов на Урале, С. Сырцов на Дону проявили эту тенденцию радикализации элиты. Причем С.Сырцов в октябре 1917 г. проявлял правобольшевистскую тенденцию в вопросе создания Военно-Революционного Комитета Объединенной Демократии, а в 1919 г. стал проводить террористическое расказачивание на Дону. Его конкретная работа отразила растущее недоверие большевиков к непролетарским слоям населения и особенно к казачеству как военному старорежимному сословию. Исходя из прагматических задач удержания власти, а также в целом доктрины мировой революции, ЦК РКП(б) и Донбюро санкционировали террористические формы расказачивания на грани геноцида. Сопротивление казачества, выразившееся в победоносном восстании на Верхнем Дону, заставило лидеров большевизма перейти к тактике дифференционного отношения к казачеству, но стратегический подход остался прежним — решительностью и жестокостью достичь победы в гражданской войне. Военно-коммунистический прагматизм был значительно слабее выражен среди интеллигентской части элиты, занявших умеренные позиции, в том числе в решении казачьего вопроса: у Г. Сокольникова, В. Ф. Ковалева, братьев Трифоновых. Но в целом произошла общая экстремизация политического сознания большевистской элиты. Прежние правые большевики стали радикалами, а радикалы превратились в подлинных экстремистов, способных во имя своей победы перешагнуть любой нравственный порог. Принцип нравственной саморегуляции личности, распространенный среди российской интеллигенции в XIX в., у большевиков-интеллигентов отошел на второй или третий план. Это обусловило принятие С. И. Сырцовым, И. Рейнгольдом, А. Г. Белобородовым, А Френкелем и другими донскими лидерами безнравственных решений о массовых расстрелах, конфискации имущества казачьих масс на основе примитивно понятого классового подхода. (Как показал анализ документальных источников, эта тактика носила осознанный характер и преследовала цель ускорения ассимиляции казачества среди крестьянства и его полной ликвидации как сословия.)

Известный историк М. Покровский писал, что гражданская война внесла в психологию и даже в идеологию большевиков определенные новые черты, чуждые ей в 1917—1918 гг. Молодые коммунисты-просвещенцы вернулись с фронта «бравыми молодыми людьми», настоящими «военными коммунистами». Они «вернулись с уверенностью, что все то, что дало такие блестящие результаты по отношению к колчаковщине и деникинщине, поможет справиться со всеми остатками старого в любой области». Как следствие начался угар милитаризации и элитизации.

На исходе гражданской войны в Советской России деформация основных принципов социализма, и прежде всего коллективизма в управлении народным государством, стало состоявшимся фактом. В большевистском руководстве нормой стали абсолютизм правления, строгое единоначалие в партии и иерархия власти, низведение коллективов до роли статистов. В партийной верхушке утвердилась власть большевистских вождей, которые возглавили иерархические структуры по праву неформального лидерства, но рано или поздно они должны будут уступить место уже легитимным высокопоставленным чиновникам.

В партии в это время насчитывалось около 400 тысяч членов, из них 10 тысяч «ответственных работников», несколько сотен представителей «старой партийной гвардии», регулярно участвующих в съездах партии, пленумах Центрального Комитета, и десяток высших лидеров. Начиная с 1921 г. В. И. Ленин начинает отходить от политического руководства ввиду ослабления здоровья, дав тем самым большую свободу апологетам «военного коммунизма». Все бразды власти были сосредоточены в руках фракционной официальной группировки в составе заместителя председателя СНК и СТО Л. Б. Каменева, председателя исполкома Коминтерна, Г. Е. Зиновьева, а также избранного в 1922 г. генсеком ЦК И. В. Сталина. Тройка вождей стремилась отстранить от руководства своего главного соперника — Л. Д. Троцкого и одновременно сократить влияние на высшие органы власти со стороны сформировавшейся политической элиты. Для политической элиты 20-х годов, и прежде всего большевистской партийной интеллигенции как ее составной части, был характерен фейерверк личностей, ярких индивидуальностей, имевших самый разнообразный жизненный опыт и общую выучку революционной борьбы. Пропустив через свой опыт и интеллект информацию о положении дел в стране, они представляли в распоряжение руководства партии множество концепций решения принципиальных проблем. В ходе дискуссий под руководством В. И. Ленина вырабатывались и принимались необходимые решения. Благодаря силе своего интеллекта, гигантскому авторитету и политической воле В. И. Ленин обеспечивал сотрудничество и взаимодействие различных групп и поколений членов партии, их лидеров.

