Статья: О становлении капитализма как мировой системы

Идейная борьба последних лет проходит под знаком поражения раннего социализма в Европе. "По отношению к другим цивилизациям Запад находится сейчас на вершине своего могущества. Вторая сверхдержава, в прошлом его оппонент, исчезла с политической карты мира. Военный конфликт между Западными странами немыслим, военная мощь Запада не имеет равных. Если не считать Японии, у Запада нет экономических соперников... Мировые политические проблемы и проблемы безопасности эффективно разрешаются под руководством США, Великобритании и Франции, мировые экономические проблемы - под руководством США, Германии и Японии... Решения, принятые Советом безопасности ООН или Международным валютным фондом и отражающие интересы Запада, подаются мировой общественности как соответствующие насущным нуждам мирового сообщества".[1] [1]

Реставрация капиталистических отношений сопровождается реставрацией соответствующих им идей. Пожалуй, в первую очередь стала возрождаться одна из основ буржуазного мировоззрения - представление, будто оно никакое не буржуазное, а общечеловеческое, то есть нормальное для всякого нормального общества. Все остальное - это болезненные отклонения или результат чьих-то подрывных действий.

Основу всех "систем ценностей", или, точнее, "норм", составляет сегодня "рынок" как экономическая основа "нормального" общества. Преимущество термина "рынок" заключается в том, что он позволяет изящно обойти категорию "капитализм". Ведь капитализм - это всего лишь одна из общественно-экономических формаций в ряду других. "Рынок" же существовал по меньшей мере 5000 лет назад - сцены купли-продажи изображены на стенах египетских гробниц того времени. Если бы "рыночники" были последовательны, им пришлось бы признать, что "нерыночных" обществ попросту не бывает. Но это противоречит другой стороне их политического заказа: убедить людей в том, что "настоящий" рынок присущ только "Западу" - тем нескольким странам, которые могут и должны господствовать над остальным миром. Поэтому западные идеологи дополняют идею "рынка" идеей свободы, неотъемлемой от "рыночных" отношений, а все "нерыночные" отношения рассматриваются как основанные на насилии и внеэкономическом принуждении - от "восточного деспотизма" через "кулачное право" феодализма до "командно-административной системы" XX века.

Обе эти идеи очень стары. Они в ходу со времен Ренессанса. И тогда и теперь их не только прилагают к современному обществу, по и распространяют на историческое прошлое. В период Ренессанса зародилось представление о том, что от "естественной нормы" могут отклоняться целые общества и исторические эпохи; ближайшим примером такого отклонения считалось феодальное Средневековье - царство невежества и насилия. Правда, позднее Т.Гоббс считал "войну всех против всех" основой именно современного ему раннекапиталистического общества, а единственное спасение от нее видел во "внеэкономическом принуждении" со стороны государства - Левиафана. Однако Т.Гоббс остался, почти в одиночестве, если не считать Н.Макиавелли. Более же поздние философы и историки, заклеймив их обоих позором за оправдание насилия и деспотизма, стали рассматривать развитие капитализма как неуклонное расширение личной инициативы и свободы по мере роста товарно-денежных отношений ("рынка"), вытесняющих внеэкономическое принуждение. Логическим завершением этих отношений стала известная статья Ф.Фукуямы о конце истории, достигнутом в наше время благодаря триумфу "западной идеи". "То, чему мы, вероятно, свидетели, - не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления... В нашем столетии две мировые войны и сопутствующие им революции и перевороты помогли пространственному распространению данных принципов, в результате провинция была поднята до уровня форпостов цивилизации, а соответствующие общества Европы и Северной Америки выдвинулись в авангард цивилизации, чтобы осуществить принципы либерализма".[2] [2]

