Реферат: Атлантизм, его характеристика

Атлантизм

Атлантистская линия в геополитике развивалась практически без всяких разрывов с классической англо-американской традицией (Мэхэн, Маккиндер, Спикмен). По мере становления США мировой державой послевоенные геополитики-атлантисты лишь уточня­ют и детализируют частные аспекты теории, развивая прикладные сферы. Основополагающая модель «морской силы» и ее геополити­ческих перспектив превращается из научных разработок отдельных военно-георафических школ в официальную международную поли­тику США.

Вместе с тем американские геополитики порывают с учением Маккиндера о «географической инерции» для того, чтобы опреде­лить весь земной шар как сферу безопасности США. Если британс­кие и германские геополитики оправдывали стремление Англии и Германии к господству тезисами о «единстве краевой зоны» или «жизненном пространстве», необходимом для германского народа, то американские последователи геополитической доктрины безого­ворочно требовали и требуют господства США над всеми стратеги­ческими районами планеты.

Составной частью американской геополитической доктрины ста­новится учение о всеобщности американских стратегических инте­ресов и о «необходимости» для Соединенных Штатов баз, располо­женных на достаточно далеком расстоянии от американских морс­ких и сухопутных границ. Специфической чертой американской гео­политики стало главным образом не оправдание тех или иных от­дельных захватов США, не только борьба за передел мира, но и борьба за мировое господство. Американские геополитики утверж­дают, что география стала «глобальной», то есть охватывающей весь земной шар.

Среди многих изданий, отражающих эту тенденцию в американ­ской геополитике и, в частности, в прикладной картографии, от­метим уже упомянутый сборник «Компас» под редакцией амери­канских геополитиков Вейгерта и Стефансона, посвященный «гло­бальной» географии, а также такие издания, как «Атлас глобальной географии» Рейсса и «Атлас мировой стратегии» Гаррисона. Во всех этих изданиях наблюдается общая тенденция — доказать, что инте­ресы «безопасности» и сохранения «американского образа жизни» («жизненного уровня», который у американских геополитиков за­менил «жизненное пространство» Хаусхофера) требуют мирового господства США.

В американской политической картографии становится принято изображать карту мира в непривычной для всех форме: Америку помещают в центре, а по обеим сторонам от нее — Тихий и Атлан­тический океаны. При этом «Западное полушарие» произвольно «ра­стягивается» от Ирана до Шанхая и Нанкина, а сферой американс­ких интересов оказывается и Юго-Восточная Азия («западная окра­ина Тихого океана»), и восточное Средиземноморье («восточная окраина западного мира»). То обстоятельство, что при таком изображении приходится разрывать Старый Свет надвое, открывая Ев­ропу от Азии или Дальний Восток от Ближнего Востока, нисколько не смущает американских геополитиков. С целью обоснования пре­тензии североамериканского империализма на мировое господство американские геополитики, как, например, Вейгерт, Тейлор и Спикмен, учат, что в основе историко-географического развития" лежит изменение средств сообщения.

В связи с этим меняется тематика географических штудий: аме­риканские геополитики отказываются рассматривать географию от­дельных государств, которые, по их мнению, не являются более самостоятельными географическими единицами. Конечно, в спра­вочных целях полезно знать, что представляет собой каждое госу­дарство, действующее как обособленная единица в международных отношениях. Но для американских геополитиков это — пережиток предшествующих веков, когда еще не было средств преодолевать расстояние. Вместо географии отдельных государств американские географы преподносят в своих книгах вариант «страноведения», в котором под «странами» понимаются группы государств, занимаю­щие обширную территорию или область. Американский эконом-географ Баш, автор книги «Цена мира», называет это «интегрирова­нием» связанных между собою областей. В этом «интегрировании» нет ничего нового; германские геополитики, выдвигавшие в свое время так называемую «теорию больших хозяйственных целых», шли по той же линии. Германские геополитики в 30-х гг. пытались дока­зывать, развивая мысли Челлена и Хаусхофера, что малые страны Европы экономически нежизнеспособны и что единственный вы­ход для «малых народов Европы» заключается в добровольном отка­зе от «экономического суверенитета» и подчинении их «руковод­ству» со стороны Германии, подобно тому как народы Америки или Азии приняли «руководство» США и Англии (мандаты или доктри­ну Монро).