В. И. Ленин оценивал разгоравшиеся дискуссии как проявление внутрипартийной борьбы, недопустимой в условиях общего кризиса в стране. Но при этом он призывал разбираться в сущности разногласий, выявлять конкретное развертывание и видоизменение их на разных этапах, критиковать группы инакомыслящих исходя не из факта образования таких групп, а из степени обострения фракционного противоборства. Он поддержал тезис Троцкого о том, что нужно выявлять в позициях сторон рациональные моменты, так как «идейная борьба в партии не значит взаимное отметание, а значит взаимное воздействие». В. И Ленин настоял на запрещении фракций и введении пункта о возможности исключения членов ЦК за фракционность, но одновременно писал о необходимости создания демократической атмосферы в партии, исключающей возникновение фракций. Для этого нужно было развертывать демократизм, самодеятельность, издание дискуссионных сборников. Он отмечал, что каждый коммунист вправе заниматься вопросами теории самостоятельно и иметь «уклон мысли» при условии сохранения организационного единства партии. Ленин обращал внимание на важность воспитания, умения работать с инакомыслящими, которые могут обеспечить поток новых идей и концепций.

Но Сталин и его единомышленники сознательно отказались осваивать эти ленинские подходы, изолировав Ленина от партии в ходе его болезни. Но и сам Ленин сформулировал в своих последних работах ряд положений, позволивших обосновать курс на бюрократизацию и централизацию партии-государства. Он писал в письме Молотову, что если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а только безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Он дал конкретные инструкции относительно того, как бюрократизировать процесс институализации элиты, контроля и распределения кадров, соблюдения единства рядов любой ценой.

Партия стала растворяться в госаппарате, трансформируясь из революционной в управленческую организацию со структурами массовой поддержки и подпитки. Процесс огосударствления партии в основном происходил в начальный период нэпа и завершился в ходе его слома. Это выражалось в том, что партийные органы принимали решения административного характера, превращаясь в официальную инстанцию с государственными функциями и все более отдаляясь от рядовых масс.

В начале 1921 г. некая «организация низов РКП (б)» в письме в ЦК указывала, что в партии «завелся страшный бюрократизм, доходящий до старорежимного жандармского покроя. Завелась страшная канцелярщина... личные счеты, подлизывание, сплетни, злоупотребления и заискивание и явное социальное неравенство».

Начался процесс отчуждения рядовых коммунистов от политического процесса, реальное участие в котором было закреплено за обладающими властными полномочиями партийными руководителями. Но в начале 20-х годов этот процесс не был еще широкомасштабным и официозным. Сохранялась практика выборности, определенного контроля за поведением руководителей, другие проявления демократизма, принимавшего постепенно все более нейтралистский характер. Когда в июле 1921 г. активизировалась разогнанная «рабочая оппозиция», ее Заявление «22-х» было резко осуждено всеми партийными инстанциями, в том числе XI съездом. Но при этом произошел казус — альтернативная резолюция Антонова-Овсеенко набрала 215 голосов против 227 на съезде, что свидетельствовало о том, что процесс перерождения партии еще был далек от завершения.

Накануне XII съезда партии распространялся документ «Современное положение и задачи пролетарского коммунистического авангарда», получивший известность под названием «анонимная платформа». В нем был поставлен давно дискутируемый вопрос об отмене пункта резолюции X съезда о запрете фракций, допуске беспартийных интеллигентов на все советские должности, выводе Советов из-под контроля партии, уничтожении монополии коммунистов. Подобные идеи были чрезвычайно похожи на мысли, развивавшиеся в статьях и речах Осинского и Сапронова, Красина и частично Троцкого.

XII съезд стал значительной вехой в становлении авторитарно-бюрократической системы диктатуры партии-элиты-вождей над обществом и государством. Здесь Сталин впервые открыто заявил, что демократизм не нужен, а инакомыслящие вредны. Внутрипартийная демократия мешала становлению нейтралистской системы, противоречащей демократической сущности Советов и Коммунистической партии как авангарда рабочего класса.

И. В. Сталин на словах отрицал идеи диктатуры вождей и диктатуры партии, но фактически он уже в это время организационно-политически подготовил условия для функционирования этого режима. Ему претил интеллигентский анархизм большевистской элиты, претендовавшей на обсуждение и разработку своих вариантов политики наравне с официальными партийно-советскими органами. По его мнению, члены партии с дооктябрьским стажем, как бы ценны и немногочисленны они ни были, должны быть включены в общую систему кадровой политики ЦК РКП(б), который держит все в руках и осуществляет руководство.

Резко осуждая фракции и оппозиционные течения в партии, носящие организованный и упорядоченный характер, Сталин поощрял межличностные конфликты, видя в них залог укрепления аппаратного ядра в партии.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--