Курсовая работа: Семантика ведущих тематических и стилистических комплексов в "Рапсодии на тему Паганини" С.В. Рахманинова
· установить связь этих явлений с творческим методом С.В. Рахманинова.
Основным методом исследования можно назвать жанрово-стилевой анализ. В работе применяется методология ведущих отечественных музыковедов, чьи исследования не утратили своего значения до сих пор – это монографии В. Соловцова, В. Брянцевой, Ю. Келдыша, О. Соколовой, М. Арановского, статьи Б. Асафьева. С другой стороны, это работы нового поколения ученых, посвященные проблемам композиторского стиля (В. Сыров) и позднего стиля С.В. Рахманинова (А. Ляхович, А. Кандинский-Рыбников, С. Сенков, Г. Ганзбург).
Структура работы формируется в соответствии с аспектами исследования: Введение, две главы, заключение, список литературы, нотное приложение. В первой главе рассматриваются жанровые особенности "Рапсодии" (вариации на заимствованные темы), дается описание ведущих тематических, жанровых, стилистических комплексов, образующих интертекстуальные связи. Во второй главе анализируется соотношение "своего" и "чужого" материала с точки зрения позднего стиля Рахманинова, а также сравниваются различные взгляды на концепцию произведения.
Глава I. Уровни интертекстуальных взаимодействий в "Рапсодии на тему Паганини" С.В. Рахманинова
1.1 Жанр вариаций на заимствованные темы
интертекстуальный рапсодия рахманинов вариация
Жанры, основанные на заимствованиях чужих текстов, появились в музыке, вероятно, одновременно с осознанием авторства произведений. Это месса-пародия (в начале – чужой полифонический текст), обработка хорала и хоральная прелюдия, кводлибет и пастиччо, парафраза и транскрипция, вариация и попурри, фантазии и каприччио и др. Вариации на заимствованные темы – один из примеров таких жанров, где интертекстуальность является композиционным принципом. Со второй половины XVIII и в XIX веке этот жанр был весьма популярен как в западноевропейской музыке, так и в творчестве русских композиторов. Материалом для вариаций в основном служили широко популярные мелодии из опер, в России же множество вариаций сочинялось и на народные мелодии.
Отношение композитора к чужой теме в различные эпохи было неодинаковым. В XVIII веке автор вариаций как бы отождествлял себя с автором темы. Его обработка должна была способствовать популяризации темы, то есть представить её в лучшем свете, максимально выявить её художественный потенциал. При этом, по мнению М.Г. Арановского, у композитора было два пути: оставаться в границах, заданных темой, максимально сохраняя её жанровые, стилевые, образные характеристики, либо попытаться выйти на новые рубежи, выявляя свою собственную индивидуальность. При втором подходе интертекстуальность проявлялась не только на уровне лексики ("чужое слово"), но и на уровне стиля. По мысли ученого, именно этот второй принцип лег в основу дальнейшего развития жанра вариаций на заимствованные темы и привел в ХХ веке к сознательному применению принципа стилевых оппозиций в пределах одного произведения.
Ярким примером такого сочинения может служить "Рапсодия на тему Паганини" С.В. Рахманинова, созданная в 1934 году, то есть в годы расцвета неоклассицизма. Но, по мнению большинства ученых, неоклассицизм в "Рапсодии" проявляется разве что в самом факте заимствования тем из прошлых веков.
Форма произведения – 24 вариации свободного, жанрово-характерного типа на тему ля-минорного каприса Н. Паганини. В отношении трактовки вариационной формы "Рапсодия" – революционное явление не только для Рахманинова, но и для всей европейской музыки. Никогда ещё вариации не знали такой симфонической целостности и единства. Тенденция к сквозному развитию и преодолению самодостаточного структурного значения каждой вариации, намеченная уже в "Вариациях на тему Корелли" (1931 г.), достигает в "Рапсодии" апогея. Кроме того, специфика трактовки вариационного цикла определена и другими – семантико-стилевыми – закономерностями, в отношении которых "Рапсодия" – пример абсолютного новаторства Рахманинова-художника и мыслителя.
