Реферат: Представления славян о болезнях

Ирина Амроян

Одним из свойств, характеризующих архаичное мышление, по мнению многих современных ученых [1], является бинарность, которая порождает множество оппозиций смыслополагания, в том числе и одну из основополагающих для формирования представлений об окружающем мире – оппозицию «свой/чужой». Именно она лежит в основе представлений, формирующих мир заговорного пространства у славян. Окружающий мир, в соответствии с этими представлениями, делится на две части. Одна из них – мир, обитаемый человеком, знакомый ему, определенным способом упорядоченный и безопасный. Другая часть – терра инкогнита, мир незнакомый, а значит, и враждебный человеку. Его разум древнего предка населяет некими сущностями, духами, как правило, враждебными, которые отрицательно воздействуют на человека, если он попадает на их территорию и не соблюдает определенных оберегающих норм поведения. Однако эти сущности могут и сами проникать в «свой» мир человека и вносить в него дисгармонию, которая проявляется как болезнь. Итак, в основе всех конкретных представлений, о которых мы будем говорить, лежит одна мысль: болезнь – это нечто, привнесенное извне.

Наиболее архаичными в заговорных текстах славян, на наш взгляд, являются представления о болезнях как о связанных напрямую или опосредованно с воздействием природных объектов и стихий. В болгарской традиции, например, сохранилось представление о том, что природный объект выступает непосредственным виновником заболевания человека. Это, прежде всего, зафиксировано в названии некоторых болезней: например, ревматизм получает наименование «вятър» (СБНУ, кн. 1, № 6, с. 83); а головная боль, когда у человека болит лишь половина головы, называется «зора». Считается, что именно утренняя звезда, заря является виновницей этого заболевания (СБНУ, кн. 1, № 11, с. 86). Вечернюю звезду (зарю) болгары обвиняют в еще большей вредоносности – она является виновницей того, что у женщины все дети умирают во младенчестве, то есть именно она их уносит. Различного рода воспаления и лихорадки как в болгарской, так и в русской традициях представляются в виде огня, который безжалостно сжигает человека изнутри (СБНУ, кн. 3, № 4, с. 143; СБНУ кн. 6, № 2, с. 173;. Майков, № 96). Так, в следующем примере (заговор от стоматита) болезнь представляется как пожар, который сжигает Царь-град, то есть тело человека:

«Запали се Цари-град, ете иде Гоца лекарица, та угаси Цари-град със зелена върбица, със студена водица» [2] (СБНУ, кн. 3, № 4, с. 143).

Гораздо более распространенными у всех трех рассматриваемых нами групп славян являются представления о том, что болезни суть некие невидимые сущности, духи, которые лишь пространственно связаны с определенными природными стихиями (объектами), то есть обитают там или перемещаются с их помощью. Наиболее часто местом обитания болезни называются лес, вода и ветер. Так, в русском заговоре от горячки в качестве места обитания болезни, куда ее заклинают возвратиться, указываются лес, вода и ветер:

«С ветру пришла – на ветер пойди; с воды пришла – на воду пойди; с лесу пришла – на лес пойди отныне и до века» (Майков, № 97).

В чешских заговорах также наиболее часто болезни обитают именно в этих местах, однако иногда появляется и указание на такие стихии, как огонь или земля, причем в последнем случае это могут быть и скалы, и болота (грязи):

«…Jsou li z větru, aby šli zas do větru…, jsou li z vody, aby šli zas do vody…, jsou li ze skál, aby šli zas do skál…»[3] (Вельмезова, № 170).

В болгарской традиции такая связь прослеживается лишь в очень незначительной степени – там преобладает представление о том, что болезнь насылают живые существа, поэтому природные объекты и стихии лишь изредка упоминаются в обширных перечнях одушевленных вредителей:

«Ако бъдете уроци от мъж…, от жена…, от мома, по нея идете, ако бъдете самодивски, по ни идете, ако бъдете водни, по ни идете, ако бъдете от ветър, по него идете…»[4] (СБНУ, кн. 12, № 2.3, с. 143).

Славянские заговоры свидетельствуют также и о том, что в сознании наших предков были представления, связывающие болезнь с воздействием некоторых растений. В этом случае болезнь могла носить имя данного растения. Так в чешской традиции рожистое воспаление называют «розой» (Вельмезова, № 144, например), а в болгарской уплотнения в груди (мастопатию) рассматривают как лесные орехи:

«Родила леска до девет лешници: от девет осум, …, от две едно, от едно ниедно» [5] (СБНУ, кн. 2, № 4, с. 173).

Счет в данном случае отражает качественный показатель состояния: девять – максимальная степень заболевания, которая, под воздействием знахарки, уменьшается вплоть до полного исчезновения.

Однако чаще растение рассматривалось как равноценный заместитель болезни, и именно с ним осуществлялись ритуальные действия по ее изгнанию. Так, для лечения селезенки болгарские знахарки собирали букет особой травы, которую так и называли «далак» (селезенка-трава), клали ее на живот больному и рубили топором, приговаривая:

«- Какво сеачеш?

- Далак сеакам. Да гу отсеакам, да гу нема»[6] (СБНУ, кн. 2, № 1, с. 170).

Примерно таким же способом на Руси лечили радикулит, однако указывалось, что в качестве его заместителя использовался веник, то есть внимание акцентировалось уже не на растении (нигде нет сообщений, из чего сделан веник), а на том предмете, который из него сделали (см., например, Майков, № 86).

Достаточно часто в славянских заговорах указывается на некую невидимую, но крепкую связь, существующую между растениями и болезнью. Поэтому угроза негативного воздействия на растение приводит к непосредственному устрашению болезни. Так, в русской и чешской традициях говорится о том, что для исцеления от глистов достаточно пригрозить репейнику-чертополоху, что оборвете у него головки:

«Bodláčku, bodláčku! Nepustím tobě hlavičku, dokud nepustíš N. červíčku» [7] (Вельмезова, № 12),

«Траву, называемую татарин… пригибают к земле…:

…Выведи, татарин, червей у такого-то… если выведешь, я тебя отпущу; а если не выведешь, из корня подерну». (Майков, № 200).

Еще более распространенным во всех трех традициях является представление о том, что растение само обладает целительной силой от определенной болезни, причем ему можно и угрожать:

«Рябина, рябина, вылечи мои зубы, а не вылечишь – всю тебя изгрызу» (Майков, № 80),

и вежливо просить о помощи:

«Dej Pán Bůh dobré jítro, beze! Nenesu ti chleba s máslem, ale nesu ti své mze. K tomu mi dopomáhej Bůh otec…» [8] (Вельмезова, № 68).

Болгарские заговоры говорят о том, что, чтобы избавиться от лихорадки, нужно ранним утром обнять вербу и, дождавшись рассвета, произнести:

«Тебе треска да те тресит, мене сънце да м угреiт» [9] (СБНУ, кн. 9, № 2, с. 136).

В чешкой традиции появляется представление о том, что растение (дерево) может служить лишь проводником, через который уходит болезнь в процессе ее изгнания:

«Vrbo, já du k tobě, souchotinovou obět nesu v sobě a chci ji dát tobě a ty ji dej větvím a větev ji dá rátolestím a ti ji pošlou do povětří…» [10] (Вельмезова, № 165).

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--