Ф.Фукуяма и С.Хантингтон предлагают, по существу, не научные концепции, а разновидности политической апологии современного империализма. Но и те авторы, которые в отличие от них не в восторге от перспективы "конца истории" или бесконечной борьбы Запада против остального мира,[3] [3] все-таки не видят альтернативы. Так, А.Гундер Франк, один из бывших теоретиков "новых левых", заявляет: "Пора понять, что нет "избавления" от рыночной экономики и системы. В свое время я рекомендовал порвать с ней... Я изменил свою точку зрения".[4] [4] А популярный в некоторых оппозиционных кругах России А.Зиновьев выдвигает свою собственную концепцию "конца истории". Он считает, что капитализм перерос в новый общественный строй - "западннзм", устраняющий классическую конкуренцию отдельных капиталистов с их индивидуальными капиталами, а заодно и всякую индивидуальную свободу н инициативу, и устанавливающий господство универсального капитала. А.Зиновьев не видит альтернативы этому господству, хотя и призывает к непримиримому противостоянию ему.[5] [5]

Нужно сказать, что многие отечественные историки и философы, а не одни А.Зиновьев, оказались под гипнозом представлений о нормальности, универсальности и общечеловечности "рынка" и всех его производных. Например Ю.М.Кобищанов полагает, что еще со времен Нововавилонского царства "зарождается и развивается протокапиталистический уклад в виде наемного труда, товарного пригородного земледелия, торгового скотоводства, городского предпринимательства, работающих на рынок крупных мастерских, торгового капитала, прибылей, банков". Но и в древности, и в средневековье этот уклад не мог успешно развиваться из-за давления господствующей "большой феодальной формации", основу которой составляет внеэкономическое принуждение, "внерыночные или даже вообще внеэкономические отношения распределения, в том числе в государстве, использующем зависимый труд". В число "неофеодальных" он включает "советское общество при Сталине", а также современные развивающиеся страны. Собственно капиталистической автор считает только "новую западную цивилизацию", вплоть до того, что, например, в ЮАР признает победу капитализма только в "обществе европейцев и "цветных", тогда как у банту его победа лишь намечается".[6] [6]

Подобные представления не могли бы широко распространиться, если бы еще до политических переворотов 80-90-х годов философская и историческая науки раскрыли бы и описали сущность капитализма, его генезис и последующее развитие, особенности его современного состояния. При этом нельзя сказать, что изучением капитализма мало занимались. Напротив, этому предмету было посвящено множество исследований, был собран огромный эмпирический материал. Но, что касается методологии, результаты разочаровывают.

В советской исторической науке много серьезных работ было посвящено генезису капитализма. Их авторы стремились опираться на концепцию "Капитала" К.Маркса. Но все же перед их внутренним взором стоял образ капитализма, как он складывался и развивался в странах Запада. В их умах так преломилось философское требование выделения предмета исследования в чистом виде. Например, М.А.Барг пишет: "Известно, что научная абстракция нацелена на воспроизведение предмета исследования в "чистом виде"... Отсюда огромное, без преувеличения, значение проблемы "чистых форм" в историческом познании".[7] [7] В соответствии с этим он выдвигает "принцип предельности": "..."Предельность" процессов, наблюдаемых в исторической действительности, может выступать лишь как наибольшее приближение этой последней к своему понятию."[8] [8] Естественно, больше всего историческая действительность капитализма приближается к своему понятию на "цивилизованном Западе", и чем дальше от него, тем капитализма будет меньше.

Подобной же методологии следует А.Н.Чистозвонов, когда утверждает: "Личная несвобода рабочего несовместима с капиталистической формой производства, и там, где она наличиствует, нет капитализма в марксистском его понимании."[9] [9] А.Н.Чистозвонов выделяет предмет исследования с точки зрения чистоты общественных отношений внутри формации, и вывод из этого следует тот же самый: первоначальное становление капитализма происходит только в странах Запада.