Как и во многих крупных вариационных циклах, здесь присутствует форма второго плана – трехчастная: 1 часть: I – X вариации, 2 часть: XI – XVIII, 3 часть: XIX – XXIV; внутри каждой из частей возникают ещё более мелкие субциклы. Подобного рода деление и интенсивность внутреннего тематического развития позволило многим исследователям говорить о чертах трехчастного сонатно-симфонического цикла в "Рапсодии", называть её Пятым концертом для фортепиано с оркестром С. Рахманинова. Черты концертности, бесспорно, присутствуют в этом произведении, как, наверное, и в любом крупном сочинении для фортепиано с оркестром, но автор назвал его "Рапсодией". Чем объясняется такое жанровое определение?
Возможно, название указывает на высший предел в свободной трактовке формы, где выявляется некая сюжетность с трагическим акцентом (в качестве варианта главной темы возникает мотив Diesirae, постепенно завоевывая себе пространство); возможно, сыграла роль и виртуозная сторона текста с развернутыми каденциями, трактованными в качестве отдельных вариаций.
С другой стороны, известно, что в 1924 г. С. Рахманинов присутствовал на премьере "Рапсодии в стиле блюз" Дж. Гершвина – первого случая трактовки жанра как развёрнутого фортепианно-оркестрового цикла, синтезирующего джазовые и академические интонационные сферы; известно его одобрение "Рапсодии" и заинтересованность поисками Гершвина в области синтеза джаза с академической музыкальной культурой. Вполне вероятно, что жанровый замысел "Рапсодии" возник у Рахманинова не без влияния "Рапсодии в стиле блюз". Однако не стоит забывать, что среди ранних сочинений самого Рахманинова – "Русская рапсодия" для двух фортепиано ор.1, написанная в форме вариаций с развернутыми виртуозными каденциями и с контрастной медленной вариацией в середине цикла.
Таким образом, уже само жанровое название "Рапсодия" в силу относительной редкости его применения (по сравнению, например, с сонатами или симфониями) образует первый уровень интертекстуальных связей, невольно заставляя слушателя ассоциировать произведение с наиболее известными рапсодиями Листа, Брамса или Гершвина. Кроме того, ассоциации с творческой личностью Ф. Листа возникают и благодаря особому качеству виртуозности "Рапсодии" (Лист – виртуоз, как и Паганини), а также в связи с тем, что он столь разнообразно раскрыл тему "демонического", "мефистофельского" в музыке. Именно Ф. Листу принадлежит "Парафраз на тему Diesirae", известный также как "Dansemacabre" для фортепиано в форме вариаций с развернутыми виртуозными каденциями.
1.2 Тематический материал "Рапсодии"
Выбор темы Паганини вполне соответствовал духу времени (неоклассицизма): тема Каприса почти математически классична. В то же время имя автора окружено ореолом романтической легенды, что породило многочисленные программные интерпретации "Рапсодии". Обращает на себя внимание некоторая абстрактность, обобщенность темы, дающая возможность разнообразного толкования при варьировании (не случайно она не раз использовались другими композиторами при создании вариационных форм). По сути, это тема-символ, наполняемый различным образным содержанием, что и составляет в таком случае главный смысл варьирования.
Сам факт многократного использования темы другими композиторами превращает её из "чужого слова" в "общее". А в произведении возникает не только прямая интертекстуальная оппозиция Рахманинов – Паганини, но и Рахманинов – все предшествующие интерпретаторы темы Паганини.
С. Сенков предлагает ответ на вопрос, почему у Рахманинова появилась необходимость в "чужих" темах для вариаций. "Ясно, что написать свою тему ему труда не составляло, но вот сделать ее нейтральной или же внутренне отказаться от раз данной ей основной характеристики, как бы "переступить через самого себя" – это для такого композитора как Рахманинов уже сложнее. Другое дело – чужая, да еще стилистически далекая тема. В этом случае фантазия композитора изначально не связана, и творческий процесс идет раскрепощено, давая подчас непредсказуемые ресурсы исходного тематического зерна" (12, 121).
Семантическое поле такой темы оказывается весьма широким, допускающим множество трактовок: это и олицетворение конкретного человека – Н.Паганини (в балете М. Фокина, например), и образ творческой личности, и романтического искусства в целом, и самой жизни, вплоть до сниженного образа музыканта-гастролера (А. Ляхович).
