Робинзоны

    Когда корабль тонул, спаслись только двое:
    Павел Нарымский - интеллигент.
    Пров Иванов Акациев - бывший шпик.
    Раздевшись догола, оба спрыгнули с тонувшего корабля и быстро заработали руками по направлению к далекому берегу. Пров доплыл первым. Он вылез на скалистый берег, стал вскарабкиваться по мокрым камням, строго спросил его: - Ваш паспорт! Голый Нарымский развел мокрыми руками: - Нету паспорта. Потонул. Акациев нахмурился. - В таком случае я буду принужден... Нарымский ехидно улыбнулся. - Ага... Некуда!.. Пров зачесал затылок, застонал от тоски и бессилия и потом, молча, голый и грустный, побрел в глубь острова. Понемногу Нарымский стал устраиваться. Собрал на берегу выброшенные бурей обломки и некоторые вещи с корабля, и стал устраивать из обломков дом. Пров сумрачно следил за ним, прячась за соседним утесом и потирая голые худые руки. Увидев, что Нарымский уже возводит деревянные стены, Акациев, крадучись, приблизился к нему и громко закричал: - Ага! Попался! Вы это что делаете? Нарымский улыбнулся. - Предвариловку строю. - Нет, нет... Это вы дом строите! Хорошо-с!.. А вы строительный устав знаете? - Ничего я не знаю. - А разрешение строительной комиссии у вас имеется? - Отстанете вы от меня?.. - Нет-с, не отстану. Я вам запрещаю возводить эту постройку без разрешения. Нарымский, уже не обращая на Прова внимания, усмехнулся и стал прилаживать дверь. Акациев тяжко вздохнул, постоял и потом тихо поплелся в глубь острова. Выстроив дом, Нарымский стал устраиваться в нем как можно удобнее. На берегу он нашел ящик с книгами, ружье и бочонок солонины. Однажды, когда Нарымскому надоела вечная солонина, он взял ружье и углубился в девственный лес с целью настрелять дичи. Все время сзади себя он чувствовал молчаливую, бесшумно перебегавшую от дерева к дереву фигуру, прячущуюся за толстыми стволами, но не обращал на это никакого внимания. Увидев пробегавшую козу, приложился и выстрелил. Из-за дерева выскочил Пров, схватил Нарымского за руку и закричал: - Ага! Попался... Вы имеете разрешение на право ношения оружия? Обдирая убитую им козу, Нарымский досадливо пожал плечами. - Чего вы пристаете? Занимались бы лучше своими делами. - Да я и занимаюсь своими делами, - обиженно возразил Акациев. - Потрудитесь сдать мне оружие под расписку на хранение, впредь до разбора дела. - Так я вам отдал! Ружье-то я нашел, а не вы! - За находку вы имеете право лишь на одну треть... - начал было Пров, но, почувствовав всю нелепость этих слов, оборвал и сердито закончил: - Вы еще не имеете право охотиться! - Почему это? - Еще Петрова дня не было! Закону не знаете, что ли? - А у вас календарь есть? - ехидно спросил Нарымский. Пров подумал, переступив с ноги на ногу, и сурово сказал: - В таком случае я арестую вас за нарушение выстрелами тишины и спокойствия. - Арестуйте! Вам придется дать мне помещение, кормить, ухаживать за мной и водить на прогулки! Акациев заморгал глазами, передернул плечами и скрылся между деревьями. Возвращался Нарымский другой дорогой. Переходя по сваленному бурей стволу дерева маленькую речку, он увидел на другом берегу столбик с какой-то надписью. Приблизившись, прочел: - Езда по мосту шагом. Пожав плечами, наклонился, чтобы утолить чистой, прозрачной водой жажду, и на прибрежном камне прочел надпись: - Не пейте сырой воды! За нарушение сего постановления виновные подвергаются... Заснув после сытного ужина на своей теплой постели из сухих листьев, Нарымский среди ночи услышал вдруг какой-то стук и, отворив дверь, увидел перед собой мрачного и решительного Прова Акациева. - Что вам угодно? - Потрудитесь впустить меня для производства обыска. На основании агентурных сведений... - А предписание вы имеете? - лукаво спросил Нарымский. Акациев тяжело застонал, схватился за голову и с криком тоски и печали бросился вон из комнаты. Часа через два, перед рассветом, стучался в окно и кричал: - Имейте в виду, что я видел у вас книги. Если они предосудительного содержания и вы не заявили о хранении их начальству - виновные подвергаются... Нарымский сладко спал. Однажды, купаясь в теплом, дремавшем от зноя море, Нарымский отплыл так далеко, что ослабел и стал тонуть. Чувствуя в ногах предательские судороги, он собрал последние силы и инстинктивно закричал. В ту же минуту он увидел, как, вечно торчавшая за утесом и следившая за Нарымским, фигура поспешно выскочила и, бросившись в море, быстро поплыла к утопающему. Нарымский очнулся на песчаном берегу. Голова его лежала на коленях Прова Акациева, который заботливой рукой растирал грудь и руки утопленника. - Вы живы? - с тревогой спросил Пров, наклоняясь и нему. - Жив. - Теплое чувство благодарности и жалости шевельнулось в душе Нарымского. - Скажите... Вот вы рисковали из-за меня жизнью... Спасли меня... Вероятно, я все-таки дорог вам, а? Пров Акациев вздохнул, обвел ввалившимися глазами беспредельный морской горизонт, охваченный пламенем красного заката, - и просто, без рисовки, ответил: - Конечно, дороги. По возвращении в Россию вам придется заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет. И, помолчав, добавил искренним тоном: - Дай вам бог здоровья, долголетия и богатства.