Общим местом американской геополитики и политической гео­графии сделалось утверждение, что Соединенным Штатам недоста­ет многих важнейших сырьевых материалов, доступ к которым дол­жен быть обеспечен, если США намерены сохранить безопасность в экономическом и политическом отношениях. В атомном веке, рас­суждают американские геополитики из Йельского и других универ­ситетов и академий Америки — Вейгерт, Питти, Спикмен и др., — безопасность США может быть обеспечена только закреплением за Америкой важнейших «центров силы», под которыми следует по­нимать центры сосредоточения важнейших видов стратегического сырья. Показательны в этом отношении труды ИсайиБоумена , счи­тающего себя основателем американской политической географии. Боумен — автор многих книг по политической и экономической географии, в прошлом либерал, сторонник доктрины президента Вильсона, директор Американского географического общества, затем президент одного из богатейших высших учебных заведений США — Университета им. Джона Гопкинса. В январе 1946 г. на стра­ницах журнала «Форин афферс» Боумен выступил со статьей на тему «Стратегия территориальных решений», в которой выдвинул учение о «географических центрах силы», где расположены важней­шие стратегические ресурсы: нефть, каучук, олово, урановая руда.

Хотя в Англии и были долгое время склонны считать Маккиндера основателем «истинной» геополитики и оспаривать у Хаусхофера и Челлена приоритет в этой области, послевоенные британские ав­торы выражали сожаление по поводу забвения ее уроков британс­кими исследователями и политиками. Так, профессор Манчестерского университета Вальтер Фицджеральд писал в предисловии к своей книге «Новая Европа», изданной в 1945 г.: «Британские исследовате­ли политической географии могут убедиться, не без удивления, что в Англии очень мало было сделано для определения предмета поли­тической географии... Этот факт решительно контрастирует с поло­жением вещей в Соединенных Штатах и Германии». Фицджеральд не только цитирует германских геополитиков Маулля, Зигера и их предшественников, не только заимствует у них определение пред­мета геополитики как «науки об обусловленности отношений меж­ду государствами их географической судьбой», но и старается очер­тить собственную геополитическую традицию Британии и США. Он, в частности, напоминает, что и в Англии были свои геополитики на протяжении более чем четверти века — Фаусетт и Голдич — ав­торы книг о границах и способах их формирования.

Исходя из ряда положений, выдвинутых Маккиндером, британ­ские геополитики особенно заинтересовались проблемой «геогра­фических единств». В противоположность американским геополити­кам, утверждающим «взаимосвязь» мировых путей и стратегических ресурсов, их британские коллеги возвращаются к исконной «теории больших хозяйственных целых». Англия, по их мнению, принадле­жит одновременно к двум таким географическим единствам. Одним из них британские геополитики считают Западную Европу, Англию и Америку, — это единство они называют «атлантическим един­ством», говоря в этой связи об «атлантических связях», «атланти­ческой культуре», «атлантических путях», в центре которых нахо­дится Англия. Историк Уильямсон , автор работы «Океан в английс­кой истории», развил точку зрения, согласно которой Англия имеет законное право претендовать на руководство атлантическими стра­нами, так как связывает их воедино; по отношению к США Англия является страной — носителем европейской культуры и географи­ческих судеб Европы; по отношению к Европе Англия является как бы форпостом США и, таким образом, естественным представите­лем американо-атлантической культуры.

Развитие чисто атлантистской линии в геополитике после 1945 г. в основном представляло собой развитие тезисов Спикмена. Как и сам он начал разработку своих теорий с коррекций Маккиндера, так и его последователи в основном корректировали его собствен­ные взгляды.

В 1956 г. ученик Спикмена Д. Мейниг опубликовал труд «Хартленд и римленд в евразийской истории». Здесь Мейниг специально под­черкнул, что «геополитические критерии должны особо учитывать функциональную ориентацию населения и государства, а не только чисто географическое отношение территории к Суше и Морю»⁶ . В таком подходе весьма заметно влияние Видаль де ла Блаша. Мей­ниг говорит о том, что все пространство евразийского римленда делится на три типа по своей функционально-культурной предрас­положенности:

1. Китай, Монголия, Северный Вьетнам, Бангладеш, Афганис­тан, Восточная Европа (включая Пруссию), Прибалтика и Каре­лия — пространства, органически тяготеющие к хартленду.

