Сочинение Сочинение на тему: ОБРАЗ ПЛАТОНА КАРАТАЕВА (Л. Н. Толстой. «Война и мир»)
В одном из своих ранних рассказов «Рубка леса» Л. Толстой показал три типа русских солдат: покорных, отчаянных и тех, кто стремится командовать. Симпатии писателя были на стороне покорных солдат, которые отличались терпением, незлобием и набожностью. Из этого рассказа Л. Толстой «перенес» одного из таких солдат в роман «Война и мир» и поставил в близкие отношения со своим главным героем Пьером Безуховым. Этого солдата, который попал в плен к французам, зовут Платон Каратаев.
Пьер Безухов встретил Платона Каратаева в бараке для военнопленных. В темноте Пьер устроился на соломе в углу и не сразу заметил, что «рядом с ним сидел, согнувшись, какой-то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении». Человек был чем-то занят. Но в темноте Пьер не мог рассмотреть ни человека, ни того, что он делал. Позже он понял, что тот разувался.
Л. Толстой не случайно приводит подробное описание процесса разувания Платона Каратаева. В нем выразилась основательность, неторопливость и терпеливость истинно русской натуры: «Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что-то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что-то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него».
Рассмотреть своего нового соседа Пьер смог при свете дня лишь на следующее утро. «Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко-белые и крепкие... были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь». Платон умел делать любую работу. «Он пек, варил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры».
По мере знакомства Пьер учится у Платона незлобивости, всепрощению, терпеливости, самоотречению, любовному отношению ко всякому человеку. Речь Платона Каратаева наполнена народной мудростью. Буквально в каждой фразе, произнесенной этим простым русским человеком, встречаются крылатые выражения. Когда Платон впервые заговорил с Пьером, тот ощутил такое «выражение ласки и простоты» в его «певучем голосе», что «у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы». Платон успокаивает его следующими словами: «Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить!» А когда Пьер рассказывает о том, как оказался в плену, Платон говорит: «Где суд, там и правда».
В словах Платона выражается народное понятие о правде и справедливости. О своем плене, о войне, о взятии Москвы он говорит: «Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадает: так-то старички говаривали». А когда Пьер просит его уточнить эту мысль, он добавляет: «Я говорю: не нашим умом, а божьим судом». На слова Пьера о том, что ему теперь безразлично, будет у него когда-нибудь нормальная семья и дети или нет, Платон произносит: «От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся».
Глубоким всепрощением и самоотречением наполнен рассказ Платона о том, как он оказался на службе: «Брату бы идти, кабы не мой грех (в чужой роще он воровал лес). А у брата меньшого сам-пят ребят, — а у меня, гляди, одна солдатка осталась». Свои воспоминания он завершает таким выводом: «Так-то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы все судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету».
Удивляет Пьера и молитва, которую Платон ежедневно произносит перед сном и которую, по всей видимости, сам же и сочинил. Она представляет собой поочередное произнесение имени Христа и имен православных святых, наиболее почитаемых в русском народе: Николы-угодника, Фрола и Лавра. Свою молитву Платон заканчивает неизменным выражением: «Положи, Боже, камушком, подними калачиком». А утром, просыпаясь, он произносит: «Лег — свернулся, встал — встряхнулся».
Благодаря встрече с Платоном Каратаевым, разговорам с ним Пьер Безухов понял и осознал нечто жизненно весьма важное, чего раньше не понимал и не замечал, — обретенную близость к народу. Он «чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких-то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе». Вот почему спустя годы все те, с кем пришлось столкнуться в плену, «потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого».
Однако говорить, что образ Платона Каратаева — олицетворение всего русского народа, было бы неправильно. Ведь народ в романе Л. Толстого «Война и мир» — это категория не столько социальная, сколько нравственная. Народ — это творческая сила. Народ — это все лучшее, что есть в русской нации. Народ — это и солдаты, и офицеры Тушин и Тимохин, и партизаны Тихон Щербатый, и старостиха Василиса, и купец Ферапонтов, и Наташа, и князь Андрей, и Пьер, и Кутузов. Для всех, кто составляет народ, характерно общее чувство, которое Л. Толстой называет «скрытой теплотой патриотизма».