В соответствии с этим процессы, которые тогда же происходили в Южной, Центральной и Восточной Европе, Латинской Америке и т.д., признаются не процессами генезиса капитализма, а в лучшем случае его условиями, находящимися еще в пределах докапиталистических формаций. Попытки О.Бауэра и некоторых современных немецких и советских историков рассмотреть вторичное закрепощение крестьян как процесс по сути капиталистический, были безжалостно раскритикованы. Так, А.Н.Чистозвонов писал: "Поместно-крепостной строй ХУ1-ХУШ вв. стран Центральной и Восточной Европы отражал не эволюцию в капиталистическом направлении, а лишь соприкасался с категориями (?!) разложения феодальной системы".[10] [10] С тех же позиций были отвергнуты предложения А.Гундер Франка и ряда латиноамериканских ученых рассматривать колонизацию Латинской Америки как предприятие, по сущности капиталистическое. Либеральные историки Запада, а за ними и марксисты утверждали, что испанские и португальские колонизаторы навязали Латинской Америке феодализм, который и господствовал там Чуть ли не до середины XX в. Только в самое последнее время эта точка зрения стала Подвергаться критике в отечественной исторической наукой.[11] [11]

Подобный способ "выделения предмета в чистом виде" нередко применяется не только к странам и регионам, но и к социальным группам и даже к отдельным людям. Например, Н.В.Савина считает, что если В горную Промышленность вкладывали капиталы банкирские дома Фуггеров и Вельзеров, то это было развитие Капитализма, а если то же самое делали герцоги Саксонские и графы фон Мансфельд, то это знаменовало феодальную реакцию.[12] [12] Фактически эту точку зрения разделяет В.А.Ведюшкин в исследовании о кастильской аристократии того же времени "первоначального накопления".[13] [13] В обоих случаях о феодальной реакции говорится без учета характера хозяйственной деятельности дворян и князей, их действительной общественной роли.

Развитие капитализма "в чистом виде", происходившее в Западной Европе и, особенно, в Англии, рассматривается при таком подходе как норма доя всех стран и регионов. Путь прогрессивного развития для всех один и Тот же, только у большинства оно сначала отстает, а потом деформируется внешними факторами. "Степень стадиально-региональных изменений прямо связана с длительностью стадиально-хронологического разрыва, с которым те или иные страны, регионы вступают па путь буржуазного развития и буржуазных революции".[14] [14] Проще говоря, чем позднее страна вступает на путь буржуазного развития, тем больше это развитие отклоняется от "нормы", причем в отсталых странах решающую роль может сыграть воздействие передовых стран: "...Внешняя среда, если она включает передовой регион (регионы), может оказывать определяющее воздействие на трансформации» переходных форм в остальных регионах..."[15] [15] В самих же передовых странах процессы развития капитализма "протекали в форме чистого, спонтанного развития, то есть не испытывали никакого внешнего воздействия со стороны более высокоразвитых стран".[16] [16] Таким образом, мировое развитие капитализма мыслится не как взаимодействие, а как одностороннее воздействие передовых стран на отсталые.

Но, коль скоро взаимодействие не существует, то единство может быть понято только как сходство. Капиталистическую формацию составляют однотипные страны, а различия между ними суть только различия количественные, то есть различия степени развития наемного труда, конкуренции и т.п. Таким образом, формация оказывается не системой, а механической суммой единиц. Но если так, то путь каждой страны, в том числе и передовой, предопределен заранее, и мы имеем дело не с закономерностью, а с фатальностью, не с развитием, а с "метаморфозой", когда в семени дано уже все растение.

"Метаморфоза капитализма" такова: возникает натуральный обмен, он Превращается в торговлю, накопление денег создает капитал, торговый капитал обращается в мануфактурный, затем - в промышленный. При этом получается, что товарно-денежные отношения качественно равны капиталу, я капитал - капитализму, различаясь только количественно. "Что касается категорий товарного хозяйства, то их эволюция в категории капиталистические потенциально заложена в законах развития самого товарного хозяйства".[17] [17]

Как видим, методология исследования генезиса капитализма остается фактически на уровне метафизического материализма XVIII в. и, следовательно, не позволяет раскрыть ни действительной взаимосвязи стран и регионов в этом процессе, ни, строго говоря, самого процесса развития, разрушения старого и возникновения нового.