2. Южная Корея, Бирма, Индия, Ирак, Сирия, Югославия — геополитически нейтральны.

3. Западная Европа, Греция, Турция, Иран, Пакистан, Таи­ланд — склонны к талассократическому блоку⁷ .

В 1965 г. другой последователь Спикмена У. Кирк выпустил кни­гу⁸ , название которой повторяло название знаменитой статьи Мак­киндера «Географическая ось истории». Кирк развил тезис Спикмена относительно центрального значения римленда для геополитичес­кого баланса сил. Опираясь на культурно-функциональный анализ Мейнига и его дифференциацию «береговых зон» относительно «теллурократической» или «талассократической» предрасположенности, Кирк выстроил историческую модель, в которой главную роль иг­рают прибрежные цивилизации, от которых культурные импульсы поступают с большей или меньшей степенью интенсивности внутрь континента. При этом «высшие» культурные формы и историческая инициатива признаются за теми секторами «внутреннего полумеся­ца», которые Мейниг определил как «талассократически ориенти­рованные».

После второй мировой войны, особенно в 70—90-е гг., предпри­нимались попытки переосмысления методологических основ геопо­литических трактовок международных отношений. Например, аме­риканский исследователь Л. Кристоф утверждал: «Современные гео­политики смотрят на карту, чтобы найти здесь не то, что приро­да навязывает человеку, а то, на что она его ориентирует»⁹ .

Развитие геополитических взглядов применительно к ядерной эпохе мы встречаем у другого представителя той же американской школы Колина С. Грэя , посвятившего этой проблеме несколько ра­бот, выдержанных в ключе обоснования гегемонистских притяза­ний США на мировой арене. В своей книге «Геополитика ядерной эры» он дает очерк военной стратегии США и НАТО, в котором ставит планетарное месторасположение ядерных объектов в зависи­мость от географических и геополитических особенностей регионов. В середине 70-х гг. Грэй назвал геополитику наукой о «взаимосвязи между физической средой в том виде, как она воспринимается, изменяется и используется людьми и мировой политикой»¹⁰ . Как считал Грэй, геополитика касается взаимосвязи международной политической мощи и географического фактора. Под ней подразу­мевается «высокая политика» безопасности и международного по­рядка; влияние длительных пространственных отношений на возвы­шение и упадок силовых центров; то, как технологические, поли­тико-организационные и демографические процессы сказываются на весе и влиянии соответствующих стран¹¹ .

При всем сохранившемся влиянии традиционных идей и кон­цепций возникли новые разработки и конструкции, построенные на понимании того, что с появлением авиации и особенно ядер­ного оружия и средств его доставки традиционные модели, в ос­нове которых лежал географическо-пространственный детерми­низм, устарели и нуждаются в серьезной корректировке. Наиболее обоснованные аргументы в пользу этой точки зрения выдвинул А.П. Северски . В его геополитическом построении мир разделен на два огромных круга воздушной мощи, сконцентрированных соот­ветственно на индустриальных центрах США и Советского Союза. Американский круг покрывал большую часть Западного полуша­рия, а советский — большую часть Мирового Острова. Оба они обладали приблизительно равной силой над Северной Америкой и Северной Евразией, которые, по мнению Северски, в совокупно­сти составляют ключ к мировому господству¹² .

Технологические нововведения в военной области продиктовали необходимость применять глобальный подход к проблемам безопас­ности. Его использование дало повод ряду ученых по-новому трак­товать геополитику. Американский исследователь Д. Дедни ,уделяя главное внимание роли технического фактора в отношениях между географической средой и политическими процессами, рассуждает следующим образом: «Геополитическая действительность служит фо­ном для географии и технологии. Он придает форму, прокладывает русло и предполагает осуществление политической власти во мно­гом тем же самым образом, как горные хребты, мосты и фортифи­кационные сооружения воздействуют на армию во время сражения.

Они не полностью определяют результат, но благоприятствуют раз­личным стратегиям... неодинаково... География планеты, конечно, не изменяется. Но значение естественных особенностей планеты в борьбе за военное превосходство и безопасность изменяется с тех­нологическими изменениями в человеческой возможности разру­шать, перевозить и сообщать. Без сильного чувства технологии гео­политика вырождается в земной мистицизм»¹³ .

