Реферат: Медный всадник и Золотая рыбка. Поэма-сказка Пушкина

Почти у самого залива -

Забот некрашеный, да ива

И ветхий домик...

В столице полумира просвечивают черты первоначальной, голой реальности, как будто вся эта архитектура, пышное убранство дворцов - тоже фантом, смытый разъяренной стихией. Собственно, так оно всегда и было: пустынный берег и ветхий домик, в котором жила вдова с дочерью, никогда не исчезал, но горделивый Петербург своими стройными громадами загораживал этот бедный пейзаж - и в истории, и в поэме. И только после наводнения, которое физически не сокрушило город, но обнажило его метафизическую призрачность, мы видим это место таким, каким оно было до строительства Петербурга. "Ветхий домик" в поэме, "ветхая землянка". в сказке... Вот реальность убогой жизни на пустынном берегу, которая временно затмилась - воссияла огнями царских чертогов.

В финале поэмы обнажается первичное, допетровское, допетербуржское - все тот же пустой береговой пейзаж, что и в начале: словно и не было Петербурга, словно он приснился безумцу Евгению или остался великой думой в голове самого Петра.

Остров малый

На взморье виден. Иногда

Причалит с неводом туда

Рыбак на ловле запоздалый

И бедный ужин свой варит...

... Пустынный остров. Не взросло

Там ни былинки. Наводненье

Туда, играя, занесло

Домишко ветхий. Над водою

Остался он, как черный куст.

Его прошедшею весною

Свезли на барке. Был он пуст

И весь разрушен. У порога

Нашли безумца моего

И тут же хладный труп его

Похоронили ради Бога.

Не так наглядна, как в сказке, но тем более значима эта перекличка конца поэмы с её началом. Во вступлении Петр стоит "на берегу пустынных волн", в заключении - Евгений находит свой конец на "пустынном острове", где "не взросло ни былинки". В старину рыболов бросал здесь в неведомые воды свой ветхий невод - и в конце поэмы сюда причаливает рыбак со своим неводом. В начале поэмы "чернели избы здесь и там", а в конце - "домишко ветхий..., как черный куст". Где богатые пристани, где оживленные берега, к которым стремятся толпой корабли со всех концов земли? Вместо кораблей - рыбачий челн да лодка случайного гостя, как и в начале, когда по реке лишь "бедный челн... стремился одиноко". Слово "ветхий" господствует в прологе и эпилоге обоих произведений: в сказке - "ветхая землянка", "ветхий невод"; в поэме - "ветхий домик", "домишко ветхий".

И как обобщение всего - "разбитое корыто", которое составляет точную пару разрушенному домику: "был он пуст и весь разрушен". Расколотое корыто, с которым остаётся старуха, - знак незащищенности человеческой жизни от напора стихий, знак ветхости, неспособной уберечь вещь от времени, берег от наводнения. Образ корыта отнюдь не случайно служит зачином и завершением пушкинской сказки. В сказке братьев Гримм "Рыбак и его жена", послужившей пушкинским первоисточником, оно отсутствует. Разбитое корыто соотносится с образом водной стихии, который господствует в поэме, и служит как бы аналогом тонущего корабля. Больше того, своим расколотым дном корыто являет как бы сказочный аналог всего города, каким он предстаёт в поэме, - величественным, однако с неисправимой течью в своём основании, откуда притекает разъяренная стихия. Есть начальный, неустранимый изъян в самом "проекте" человеческой цивилизации на этих топких берегах, где ее впоследствии и настигает возмездие.

Знаменательно, что действие обоих произведений завершается на пороге. "У порога нашли безумца моего" (МВ). "На пороге сидит его старуха" (СР). Порог - символ того же рубежа, что и берег (порог стихий - воды и суши), но уже внесенного в само жилище. И порог и берег в обоих пушкинских произведениях знаменуют незащищенность жилища и суши от окружающей водной стихии. Конец поэмы и сказки - это порог, на котором мы застаем тех, у которых море отобрало все, что они имели: старуху (с разбитым корытом) и Евгения (у разрушенного домика). Трещина, ведущая в дом, открывающая путь стихии, расколотость и разбитость человеческого приюта...

Таким образом, в своей переработке гриммовской сказки Пушкин сближает ее с сюжетом поэмы, усиливает ее образы, связанные с морем, водой, прибрежной жизнью, и тем самым подчеркивает общий лейтмотив обоих своих произведений. Напрасно горделивое стремленье овладеть стихией - трещины не избежать, порог не защитить. "Вкруг него вода и больше ничего!" - и в поэме и в сказке, как неожиданный, но неизбежный результат "чудотворного строительства", остается вокруг только пучина, столь же пустынная, как и в доисторические времена.

Или во сне

Он это видит? иль вся наша

И жизнь ничто, как сон пустой,

Насмешка неба над землей? (МВ)