Действительно, капитал вырастает на основе товарно-денежных отношений, а капитализм - на основе капитала. Однако, и товарно-денежные отношения, и капитал исторически возникали неоднократно и неоднократно же разрушались. Первый их расцвет приходится на эпоху расцвета Среднего царства Египта и Старовавилонского царства; второй - на период от Нового Вавилона (VI в. до н.э.), где уже возник прообраз европейских торговых домов XVI в. н.э., до Римской империи, когда торговый и ростовщический капитал охватывал все Средиземноморье. Однако, ни в том, ни в другом случае перерастания капитала в капитализм не произошло.

Объяснять это внешними капитализму факторами - значит отрывать его от действительности истории общества, ставить вне ее и над ней как фатальную неизбежность ее направления и конца. На самом деле в законах товарно-денежных отношений заложена и возможность, и невозможность их перерастания в капиталистические. От того, какая сторона этой альтернативы осуществится, зависит, зайдет ли развитие капитала в тупик или перерастет в развитие капитализма. И условия, в которых произойдет последнее, будут внешними для развития капитала, но внутренними для развития капитализма.

Отсюда видно, что капитал и капитализм - не одно и то же. Более того: не при любых исторических условиях капитал становится сущностью капитализма. Известно, что торговый и ростовщический капитал существовал и при рабовладении, и при феодализме. На протяжении обеих этих эпох он не плавает в океане "внеэкономического принуждения", соприкасаясь с ним чисто внешне, а представляет собой уклад ("свое иное") той или другой "докапиталистической" системы производственных отношений, вступая на ее основе во взаимодействие с экономическими отношениями другого типа - натурально-хозяйственными. Так, Б.Ф.Поршнев справедливо отмечал, что прибыли купцов-посредников в средние века являлись по существу присвоением части феодальной ренты.[18] [18] Это значит, что купеческий капитал составлял часть общественных отношений зрелого феодализма, хотя основу феодальных отношений составляет натуральное хозяйство. Точно так же немыслимы без купеческого капитала, без развитых товарно-денежных отношений восточное и античное рабовладение и во- сточный феодализм.

Почему же новый подъем капитала, начавшийся в средние века, привел к иным результатам, чем предыдущие, то есть не к тупику и гибели, а к перерастанию в новое качество - капитализм? И действительно ли сам по себе капитал, и притом только западноевропейский капитал, вызвал к жизни это новое качество?

Прежде всего, говоря о Западной Европе в эпоху Средневековья, нельзя подразумевать региональные границы и региональные особенности Нового времени. Средние века знают совсем иные региональные деления: это в первую очередь регионы "феодального синтеза" (термин Б.Ф.Поршнева), то есть взаимодействия древних центров товарного хозяйства с огромными территориями бывшей варварской периферии, на которых господствовало натуральное хозяйство. Регионы эти примерно совпадают со сферами распространения мировых религий и церковных организаций того времени. Но эти регионы никогда не были изолированы друг от друга, а в ХП-Х1П вв. уже сложилась феодальная эйкумена, охватившая Европу, большую часть Азии и Северную Африку. Она была создана двумя видами международного общения - войной и торговлей. Военные дороги становились торговыми путями, а новые войны велись уже за эти торговые пути. В феодальных вроде бы войнах купец шел вслед за рыцарем-завоевателем, рядом с ним, а иногда и перед ним, как его разведчик (итальянские купцы в Леванте, Марко Поло в Китае, бременские купцы в Прибалтике).