Глобализация геополитики с техницистских позиций характерна для военных стратегов НАТО. Примечательно высказывание одного из них: «В геополитике ядерного сдерживания технология сменила географию по значению, в то время как психологические аспекты основной политики с позиции силы достигли доминирующего вли­яния в их стратегическом политическом курсе. Технология не может явно заменить географические признаки. При всем этом технология ядерного века оказалась настолько революционной в своем влиянии на географию, что практически сменила ее в качестве основного фактора геополитики»¹⁴ . Это заявление преследует цель приспосо­бить геополитику к «политике с позиции силы», отдать решитель­ный приоритет роли технологии и, таким образом, допустить, что геополитические отношения возникли «натуралистически», без вме­шательства социальных и политических структур и теорий.

Техницистские трактовки геополитики преобладают в работах ученых, стоящих на позициях неолиберализма ¹⁵ . В этих исследовани­ях антагонистические идеологии «на шахматной доске народов» рас­сматриваются как экстерриториальные, обладающие способностью свободно преодолевать границы между странами и группами стран, принадлежащими к различным экономическим и военно-полити­ческим группировкам. Причем возводится в абсолют значение технического фактора, в том числе роль средств массовых коммуника­ций, в отношениях идеологической борьбы между государствами. «При современных средствах коммуникации трудно избежать борь­бы идеологий или изолироваться от нее», — пишет американский географ П. Бакхольтц ⁶ .

С именами «либералов» связано становление «бихевиористской» школы геополитики, создающей поведенческие и статистические модели распространения войн и конфликтов¹⁷ . Среди своих целей «бихевиористская» геополитика называет выявление объективных законов международных отношений с целью вытеснить субъектив­ные модели традиционных реалистов, исходящие из представлений о двухполярности мира, заменить их полицентрическими схемами международных отношений. Эти работы образуют один из главных стержней генеральной тенденции на реанимацию геополитического отражения международной обстановки в западной политической географии после второй мировой войны. Сразу же после второй мировой войны геополитики приняли самое активное участие в конст­руировании «биполярной» схемы мира¹⁸ ; в ядерно-космическую эру биполярные геополитические схемы типа хартленда Маккиндера утрачивают былую популярность. Одновременно возрастают мультиполярность и взаимозависимость в мировой экономике и полити­ке¹⁹ . Негибкость геостратегических доктрин типа ядерного сдержи­вания по отношению к новым региональным проблемам в этих условиях становится явной.

Усложнившаяся «геометрия» сил в мировой политике часто пред­ставляется «либералами»²⁰ в виде четырехугольника и описывается по двум диагоналям: «Запад — Восток», «Север — Юг». Первая диа­гональ трактуется как политический результат раздела мира в Ялте, в результате чего в 1947—1949 гг. в Центральной Европе возник «фи­зический контакт» между «сверхдержавами». Его наличие вкупе с возможностью СССР и США уничтожить друг друга в ядерной войне оценивается как суть первой диагонали. Вторая диагональ — проб­лема «Север — Юг» — сводится к экономическим противоречиям, к контрастам между «богатым Севером» и «бедным Югом». Такая «гео­метрия» является по своей сути географической схематизацией (гео­политической интерпретацией) державной теории и доктрины неоколониализма.

Для «либералов» характерно отрицание преемственности на уровне политической лексики между скомпрометировавшей себя нацистс­кой геополитикой и современной геополитикой как темой и мето­дом «внешней» политической географии. Если имеют в виду нацис­тскую геополитику, то пишут по-немецки «Geopolitik»; в любом другом смысле пишут по-английски «Geopolitics» или по-французс­ки «geopolitique».

Нередко «либералы» инкриминировали послевоенному советс­кому руководству использование одной из разновидностей теории «хартленда», где подчеркивается «исключительность» географичес­кого положения Восточной Европы в борьбе держав за мировое гос­подство, которой оно руководствовалось в своей деятельности по организации СЭВ, по укреплению обороноспособности восточно­европейских стран²¹ .

Неоатлантизм

Победа над СССР означала вступление в радикально новую эпо­ху, которая требовала оригинальных геополитических моделей. Гео­политический статус всех традиционных территорий, регионов, го­сударств и союзов резко менялся. Осмысление планетарной реаль­ности после окончания холодной войны привело атлантистских гео­политиков к двум принципиальным схемам.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--