Статья: О становлении капитализма как мировой системы
В XII - XV вв. огромных размеров достигла морская торговля между странами Восточной и Южной Азии. Китай, Япония, Сиам, Малайя, Ява располагали первоклассным по своему времени флотом, как военным, так и торговым. В начале XV в. Китаю удалось открыть для себя пути торговли со странами бассейна Индийского океана, направив туда 4)лот под командованием Чжэн Хэ. Флот этот мало уступал "Непобедимой армаде", собранной Филиппом II в 1588 г. - он включал 62 крупных корабля с 27 тыс. человек экипажей. Один из крупнейших торговых портов Китая - Гуанчжоу, по свидетельству европейца-современника, равнялся трем Венециям. В регионе сложилась система международного разделения труда. Никому в Европе не понадобились бы Великие географические открытия, если бы не сложившаяся уже специализация целых стран на выращивании пряностей: гвоздики (Молуккские острова - 750 т. в год), мускатного ореха (острова Банда), перца (о. Суматра), корицы (о. Ланка). Ява снабжала продовольствием Острова Пряностей и Малакку, а Индия - Аден, Ормуз и мусульманские города Восточной Африки. Шелк и фарфор из Китая, индийские ткани - не только дорогие, но и предназначенные для широкого потребления - расходились по всему региону. В Китае уже существовала мануфактура - как рассеянная, так и централизованная, работавшая на местном н привозном сырье (олово из Малайи, кобальтовая краска с Калимантана, ценные породы дерева из. Юго-Восточной Азии). Торговлю вели не только купеческие дома, но н крупные феодалы и государи. Торговые Пошлины составляли значительную часть доходов казны. В регионе имели хождение бумажные деньги.[24] [24]
Страны Европы, Азии и Северной Африки в этот период потому и составляли одну эйкумену, что их связывала общая система хозяйственных отношений. Торговые пути одного региона служили продолжением или дополнением торговых путей другого; так, например, морской путь вокруг Азии соперничал с сухими путями караванной торговли. В пределах эйкумены сложился не один, а несколько, центров мощного торгового капитала, ремесла и мануфактурного производства. Однако ни один из них не превосходил другие настолько, чтобы подавить их экономическим или военным путем. С другой стороны, ни один из них не возвышался над своей феодальной периферией настолько, чтобы путем ее эксплуатации достичь уровня, необходимого для преодоления "феодальной реакции", сопротивления трудящихся и соперничества других центров. Флотоводец Чжэн Хэ мог бы завоевать острова Индонезии, но это не дало бы ни китайскому государству, ни купцам таких выгод, ради которых стоило бы начинать большую войну. Поэтому, ведя борьбу за торговые пути, Чжэн Хэ устанавливал не колониальные, а вассальные отношения. Но впоследствии плавания китайского флота пришлось прекратить, так как они стали казаться слишком разори тельными для казны.
Столь же разорительными казались многим в Италии и Испании проекты плавания Колумба, и, возможно, выгоды западного пути в Индию и Китай в самом деле не скоро возместили бы издержки его поисков. Но Колумбу посчастливилось наткнуться на Новый Свет, который тысячелетиями развивался изолированно от Старого. К тому времени, когда в Евразии сложился поздний (феодализм, материализовавшийся в данном случае в парусных судах и огнестрельном оружии, в Америке сохранялись раннеклассовые общества. Конкистадорам удалось благодаря этому в считанные годы и с минимальными потерями захватить огромное количество драгоценных металлов, которое смогло вызвать "революцию цен". Грабя сокровища инков и отправляя в Европу слитки золота и серебра, конкистадоры, сами того не подозревая, прокладывали путь становлению капитализма: приток драгоценных металлов вызвал повышенный спрос на товары мануфактурного производства и тем самым стимулировал устойчивое развитие мануфактур, а колонизация Америки создала для них рынки.
Мы не хотим сказать всем этим, что без Нового Света капитал так и остался бы докапиталистическим капиталом, и капитализм вообще не возник бы. Но если бы Новый Свет не был тогда открыт или его вообще не существовало (допустим такую возможность), то развитие капитализма было бы полицентричным и потому более медленным. "Восточная неподвижность", которую европоцентристы считают исконной, не возникла бы вообще. Напротив, центры капитала на Востоке и Западе боролись бы между собой за то, чтобы стать метрополиями и превратить остальную эйкумену в свою зависимую периферию. Роль метрополии переходила бы от одного центра к другому, и это делало бы развитие капитализма более сбалансированным. Но в обоих случаях, реальном и гипотетическом, капитализм потребовал бы для своего становления, не говоря уже о развитии, глобального масштаба. В обоих случаях он основывался бы на эксплуатации не только наемного труда, но и зависимых стран и регионов. В этом заключается историческая закономерность. Случайность же состоит в том, что феодальная эйкумена соприкоснулась с другой эйкуменой именно на рубеже XV и XVI веков и притом именно западной; европейской, а не восточной, азиатской, своей оконечностью.[25] [25] Поэтому "разность потенциалов" между Старым и Новым Светом позволила выбиться в метрополии именно Западной Европе, в рекордно короткие сроки вытеснившей и сокрушившей благодаря этому своих соперников. Поэтому все последующее развитие мирового, капитализма стало моноцентрическим, крайне неравномерным н несбалансированным, а потому чрезвычайно далеким от идиллии, которая рисуется взору либералов всех времен и народов.