Тема Паганини – "чужая" не только в лексическом и стилистическом смысле (другая эпоха, другой автор), она иная и по инструментальному звучанию. Это порождает ещё одну ось интертекстуальных взаимодействий: не только тема Паганини отражается в зеркале рахманиновского языка (и поглощается им), но и приемы скрипичной игры отражаются с помощью фортепианной техники. Однако и это отражение оказывается вторичным – своего рода "след следа", "знак знака": первооткрывателем в этой сфере, видимо, был Р.Шуман, смоделировавший технику Паганини в своем "Карнавале", Рахманинов же отталкивается от уже существующей традиции.
Интересно, что интертекстуальными связями обладает не только тема, но и сам прием её введения. В начале из темы извлекается функциональный бас – остов, который и служит первой вариацией:
Сходным образом поступает и Бетховен в Вариациях ор. 35: извлекает из темы Контрданса бас и строит на нем в Интродукции малый вариационный цикл, предваряющий основной (эта же тема прозвучит и в финале "Героической" симфонии):
Сходство двух примеров очевидно. Разница в том, что у Бетховена этот восьмитакт получает статус темы со своим микроциклом вариаций, а у Рахманинова это все-таки "предтема", начальный этап становления темы. Собственно же тема Паганини звучит непосредственно после этой вариации, являясь, таким образом, не исходным материалом для варьирования, а продуктом некоего интонационного развития: она предстаёт в цикле уже как одна из вариаций – мелодически усложнённый вариант "предтемы" –ритмогармонической основы.
При варьировании возникают такие варианты темы, которые сами становятся темами для будущего варьирования, например XIV и XV вариации, XVIII – лирическая кульминация всего цикла – является вариацией на XIV и, одновременно, явно производна от главной темы (обращение). Тема Паганини очень быстро становится темой Рахманинова, то есть, поглощается, ассимилируется авторским стилем. Даже "скрипичные" приемы игры на фортепиано не обманут слушателя – гармония и фактура в целом остаются рахманиновские (пример 1).
Наиболее значителен в драматургическом отношении среди всех вариантов главной темы мотив Diesirae, возникающий впервые в VII вариации. Как известно, тема этой средневековой секвенции присутствует почти во всех поздних сочинениях Рахманинова: "Вариациях на тему Корелли", Третьей симфонии, Симфонических танцах. Этот мотив символизирует у Рахманинова предчувствие катастрофы, "конца света", "возмездия". Здесь он удачно вписывается в программную трактовку (герой вступает в сговор с нечистой силой), но, на наш взгляд, она не обязательна, так как этот сюжет Рахманинов предложил для балета "Паганини" лишь в 1937 году, три года спустя после создания "Рапсодии".
Из воспоминаний современников известно, что композитор интересовался темой Diesirae, её происхождением, формой. Однако в "Рапсодии" он ограничился лишь первой фразой (семь нот), что достаточно для узнавания темы, остальные разделы сочинены автором. Второе предложение Рахманинов варьирует вполне в "русском" духе – с опеваниями опорных звуков (ср., например, варианты мелодии "Камаринской"). Речь, таким образом, не идет об аутентичном воспроизведении средневекового звучания. Тема гармонизована модальными средствами, создающими старинный колорит, но форма ей придана двухчастная, соответствующая теме Паганини. Поэтому в данном случае можно говорить не о стилевой цитате, а, скорее, о стилизации, или адаптации "чужого" материала (а в данном случае – "общего") к требованиям конкретной композиции (пример 2).
Темы Паганини и Diesirae – легко узнаваемые "лексемы" с заданным значением. Помимо них в тексте Рапсодии есть элементы, не достигающие уровня тем, но также обладающие яркой семантикой, "апробированной" до Рахманинова. Это те самые "анонимные формулы", о которых упоминал Р. Барт, вошедшие в интонационный словарь эпохи, и применяемые композиторами порой бессознательно. Например, в XVII вариации хроматические опевания напоминают барочную "тему Креста" (пример 3); XXII вариация построена на нисходящих фригийских гаммах в маршевом ритме с жутковатой демонической окраской. Несмотря на разницу в темпе, возникает ассоциация с началом си-минорной Сонаты Ф. Листа. Там же, в 64XXII вариации звучит нисходящая гамма тон-полутон (пример 4), явно напоминающая по своей драматургической роли и семантике ("крушение надежд") аналогичную гамму в репризе главной партии 6 симфонии П.Чайковского. Причем гамма звучит в той же самой транспозиции.