В средние века приняла устойчивый характер начавшаяся еще в древности торговля между странами Дальнего Востока и Средиземноморья по Великому шелковому пути и морскому "пути Синдбада" вокруг Азии. Были проложены новые торговые пути: из Константинополя и Багдада по русским рекам и Балтике в Северную Европу; из Средиземноморья через Сахару в Тропическую Африку и по Индийскому океану в Восточную Африку; Балтику и Средиземноморье связали пути по Рейну, Эльбе, Влтаве и Дунаю, продолжавшиеся через альпийские перевалы в Северную Италию. Именно вдоль этой связки торговых путей раньше всего поднялись города, и именно за нее императоры боролись с папами.[19] [19]

Говоря о борьбе за торговые пути, нельзя забывать о крестовых, походах. Не случайно папы разрешали немецким и скандинавским феодалам вместо Палестины отправляться в земли славян, пруссов, ливов и эстов. Тевтонский орден и Орден меченосцев обеспечили северогерманским купцам контроль над Балтийским морем и устьями впадающих в него рек, что обусловило господство немец- кого патрициата в городах Чехии, Польши, Венгрии и даже Скандинавии. Аналогичным образом походы в Палестину принесли североитальянскому купечеству господство на Средиземном море, хотя для этого крестоносцам пришлось разгромить не только мусульманские государства, но и православную Византию и даже католическую Южную Италию.

Такое тесное взаимодействие и взаимопонимание феодалов и купцов не случайны. В эпоху Средневековья связи капитала с феодальным строем были весьма разветвленными. Они выражались не только в феодально-рентной основе купеческих прибылей, не только в войнах за торговые пути, но и, например, в капитализации своей ренты такими столпами феодальной системы, как монастыри (католические и православные[20] [20]), духовно-рыцарские ордена и сама папская курия, которые выступали в роли ростовщиков и банкиров. Однако на этой стадии капитал развивался еще не на собственной основе. Он развернул еще не всю. систему своих отношений, а только часть ее: товар, деньги, ссудный процент и т.д.

Поскольку капитал развивался не на собственной основе, причины его перехода в качественно иное состояние нужно искать не в нем самом, а в его взаимодействии с натурально-хозяйственной основой феодализма. Уже к XIII в. были исчерпаны возможности ее экстенсивного развития, то есть освоение новых земель стало требовать таких вложений живого и овеществленного труда, которые предполагают разделение и комбинирование общественного труда, выходящее за рамки натурального хозяйства. Больше не осталось незанятых плодородных земель, легко доступных для крестьянской колонизации. Соответственно, прекратились миграции варварских племен; феодальная эйкумена включила в свой состав прежнюю варварскую периферию. Новые земли теперь приходилось либо отвоевывать у природы (например, у моря в Нидерландах), либо добираться до них через моря и горы, либо завоевывать их уже не у варваров, а у других феодальных государств, не менее развитых и сильных. Потребовалось массовое производство новых орудий труда и войны (в том числе транспортных средств), которых натуральное хозяйство обеспечить не могло. Все это резко повысило роль ремесла и торговли. Соответственно, возросло влияние городов и городского патрициата, в руках которого сосредоточивался капитал.