Поток драгоценных металлов из Нового Света обесценил и фиксированные (феодальные ренты, н старый "феодальный" купеческий и банкирский капитал. Немецкие и итальянские торгово-банкирские дома слишком тесно срослись со старой системой международного разделения труда и международной торговли, которая превращала в капитал феодальную ренту. Что же касается вложения их капиталов в производство, то вкладывались они, в первую очередь, в добычу золота и серебра в Старом Свете. Продукция германских, чешских, словацких рудников служила материальным выражением старой системы товарно-денежных отношений. Вторая волна "революции цен", начавшаяся в конце XVI - начале XVII века, когда в колониях была налажена добыча золота и серебра, привела к резкому снижения их добычи в Европе[26] [26] и к дальнейшему упадку старого торгово-банкирского капитала.
Из-за обесценивания фиксированных рент феодальное имение также оказалось в кризисной ситуации. Это вынудило землевладельцев в широком масштабе сгонять крестьян с земель и заводить на них прибыльное хозяйство. Это могли быть овечьи пастбища (если в Англии отдельные лендлорды огораживали отдельные луга, то в Испании Места - союз грандов-овцеводов "огородила" фактически всю страну, по которой стада перегоняли с зимних пастбищ на летние и обратно). Это могли быть пруды, где разводили рыбу, как в Чехии, или латифундии, обрабатываемые крепостными крестьянами, лишенными собственных наделов, как в Польше и Восточной Германии. Во всех этих случаях сельское хозяйство все больше и больше ориентировалось на потребности мануфактуры, которая нуждалась в сырье для работы и продовольствии для работников. Теперь не купеческая прибыль оказывалась видоизменением феодальной ренты, а, наоборот, феодальная по видимости рента становилась разновидностью предпринимательского дохода.
В этой ситуации, как ни парадоксально, купцы - носители капитала - оказались вместе с тем носителями феодальной системы отношений. Не случайно попытки Фуггеров и Вельзеров включиться в колониальную экспансию очень скоро окончились неудачей, а из горного дела они были вытеснены княжеским предпринимательством.[27] [27] "Новые" же дворяне и князья, какие бы феодальные титулы они не носили, стали, как и конкистадоры, проводниками капиталистических отношении. Капитализм не требует ни от кого анкетных данных, родословного древа и декларации о намерениях; он вовлекает людей в свою сферу независимо от их волн, а часто и помимо нее. Неудивительно, что именно "новое дворянство" оказалось гегемоном всех раннебуржуазных революций, а многие его представители возглавили их, сами того не желая, как, например, Вильгельм Оранский или Кромвель.
К такому историческому результату вела не только эволюция хозяйственной деятельности феодалов, но и параллельная эволюция позднефеодального государства. В ХVI в. почти по всей Европе оно сталкивалось с таким последствием огораживаний и "революции цен" в целом, как огромная масса бродяг - в основном вчерашних крестьян, оторванных от земли. Власти стремились любыми способами отделаться от этих социально беспокойных элементов. Некоторые государи пытались ограничить огораживания, но почти все вынуждены были принимать "кровавое, законодательство" в том или ином виде. Классическим примером, как известно, служат законы Тюдоров, по которым бродяга обязан был наниматься к хозяину, который предложит ему работу, за любую заработную плату. Если работник пытался бежать, его наказывали плетьми, после второй попытки ему на лицо ставили клеймо, после третьей вешали. Какие бы цели ни преследовали Тюдоры, принимая "кровавые" законы, факт их принятия включал абсолютистское государство в капиталистическую систему отношений, так как они вместе с законами о максимуме заработной платы обеспечивали мануфактуры и торговый флот дешевой рабочей силой. С другой стороны, только колониальная экспансия и рост мануфактур дали государственной власти реальные возможности для того, чтобы провести в жизнь "кровавое законодательство" и не быть свергнутой на?