Германские и североитальяиские города монополизировали обе важнейшие трассы евроазиатской торговли - балтийскую и средиземноморскую. Те же североитальянские города извлекли максимум выгоды из завоевании Чингиз-хана и Чингизидов н складывания их империи. Папа Иннокентий IV, в миру Синибальдо Фиески, выходец из богатейшей семьи генуэзских торговцев, в 1246 г, направил своих послов Плано Карпини и Рубрука в монгольскую столицу Каракорум, благодаря чему генуэзским купцам открылись новые пути в страны Востока вплоть до Китая. Самым прибыльным делом была скупка невольников в Золотой Орде и их перепродажа в Средиземноморье - как мусульманам, так и добрым католикам Испании и Италии.[21] [21] Городские республики Северной Италии и Каталонии создали не только широкую сеть факторий, но и значительные колониальные владения на берегах Средиземного и Черного морей, в то время как немецкие города активно участвовали в колонизации Балтийского побережья. В Северной Италии ранняя буржуазия - "пополо грассо" - уже в XIII в, достигает господства, подчиняя себе феодальную знать, скупая ее земли л разоряя крестьян. В XIV в. и в Германии начинается захват общинных земель и лесов феодалами и богатыми горожанами, которые начинают использовать в своем хозяйстве наемный труд.[22] [22] В XIV в. в Италии и Фландрии возникают первые мануфактуры, основанные на наемном труде, а в 1378 г. во Флоренции происходит первое крупное восстание наемных работников - восстание чомпи. В странах же, ставших поставщиками продовольствия и сырья для Северной Италии и Фландрии (Прибалтика, Южная Италия, Арагон, Балканы), происходит, наоборот, закрепощение крестьян.

С точки зрения диалектики капитализм обрел здесь свое бытие, и уже на этом уровне начал разворачивать определения, которые характеризуют его как наиболее эксплуататорскую из всех эксплуататорских формаций. Это - экспроприация общественной (тогда общинной) собственности и разрушение самой общины; максимальная концентрация богатства[23] [23], на одном полюсе и нищеты на другом; использование, а затем усиление неравномерности развития регионов, разделение эйкумены на метрополии и колониально-зависимую периферию. Однако разница уровней развития более передовых и более отсталых регионов Евразии, - "разность потенциалов", капитализируемая ранней буржуазией, -оказалась недостаточной для того, чтобы новый способ производства мог вполне выделиться из старого, не говоря уже о достижении решающего перевеса. Поэтому бытие капитализма вскоре поглотило его ничто - так называемая феодальная реакция.

Следует учитывать, что уже бытие капитализма несло трудящимся эксплуатацию гораздо более жестокую, чем феодальная. Поэтому "феодальная реакция" опиралась не только на враждебную капиталу часть феодальной знати, но и на широкое движение протеста народных масс. Восстания ХШ-ХУ вв. в большинстве своем были направлены против торгово-ростовщического капитала и связанных с ним правителей и землевладельцев. В Англии повстанцы Уота Тайлера расправлялись в первую очередь с итальянскими и фламандскими купцами. Гуситское движение нанесло тяжелый удар немецкому патрициату не только в Чехии, но и в соседних странах. Борьба народов Азии и Восточной Европы против Чингизидов положила конец "режиму наибольшего благоприятствования" для итальянских купцов, и наемная генуэзская пехота полегла на Куликовом поле вместе с золотоордынской конницей.

Во многих странах народным массам удалось значительно улучшить свое положение: крестьяне-общинники укрепили свои владельческие права, та их часть, которая была лично зависимой, добилась личной свободы: ремесленные цехи стали участвовать в городском самоуправлении, потеснив патрициат. Уровень жизни народа в Европе XV в. был выше, чем раньше, и значительно выше, чем в последующие два-три столетия.

Результатом этих процессов стало оформление позднефеодального общества с развитой системой сословно-представительных учреждений действительности феодализма, составлявшей одновременно ничто капитализма. Действительность феодализма возникла не в результата развития его собственной сущности как таковой, а в результате ее реакции на зарождение новой сущности, пока еще на стадии бытия. Феодализм вступил в нисходящую стадию и развивался уже не на собственной основе, а на основе взаимодействия своей сущности - натурального хозяйства - уже не просто с капиталом, а с капитализмом, хотя и не изжившим еще стадии бытия. Таким образом, "феодальная реакция" не прервала, а только притормозила развитие капитализма, ограничив его разрушительные последствия, которые могли бы взорвать его в зародыше. Действительно серьезным препятствием на пути становления капитализма оказались не феодальные отношения, а существование центров капитала, альтернативных итальянскому и германскому, в других частях феодальной эйкумены.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--